Он много раз повторил этот осмотр в одном и том же порядке, как будто это было необходимое дело, когда шум колес за окном привлек его внимание и нарушил этот порядок. Выглянув во двор, он увидел крытый фургон, запряженный четверкой лошадей и груженный, насколько можно было разглядеть, зерном и соломой. Возчик, который приехал один, остановился перед харчевней напоить свою четверку и скоро вошел в общую комнату, топая ногами и стряхивая воду со шляпы и куртки.

Это был краснощекий и дюжий молодой парень, щеголь в своем роде и с добродушной физиономией. Подойдя к огню, он в знак приветствия поднес ко лбу указательный палец жесткой кожаной перчатки и заметил (без особенной надобности), что погода нынче из ряду вон дождливая.

- Да, очень дождливая, - сказал Мартин.

- Что-то я и не запомню такого ливня.

- Мне еще не приходилось под таким мокнуть, - сказал Мартин.

Возчик взглянул на забрызганное грязью платье Мартина, на мокрые рукава его рубашки, на пальто, сохнущее перед огнем, и после некоторого молчания сказал, грея руки:

- Попали под дождик, сэр?

- Да, - коротко ответил Мартин.

- Верхом ехали, должно быть? - спросил возчик.

- Ехал бы, если бы у меня была лошадь, - ответил Мартин.

- Плохо дело, - сказал возчик.

- Бывает и хуже, - сказал Мартин.

Возчик сказал "плохо дело" не столько потому, что у Мартина не было лошади, сколько потому, что в его ответе слышался бесшабашный вызов своему положению, заставляя предполагать многое. Ответив возчику, Мартин засунул руки в карманы и засвистал, давая этим понять, что он нисколько не интересуется фортуной и вовсе не желает прикидываться ее любимчиком, когда этого нет в действительности, и что ему нет ровно никакого дела до нее, до возчика и вообще ни до кого на свете.

С минуту возчик глядел на него украдкой, а затем стал греться у огня, время от времени прерывая это занятие свистом. Наконец он спросил, указывая большим пальцем на дорогу:

- Туда или обратно?

- Куда это "туда"? - спросил Мартин.

- В Лондон, разумеется, - сказал возчик.

- Значит, туда, - ответил Мартин. После чего он небрежно кивнул головой, словно говоря: "Теперь вам все известно", - и, засунув руки глубже в карманы, засвистал громче прежнего, но уже на другой мотив.

- И я туда, - заметил возчик. - В Хаунсло, десять миль не доезжая Лондона.

- Вот как? - отозвался Мартин и, перестав свистать, взглянул на него.

Возчик стряхнул над огнем мокрую шляпу, так что зашипело в очаге, и ответил:

- Ну, разумеется.

- Тогда, - сказал Мартин, - я буду с вами откровенен. Судя по моему платью, вы, может быть, думаете, что у меня много лишних денег. У меня их нет. Я не могу заплатить за проезд больше кроны, потому что их у меня всего две. Если вы можете довезти меня за эту цену да еще за мой жилет или вот этот шелковый платок - пожалуйста. Если нет - не надо.

- Коротко и ясно, - заметил возчик.

- Вы хотите больше? - сказал Мартин. - Ну так больше у меня не найдется, и взять мне неоткуда; значит, разговор кончен. - И тут он опять засвистал.

- Разве я говорил, что мне надо больше? - спросил возчик с некоторым даже возмущением.

- Вы не сказали, что с вас этого довольно, - возразил Мартин.

- Да как же я мог, когда вы не даете слова вымолвить? Насчет жилета, сказать по правде, я его и даром не возьму, а уж господский жилет мне и вовсе не нужен; шелковый платок другое дело: ежели останетесь довольны, когда доедем до Хаунсло, я не откажусь от такого подарка.

- Значит, по рукам? - спросил Мартин.

- По рукам, - отвечал возчик.

- Тогда допейте это пиво, - сказал Мартин, подавая ему кружку и с большой готовностью натягивая пальто, - и давайте поедем как можно скорей.

Через какие-нибудь две минуты он заплатил по счету - что-то около шиллинга, растянулся во весь рост на охапке соломы на самом верху воза, слегка приподняв брезент впереди, чтобы удобнее было разговаривать с новым приятелем, и покатил в нужном ему направлении так лихо и весело, что это было одно удовольствие.

Возчика звали Вильям Симмонс, как он вскоре сообщил Мартину, а более известен он был под именем Билла, и его щеголеватая наружность объяснялась причастностью к большой конторе дилижансов в Хаунсло, куда он вез солому и зерно с одной фермы в Вильтшире, принадлежавшей этой конторе. По его словам, он часто ездил туда и обратно с такими поручениями, а также приглядывал за больными и сменными лошадьми, и об этих животных у него нашлось что порассказать, причем рассказ отнял довольно много времени. Он мечтал о постоянной должности возчика и надеялся ее получить, как только откроется вакансия. Кроме того, он был любителем музыки и носил в кармане маленький корнет-а-пистон, на котором, как только умолкал разговор, наигрывал начало множества мотивов, непременно сбиваясь в конце.

- Эх! - сказал Билл со вздохом, вытерев губы ладонью и укладывая свой инструмент в карман, после того как отвинтил и прочистил мундштук. Молодчина Нэд, кондуктор Скорого Солсберийского, вот это так мастер был играть. Вот это был кондуктор. Можно сказать, ангел, а не кондуктор!

- Разве он умер? - спросил Мартин.

- Умер! - пренебрежительно ответил возчик. - Как бы не так! Попробуйте-ка его уморить. Не выйдет. Не так-то он глуп.

- Вы говорили о нем в прошедшем времени, - заметил Мартин, - оттого я и подумал, что его больше нет на свете.

- Его больше нет в Англии, если вы это имеете в виду, - сказал Билл. Он уехал в Америку.

- В Америку? - спросил Мартин, вдруг заинтересовавшись. - Давно ли?

- Лет пять назад или около того, - сказал Билл. - Он тут завел было трактир, только запутался в долгах и в один прекрасный день взял да и сбежал в Ливерпуль, не сказав никому ни слова, а там отплыл в Америку.

- Ну и что же? - спросил Мартин.

- Ну и что же! А когда он высадился на берег без гроша в кармане, в Соединенных Штатах ему, конечно, очень обрадовались.

- Что вы этим хотите сказать? - с раздражением спросил Мартин.

- Что хочу сказать? - ответил Билл. - Да вот что. В Соединенных Штатах все люди равны, верно? Там, говорят, совсем неважно, есть у человека тысяча фунтов или нет ничего, особенно в Нью-Йорке, куда попал Нэд.