Четвертый, безымянный палец на руке старой друидессы был уродливо согнут безобразным крючком. Это была память о падении с обрыва, когда ее пытались убить по наущению родной сестры предатели-друиды Ткач и Рябинник. Тогда Ралина умудрилась зацепиться именно этим пальцем о крепкий корень, выступавший над самым дном оврага. Палец едва не оторвало, но он выдержал тяжесть тела, смягчив падение и таким образом самоотверженно спасши своей хозяйке жизнь. Она из последних сил успела создать правдоподобную иллюзию и, теряя силы и сознание, отползла, невидимая, в тот самый миг, когда на творение ее магии убийцы сбросили огромный валун. Далее Искусство наведения иллюзий сработало само, не оставив у ее убийц и тени сомнения, что камень вдрызг раздавил их жертву.

Ралина не знала, что ее убийцы в знак подтверждения выполненного дела предъявили Клотильде отрубленный палец правой руки "старой долговязой ведьмы". Позднее Клотильда прознала, что Ралина осталась жива, с помощью зорзов отыскала Ткача и приперла его к стенке. Тот вынужден был признаться, что не знал о таком мастерстве наведения Иллюзий, но божился, что отрубил палец с еще живого тела из плоти и крови. Клотильда подвергла палец испытанию Естества, которому не сумела бы противостоять самая искусно наведенная иллюзия, и уверовала, что на этот раз Ткач не солгал - палец был настоящий, из плоти и крови Впрочем, она решила лично выведать это у самой Ралины, и по ее поведению поняла: мерзавка-сестра прячет именно правую руку от чужого глаза, следовательно, предполагает, что ее оторванный палец мог оказаться в чужих руках, хотя и не была уверена в этом окончательно.

Так Клотильду вновь подвело ее некогда безошибочное чутье, на этот раз смертельно. Или мастерица пыточных дел просто забыла, когда она в последний раз чувствовала себя женщиной.

Где взял Ткач отрубленный палец, кто стал его несчастной жертвой, или же он попросту купил его за грош у какого-нибудь алчного лекаря - так никто никогда и не узнал. А Ралине сейчас было вовсе не до того.

Из груди Клотильды по-прежнему торчал нож. Кроме того, вся верхняя половина тела и горло Клотильды были сильно обожжены - заклятье Костей обладало страшной силой, которую не сдержали до конца даже магические щиты некромантки.

Ралина опустилась возле сестры на колени, покрепче взялась за рукоять и рывком выдернула нож. Лезвие его, как ни странно, было чистым; казалось, Клотильда была уже настолько дряхлой и высохшей старушенцией, что жизнь выпила из нее все соки до последней кровинки. Ралина сурово поджала губы, вспомнив, что она всего лишь на пять лет старше Клотильды, и решительно отогнала неприятные ей мысли прочь. До поры до времени.

Сейчас она стояла над поверженной сестрой и видела ее широко раскрытые глаза. Они были устремлены в небо, но едва Ралина остановилась над ней, Клотильда застонала и с усилием сделала попытку повернуть голову в ее сторону. Но Ралина и представить себе не могла, что мучило ее сестру в эти последние мгновения ее жизни.

- Заклятье... Образа... - прохрипела Клотильда. - Что ты... там... видела? С-с-с-ка-жи-и-и...

Ралина посмотрела на нее сверху вниз, едва ли не с сожалением, но промолчала. Тогда Клотильда из последних сил приподняла голову и протянула дрожащую руку к сестре.

- Заклинаю... скажи-и-и...

- Ты и перед смертью не унимаешься, сестричка, - сокрушенно покачала головой друидесса. - Кроме "заклинаю" в тебе уже ничего живого, по-моему, не осталось. Эх, ты...

- С-с-с-с... - из горла старой ведьмы вырвался только воздух, у нее уже совсем не было сил даже пошевелить языком.

Ралина привстала, подобрала с травы свой грязный и мокрый плащ, свернула его валиком и, приподняв сухонькую головенку сестры, подложила Клотильде эту последнюю в ее жизни подушку. Затем поджала губы, вытерла рукавом свое грязное и взмокшее лицо и проговорила мягко и укоризненно, чуть ли не с сестринской заботой:

- Я видела твою душу, сестричка. Пустую и сгоревшую дотла, в которой уже нет места даже для ненависти. Это был последний костер твоей души, Клотильда.

Старая друидесса выговорила имя сестры с явным усилием, как что-то забытое, очень далекое и уже никогда не возвратимое. Клотильда молча лежала, судорожно хватая беззубым ртом воздух, и в горле у нее тихо булькало.

- Прежде я бы сказала, что это выглядело очень страшно, - старая друидесса, казалось, разговаривала сама с собой, но она знала наверняка сестра ее слышит. Пока еще слышит.

- Теперь же отвечу: нет! Поскольку я не знаю, какой мою душу видела ты, сестричка. А теперь вот что я тебе скажу, Клотильда.

И высокая могучая старуха с грустью взглянула на старуху-сестру, хилую и тщедушную. Быть может, это было случайным совпадением, но в ту же минуту хрипы и клокотание в горле и груди Клотильды утихли, и ее лицо стало понемногу светлеть и разглаживаться.

- Твое время вышло, и настает смертный час. Я больше не держу на тебя зла, Клотильда. Ты же - как знаешь, - друидесса сокрушенно покачала головой и тяжело вздохнула. - А теперь тебе пора заснуть. Уже очень поздно. А я посижу тут немного возле тебя, пока ты не уснешь.

И Ралина, некогда - Верховная друидесса балтов и полян, а в этот миг просто смертельно усталая старая женщина, знающая все небесные сроки, но не знающая сроков земных, опустила руку на маленькую, совсем крошечную головенку младшей сестры и провела ею по жиденьким седым волосам. Тело ведьмы вздрогнуло, по нему раз за разом пробежала длинная и мучительная судорога. Ралина скользнула рукой по худенькой шейке сестры и по-сестрински заботливо поправила воротничок и застегнула отошедшую пуговку веселого малинового цвета. Рука Клотильды, глаза которой уже закрылись, вдруг ожила, медленно поднялась, затем потянулась к горлу, опустилась на руку старой друидессы и накрыла ее ладонь слабеющими, уже совсем безвольными пальцами. Они медленно сжались, бессильно обхватив руку сестры, и осторожно, чуть ли не с нежностью, коснулись согнутого уродливого безымянного пальца Ралины. И в этот миг душа ее отлетела.

А Ралина еще долго сидела у изголовья сестры, задумчиво глядя невидящими глазами в непроглядную темень весенней ночи. А когда звезды стали бледнеть, и вдали забрезжил рассвет, она поднялась и отправилась в лес собирать сучья для костра, думая и внутренне ужасаясь тому, в какие несусветные дали отправилась эта бесконечно одинокая и заблудшая душа.