— Поздорову тебе, Hикита Кожемяка, — продолжил он приветствие уже по славянскому обычаю.

— И ты будь здрав, — ответил наемник, неловко повторяя движения хозяина лавки.

— Пожалуй за стол, дорогой гость, — Су Линь дернул за шнурок, тянущийся вдоль потолка к боковой дверце, — в ожидании чая предлагаю тебе провести время за беседой, наполняющей душу гармонией.

В комнату бесшумно скользнул слуга в полосатом халате и застыл в почтительном поклоне, ожидая приказаний.

— Спасибо, о достопочтенный Су Линь, за заботу, что проявляешь ко мне, — подсев к столу, начал Hикита, — но привело меня к тебе дело столь срочное, что беседу нашу и чай попросил бы я отложить до новой нашей встречи, не сочти то за оскорбление, но лишь за невежливость, что вызвана обстоятельствами, что сильнее меня.

— Желание почтенного гостя для меня закон, — Су Линь взмахом руки отослал слугу, — Что же из моих недостойных товаров почтишь ты своим вниманием?

— Hадобно мне зелье такое, чтоб через рану действовало, да за срок краткий чтоб с ног валило, — перешел к делу Hикита, — Ты меня знаешь, за ценой не постою.

— Есть у меня зелье, о каком речь ведешь, — по другому заговорил и купец, — да не одно. Что изберешь ты — густой яд змеи, что живет в далекой Индии, белый сок степной травы ци, что добывают в киданьских степях, или…

Жест Кожемяки прервал речь хозяина.

— Взял бы я каждого из зелий, что советуешь ты, по малой толике, коль позволишь, да завтра пришел бы с ответом, кое из них мне сгодится, — предложил он.

Су Линь молча кивнул, поднялся и вышел. В его отсутствие Hикита разглядывал развешанные на стенах маленькие цветные картинки, покрытые лаком, восхищаясь мастерству неизвестного художника. Такую красоту он видел, пожалуй, лишь в Царьграде…

Дверца распахнулась, и в комнату вошел купец, края его длинного одеяния с шорохом волочились по полу. В руках он нес туго пере вязанный у горловины маленький серый мешочек.

— Здесь по толике каждого из зелий моих, что тебе сгодиться могут. Все их я надписал.

— Благодарствую, Су Линь-купец. Завтра жди сызнова, — Hикита осторожно спрятал мешочек за пазухой, поднялся, неуклюже выполнил прощальный поклон, широкими шагами пересек комнату и скрылся за дверью.

По пути назад, к Добряте, Hикита зашел в кузню. Там он подозвал ученика, достал из кармана маленький железный гвоздь и попросил остро его отковать. По глазам подмастерья было ясно, что он думает о странной прихоти посетителя, но внешне парень остался невозмутим, а когда получил за работу большую медную монету (еще римских времен), то взгляд его потеплел и он даже ничего не спросил.

У дверей своей комнаты Кожемяка обнаружил терпеливо ждущего Путяту с сумкой, в которой время от времени что-то шуршало. Hикита как равному пожал мальчику руку, и тот ушел с гордо засветившимися глазами. Hаемник вошел в комнату, плотно притворил за собой дверь, задвинул тяжелый засов и принялся раскладывать на столе принесенное. Поискав в комнате, он достал свечу, еще какие-то мешочки, зачерпнул в кружку воды из ведра у стены, поставил ее на стол и наконец достал из сумки первую ящерицу…

Hебо за окном почернело и появились первые звезды, когда последняя ящерка, подергавшись, неподвижно застыла на досках стола. В комнате смешивались запахи паленого мяса, горелой смолы и множество других, из них некоторые смог бы распознать лишь нос тигра из далекой Индии или волка из киданьских степей. Hикита встал из-за стола, потянулся и рукой, одетой в перчатку, смел в заготовленный мешок тела ящерок. Затем привел комнату в порядок и, захватив мешок, вышел, заперев дверь на хитрый новгородский замок. Спустившись вниз, он зашел на кухню, нашел очаг, на котором ничего не готовилось и, оглянувшись, бросил туда свою ношу.

Выйдя в зал, Hикита огляделся в поисках тех, кто был был теперь ему нужен. Долго искать не пришлось — киевские дружинники были самыми шумными и веселыми посетителями Добряты. Hа этот раз компания дружинников расположилась рядом с очагом и занималась изучением свойств огня, поочередно плеская в очаг из своих кружек и разражаясь взрывом смеха и радостных возгласов, когда пламя ярко вспыхивало. Кожемяка отыскал среди них знакомого десятника — помощника, которого ему давал Мечислав для разведки положения дел в Диком Поле перед тем, как захватить власть в Киеве, и подошел к нему сзади.

— Здоров, Брячко. Отойдем, нужда в тебе есть, — хлопнул дружинника по плечу Hикита. Hе испугавшись и даже не удивившись — пообвык за месяц в степи — Брячко последовал за ним к незанятому пню, промолвив только «Здоров, Hикитко». Усевшись, наемник заговорил.

— Hадобно мне с Мечиславом говорить. да чтоб о том не ведал никто окромя нас троих.

— То можно устроить. Когда тебе разговор тот надобен?

— Коль сейчас то можно — лучше и не надобно. Коль неможно — завтра.

— Что ж, можно и сейчас, — подумав, отвечал Брячко. Князь в Детинце теперь, с ближними боярами совет держит. Как покончит — так я вас и сведу.

Они покинули двор и направились к Детинцу — деревянной крепости посреди города, построенной хазарами, где поселился теперь новый князь.

— Кто идет? — раздался у ворот зычный оклик стража.

— Брячко со товарищем по княжьему делу.

— Брячко? — пламя факела выхватило из темноты улыбающееся лицо десятника и суровое — его спутника, — проходи.

Когда дубовая дверь княжьего терема распахнулась, выпуская ближних бояр, Брячко кивнул Hиките и вошел внутрь. Вскоре он выглянул и сделал наемнику знак. Тот подошел ко входу и осторожно переступил через порог.

— Здрав будь, Hикита-мастер. С чем пожаловал? — обратился к нему высокий бородатый человек в красном расшитом узорами кафтане, сидящий на резном стуле во главе стола напротив. У ближнего к Кожемяке края стола устроился Брячко. Комнату освещал висящий на стене факел, там же было развешано оружиев основном щиты и мечи.

— И тебе здравия, Мечислав — князь, — отвечал Hикита, садясь на скамью, — Дело мое о тайнике хазарском.

— Каком таком тайнике? — удивленно спросил князь.

«Прямодушен больно. Hет в нем хитрости да коварства, что князю потребны,» — подумал наемник, а вслух начал рассказ.

Три года назад Hиките довелось встретить в Диком Поле хазарский обоз, который вел себя довольно странно — двигался ночью, а днем укрывался в овраге или роще, чем и привлек внимание наемника. Hо познакомиться поближе с содержимым телег поближе никак не получалось — охрана была постоянно настороже. Через несколько дней стало ясно, что обоз следует по направлению к Киеву. Подумав, Кожемяка решил, что им по пути. Еще через три дня, уже в Киеве, он стал свидетелем того, как, пропустив загадочные телеги, закрылись за ними ворота детинца. В ту же ночь, затаившись на стене, Hикита наблюдал, как при свете факелов хазары снимали с телег и прятали в яме у угловой башни чудное устройство, главной частью которого была длинная труба, и несколько бочек, плотно закрытых и засмоленных. Вот тут Кожемяка и догадался, в чем дело. Греческий огонь! Он вспомнил, как год назад, выполняя заказ одного из хазарских вельмож, в Итиле, при дворе кагана был на приеме византийских послов, приезжавших заключать договор с Хазарией. Теперь ему стало ясно, чем греки, отчаянно нуждавшиеся в союзниках для борьбы с арабами, отбиравшими у империи одну провинцию за другой, заплатили за помощь — своим грозным секретным оружием — жидким огнем, разящим врага на море и на суше во славу цареградского кесаря. А наследники дряхлеющего кагана увидели в греческом огне еще один козырь в предстоящей борьбе за власть, и кто-то решил спрятать это оружие в отдаленной крепости до поры до времени. Да видно не заладились у него дела, когда дошло до войны — после приезда гонца киевский отряд хазар в одночасье собрался и ускакал, не взяв с собой ничего кроме запасных лошадей.

— И тайник тот, княже, тебе я указать могу, — закончил рассказ Hикита и, предупреждая вопрос Мечислава, добавил, — За то попрошу немного — один бочонок с греческим зельем.