Тем не менее его гордость сдалась бы, и несомненно сдалась бы очень скоро, если бы не одно очень странное и неожиданное происшествие.

Пять недель подходили уже к концу, и положение Мартина было поистине отчаянное, как вдруг однажды вечером, когда он только что вернулся к себе на квартиру и зажигал свечу от газового рожка в буфете, перед тем как уныло подняться к себе в комнату, хозяин окликнул его по имени. Мартин немало удивился, так как не сообщал никому своего имени, а, наоборот, старательно скрывал его; и он настолько явно показал свое волнение, что хозяин успокоительно заметил, что это "всего-навсего письмо".

- Письмо! - воскликнул Мартин.

- Для мистера Мартина Чезлвита, - сказал хозяин, читая надпись на конверте, который держал в руке. - Отправлено в полдень. С главного почтамта. Оплачено.

Мартин взял письмо, поблагодарил и поднялся наверх. Оно было не запечатано, а плотно заклеено, и почерк был ему совершенно незнаком. Он вскрыл письмо и нашел внутри, без приложения какой бы то ни было записки, фамилии или адреса, кредитный билет Английского банка в двадцать фунтов.

Сказать, что он совершенно остолбенел от изумления и радости, что он долго переводил взгляд с билета на конверт и обратно, что он тут же бросился вниз проверять, не фальшивый ли билет, а потом поспешно поднялся наверх удостовериться в пятидесятый раз, не проглядел ли он какой-нибудь надписи на конверте, что он совсем запутался и сбился, строя всякие предположения, и ничего не мог понять, кроме того, что деньги налицо и он неожиданно разбогател, - значило бы только перегружать наше повествование излишними подробностями. На первый раз дело кончилось тем, что он решил угоститься хорошим, хотя и скромным, обедом у себя в комнате и, приказав затопить камин, немедленно отправился за покупками.

Он купил вареной говядины, ветчины, масла, французскую булку и вернулся домой, порядком нагрузив карманы. Не совсем приятно было найти комнату полной дыма, что объяснялось двумя причинами: во-первых, тем, что труба оказалась неисправна и дымила, а во-вторых, тем, что, растапливая камин, забыли вынуть один-два мешка и еще кое-какую ветошь, которой затыкали трубу от дождя. Впрочем, это упущение уже исправили, окно подняли и подперли связкой щепок, и, если не считать того, что от дыма щипало глаза и першило в горле, в комнате стало совсем хорошо.

Даже если бы беспорядка было еще больше, Мартин не стал бы к этому придираться, особенно после того как на стол поставили сверкающую кружку портера и служанка ушла, получив от Мартина строжайший наказ немедленно принести стакан горячего грога, как только он позвонит. Вареное мясо было завернуто в афишу, и Мартин расстелил этот документ вместо скатерти на круглом столике, печатной стороной вниз, и разложил на нем закуски. В ногах кровати, которая стояла близко к огню, он устроил буфет и, покончив с приготовлениями, втиснул старое кресло в самый теплый уголок и уселся закусывать.

Он уже начал есть с большим аппетитом, в то же время оглядывая комнату с торжествующим чувством человека, который завтра покинет ее навсегда, когда его внимание привлекли осторожные шаги на лестнице, а потом и стук в дверь, очень тихий сам по себе, однако сообщивший связке щепок такое сотрясение, что она мгновенно вылетела из окна и упала на улицу.

"Должно быть, опять с углем", - решил Мартин и сказал:

- Войдите!

- Не примите за дерзость, сэр, хотя с виду оно и похоже, - ответил мужской голос. - Ваш слуга, сэр. Надеюсь, что вы в добром здоровье, сэр?

Мартин в недоумении смотрел на лицо человека, который кланялся ему с порога; он прекрасно помнил черты и выражение, но совершенно забыл, кому они принадлежат.

- Тэпли, сэр, - сказал его гость. - Тот самый, что раньше служил в "Драконе", а потом ушел искать чего-нибудь повеселей, сэр.

- Ну конечно! - воскликнул Мартин. - Как же вы сюда попали?

- Прямо по коридору, сэр, а потом вверх по лестнице, - сказал Марк.

- Я хочу сказать, как вы меня разыскали? - спросил Мартин.

- Очень просто, сэр, - сказал Марк, - раза два я встречал вас на улице, если не ошибаюсь, а сейчас я глядел в окно колбасной лавки, вместе с голодным трубочистом, как будто нарочно созданным для того, чтобы развеселить человека, сэр, - а вы покупаете вот это.

Мартин покраснел, когда мистер Тэпли указал кивком на стол, и спросил, несколько заторопившись:

- Ну, а потом?

- А потом, сэр, - ответил Марк, - я взял на себя смелость последовать за вами; и так как я сказал внизу, что вы меня ждете, то меня впустили.

- У вас есть какое-нибудь поручение ко мне, раз вы сказали, что вас ждут? - спросил Мартин.

- Нет, сэр, никакого, - сказал Марк. - Это была, что называется, святая ложь, вот как.

Мартин бросил на него сердитый взгляд, но в жизнерадостном лице Марка и в его манерах было что-то такое, при всей веселости далекое от навязчивости или фамильярности, что невольно обезоруживало. Кроме того, Мартин пять недель прожил в одиночестве, и ему было приятно слышать этот голос.

- Тэпли, - сказал он. - Я буду с вами откровенен. Насколько я могу судить и насколько я слышал от Пинча, вы не такой человек, чтобы вас могло привести сюда дерзкое любопытство или еще что-либо столь же оскорбительное. Садитесь. Я рад вас видеть.

- Благодарю вас, сэр, - сказал Марк. - Я уж лучше постою.

- Если вы не сядете, - возразил Мартин, - я с вами не стану разговаривать.

- Очень хорошо, сэр, - заметил Марк. - Ваша воля - закон, сэр. Садиться так садиться. - И с этими словами он уселся на кровать.

- Угощайтесь, - сказал Мартин, подавая ему единственный нож.

- Благодарю вас, сэр, - отвечал Марк, - после вас.

- Возьмите сейчас, а то вам ничего не останется, - сказал Мартин.

- Очень - хорошо, сэр. Если такое ваше желание - пусть будет сейчас. И с этими словами он степенно принялся за еду. Мартин, некоторое время молча жевавший, вдруг спросил:

- Что вы делаете в Лондоне?

- Ровно ничего, сэр, - ответил Марк.

- Как это так? - спросил Мартин.

- Ищу места... - сказал Марк.

- Мне вас очень жаль, - заметил Мартин.

- ...к одинокому джентльмену, - продолжал Марк. - Более желательно, чтобы к приезжему. Предпочтительно что-нибудь временное. За жалованьем не гонюсь.