- Еще бы! Иначе и быть не могло! - подхватила неугомонная Фанни. - Если уж тут красуются перед всеми под ручку с нищим! (Снова выстрел из духового ружья.)

- Отец, дорогой! - вскричала Крошка Доррит. - Я не хочу оправдываться в том, что нанесла вам такой жестокий удар - нет, нет, видит бог, не хочу! Она заломила руки в безысходном отчаянии. - Я только прошу вас, умоляю вас успокоиться и забыть об этом. Но я бы не привела с собой этого старичка, если б не знала, что вы сами всегда так добры к нему, так ласково и приветливо его встречаете - поверьте мне, отец, я бы никогда этого не сделала. Пусть я виновата, но это вина невольная. Ни за какие блага мира я бы не захотела, чтобы хоть одна слезинка пролилась из ваших глаз, любимый мой, дорогой мой отец! - Сердце у Крошки Доррит готово было разорваться от горя.

Тут Фанни громко всхлипнула, то ли от злости, то ли от раскаяния, и тоже ударилась в слезы, твердя, что хотела бы умереть - пожелание, постоянно высказывавшееся этой молодой особой, когда ее гнев начинал утихать, а досада на других сменялась досадой на себя.

Между тем Отец Маршалси привлек младшую дочь к себе на грудь и стал гладить ее по голове.

- Ну, ну. Полно, Эми, полно, дитя мое. Я постараюсь забыть об этом как можно скорее. Я (с истерическим смешком) - я заставлю себя забыть. Ты совершенно права, мой ангел, я всегда ласково встречаю своего старого протеже и всегда рад его видеть - кхм - как своего старого протеже, - я даже стараюсь, насколько позволяют мои обстоятельства, оказать покровительство и поддержку этому - кхм - надломленному тростнику - пожалуй, уместно будет дать ему такое название. Все это так, ты совершенно права, дорогое дитя мое. Но при всем том я сохраняю - позволю себе употребить это выражение, - я неизменно сохраняю чувство достоинства, собственного достоинства. Так вот, видишь ли, есть веши, которые несовместимы с этим чувством и ранят (он всхлипнул), да, болезненно ранят его. Не то огорчает меня, что моя добрая Эми внимательна и - кхм - снисходительна к моему старому протеже. Но я не могу видеть - буду говорить прямо, чтобы скорее покончить с этим тягостным разговором, - как мое дитя, моя дочь, моя родная дочь входит в это заведение с людной улицы - улыбаясь! улыбаясь! под руку с - о боже, боже! - с человеком в ливрее!

Это обозначение внеисторического сюртука удрученный старец произнес сдавленным голосом, воздев к небу руку с зажатым в ней платком. Он, верно, нашел бы и другие горькие слова для выражения своей душевной муки, но тут в дверь постучали (уже не первый раз), и Фанни, к этому времени изъявившая не только желание умереть, но и готовность лечь в могилу, крикнула:

- Войдите!

- А, Юный Джон! - произнес Отец Маршалси мгновенно изменившимся, спокойным тоном. - Что скажете, Юный Джон?

- Вам просили передать письмо, сэр, и еще кое-что на словах, а так как я случайно был в караульне, когда туда явился посланный, то и взял это поручение на себя. - Говоря, он с беспокойством косился на Крошку Доррит, скорбно поникшую на полу, у ног отца.

- Очень мило с вашей стороны, Джон. Благодарю вас.

- Письмо от мистера Кленнэма, сэр, это ответ; а на словах ведено передать, что мистер Кленнэм шлет поклон и сам зайдет попозже засвидетельствовать свое почтение вам, и (с возрастающим беспокойством) мисс Эми.

- Превосходно! - взяв письмо и обнаружив в нем банковый билет, Отец Маршалси слегка покраснел и снова погладил Эми по голове. - Благодарю, Юный Джон. Весьма признателен за услугу. Посланный дожидается?

- Нет, сэр, ушел.

- Благодарю еще раз. Как поживает ваша матушка, Юный Джон?

- Благодарю вас, сэр. Здоровье у нее немного расстроено - да по правде сказать, и у всех в семье, кроме разве отца, - но, в общем, ничего, сэр.

- Передайте ей от нас привет, Джон. Самый сердечный привет, так и скажите.

- Благодарю вас, сэр, передам непременно. - И мистер Чивери-младший пошел восвояси, мысленно повторяя только что сочиненную новую эпитафию, которая гласила:

Здесь Покоится Прах

ДЖОНА ЧИВЕРИ,

Который такого-то числа,

Увидев Владычицу Своего Сердца в Горе и

Слезах, Не в Силах Был Вынести Это Душераздирающее

Зрелище

и Воротившись Под Кров Безутешных Родителей,

Собственной Рукой

Положил Конец Своему Бренному

Существованию.

- Ну, полно, полно, Эми, - сказал Отец Маршалси, как только за Юным Джоном затворилась дверь. - Забудем о том, что произошло. - В последние несколько минут в его настроении произошла разительная перемена; он почти развеселился. - А где же, однако, мой старый протеже? Нехорошо так долго оставлять его одного; он может подумать, что его приходу не рады, а мне это было бы неприятно. Сходи за ним, дитя мое - или я сам схожу.

- Лучше вы, если вам не трудно, отец, - сказала Крошка Доррит, силясь унять все еще душившие ее рыдания.

- Разумеется, мой ангел, разумеется. У тебя глаза красные. Я об этом не подумал. Ну, ладно, успокойся, Эми. Не тревожься обо мне, все уже прошло, душа моя, - видишь, совсем прошло. Ступай приведи себя в порядок к приходу мистера Кленнэма.

- Мне бы не хотелось быть здесь, когда придет мистер Кленнэм, отец, сказала Крошка Доррит, которой вдруг стало еще трудней справляться со своим волнением. - Я лучше останусь в своей комнате.

- Ну, ну, душа моя! Что за ребячество! Мистер Кленнэм достойнейший человек, настоящий джентльмен. Чересчур замкнутый, пожалуй, но настоящий джентльмен, я на этом настаиваю. Как это можно - не выйти к такому гостю! И слышать об этом не хочу, особенно сегодня. Ступай, Эми, освежи лицо и приведи себя в порядок; ступай, ступай, будь умницей.

Крошке Доррит ничего не осталось, как только послушно исполнить полученное приказание; она лишь на миг задержалась, чтобы в знак примирения поцеловать сестру. Упомянутая молодая особа обреталась в полном смятении чувств, успев утратить вкус к тому печальному исходу, в котором рассчитывала найти облегчение, но ее осенила блестящая мысль, которую она не замедлила высказать вслух: пусть лучше умрет старый Нэнди, по крайней мере перестанет сюда таскаться, мерзкий, нудный старикашка, и сеять раздоры между сестрами.

Между тем Отец Маршалси, - развеселившись до того, что даже сдвинул немного набекрень свою черную бархатную ермолку и что-то напевал себе под нос, - спустился во двор и обнаружил своего старого протеже у караульни, где тот так и простоял все это время со шляпой в руке.