- Боже, боже! - воскликнул Том. - Что я наделал? А я-то надеялся, что это будет для вас приятный сюрприз. Думал, вы обрадуетесь.

И в эту самую минуту послышался громкий стук в дверь.

ГЛАВА XXI

Опять Америка. Мартин берет себе компаньона и делает покупку. Нечто об Эдеме, каким он представляется на бумаге. А также о британском льве. А также о том, какого рода чувства высказывала и питала Объединенная Ассоциация Уотертостских Сочувствующих

Стук в дверь мистера Пекснифа, хотя и довольно громкий, нисколько не был похож на шум американского поезда на полном ходу. Может быть, лучше прямо начать главу с этого откровенного признания, чтобы читатель не вообразил, будто оглушительный шум, который сейчас ворвался в наш рассказ, имеет какое-либо отношение к дверному молотку мистера Пекснифа или к тому сильному волнению, в которое бесцеремонность этого молотка повергла в равной мере и мистера Пинча и его достойного патрона.

Дом мистера Пекснифа находится более чем за тысячу миль от нас, и высокими спутниками нашего счастливого повествования снова становятся Свобода и Нравственность. Снова мы дышим благодатным воздухом независимости, снова созерцаем с благоговейным трепетом ту высокую нравственность, которая отнюдь не намерена воздавать кесарю кесарево; снова вдыхаем священную атмосферу, воспитавшую того благородного патриота - о, сколько нашлось у него подражателей! - который мечтал о свободе в объятиях рабыни, а наутро продавал с публичного торга ее и своих детей *.

Как стучат и лязгают колеса, как дрожат рельсы, когда поезд несется вперед! Но вот завыл паровоз, словно его бьют и терзают, как живого раба, и он корчится в муках. Пустая фантазия! Сталь и железо ценятся в этой республике гораздо выше плоти и крови. Если это хитроумное создание рук человеческих заставить работать сверх сил, оно в самом себе найдет средства для мщения; а несчастный механизм, созданный божественной рукой, не обладает такими опасными свойствами - его можно гнуть, ломать и калечить сколько угодно надсмотрщику! Взгляните на этот паровоз! Удовлетворяя оскорбленный закон, налагающий взыскания и штрафы, человек заплатит гораздо дороже, если в разрушительном буйстве искорежит эту бесчувственную массу металла, чем если убьет двадцать себе подобных.

Машинист того поезда, шум которого привлек наше внимание в начале главы, не смущался такими размышлениями; маловероятно, чтобы его вообще тревожили какие-нибудь мысли. Сидя в равнодушной позе, скрестив руки я положив ногу на ногу, он курил, прислонившись к стенке; и кроме тех случаев, когда он выражал коротким, как его трубка, ворчаньем одобрение кочегару, который от нечего делать швырял дровами в коров, забредавших на рельсы, он сохранял невозмутимое спокойствие, как если бы паровоз интересовал его не больше какого-нибудь поросенка. Несмотря на полную неподвижность этого должностного лица и его душевное равновесие, поезд шел полным ходом, и так как рельсы были уложены очень небрежно, его потряхивало и подталкивало на ходу довольно часто и довольно ощутительно.

Паровоз тащил за собой три длинных крытых вагона: вагон для дам, вагон для мужчин и вагон для негров - последний из уважения к его пассажирам был выкрашен в черную краску. Мартин с Марком Тэпли ехали в первом вагоне, самом удобном; он был далеко не полон, а потому в него пускали также и джентльменов, лишенных, как и они, удовольствия ехать со своими дамами. Оба они сидели рядом и были заняты серьезным разговором.

- Значит, Марк, - говорил Мартин, озабоченно глядя на своего спутника, - вы рады, что мы распростились с Нью-Йорком?

- Да, сэр, - сказал Марк, - я рад. Очень даже рад!

- Разве вам там не было "весело"? - спросил Мартин.

- Наоборот, сэр, - ответил Марк. - Самой веселой неделей в моей жизни была как раз эта неделя у Паукинсов.

- Что вы думаете о нашем будущем? - спросил Мартин с таким выражением, которое ясно говорило, что он долго не решался задать этот вопрос.

- Чего уж лучше, сэр, - ответил Марк. - Невозможно подобрать для города название удачнее, чем Долина Эдема. Лучше и не придумаешь места, где поселиться, как в Долине Эдема. А еще говорят, - прибавил Марк, помолчав, там уйма змей, - значит, все, как полагается, на своем месте.

Лицо Марка нисколько не омрачилось при этом радостном сообщении, наоборот - так просияло, что посторонний человек мог бы предположить, будто он всю жизнь стремился попасть в общество змей и теперь с восторгом приветствует исполнение своих заветных желаний.

- Кто это вам сказал? - сурово спросил Мартин.

- Один военный, офицер.

- Подите вы к черту, только насмешили! - воскликнул Мартин, невольно расхохотавшись. - Какой офицер? Вы же знаете, что их тут видимо-невидимо.

- Как огородных пугал в Англии, сэр, - подхватил Марк, - те тоже военные, вроде здешнего ополчения: мундир, жилет, а внутри палка. Ха-ха! Не обращайте внимания, сэр, это со мной бывает. Не могу не смеяться. Ну как же! Один из этих захватчиков-победителей у Паукинсов говорит мне: "Верно ли, я слышал, - говорит, и не то чтобы гнусит, а так, будто у него в носу сидит пробка где-то очень глубоко, - верно ли, что вы едете в Долину Эдема?" - "Я тоже слыхал что-то в этом роде", - говорю я. "О! - говорит он. - Так если вам случится там лечь в кровать, а это может случиться, говорит, со временем цивилизация все совершенствуется, так не забудьте захватить с собой топор". Я гляжу на него во все глаза. "Блохи?"- спрашиваю. "Хуже", - говорит он. "Вампиры?" - спрашиваю. "Хуже", - говорит он. "Так что же еще?" - спрашиваю. "А еще змеи, - говорит он, - гремучие змеи. До некоторой степени вы правы, незнакомец. Всякая мелочь там тоже водится, разные кусачие кровопийцы, которые любят пастись на человеческой шкуре, только на них обращать внимания нечего, с ними даже веселей. А вот змеи, говорит, против них вы будете возражать; как проснетесь и увидите, что она стоит торчком на вашей постели, вроде штопора без ручки, так прямо и рубите ее сплеча, она ядовитая".

- Почему вы мне раньше этого не сказали? - воскликнул Мартин с таким выражением лица, которое являло полную противоположность жизнерадостной улыбке Марка.