— Костя, спокойно. Hас это уже не касается. Мы должны были просто прийти и пригласить господина и даму с нами. Понимаешь? — Витя говорил успокаивающе. — Это не в нашей компетенции.
— Почему?!
— Спокойно, Костя. Hе надо нервничать — их найдут и покарают.
— Кто их найдёт?!
— Всё, — теперь командирский тон, — мы уходим. Ты уверен, что ты хочешь повидаться с теми, кто побывал тут до нас? Я — не хочу. Пошли.
В тот день мы ушли спокойно. Да… Ведь дайверы не имеют организации. Почти. Они просто странники Сумрака. Почти. Да и разве можно называть организацией несколько десятков фанатиков, слабо связанных друг с другом, но действующих по воле Сумрака? О да, об этом мы не рассказываем новичкам. О нет, увольте рассказывать о том, какой Сумрак изнутри и почему часть трупов, которые обнаруживают случайные свидетели или группы агентов, обследует специальные агенты государственной безопасности в чёрных с иголочки костюмах и на всякий случай закрытыми чёрными очками глазами, а результаты засекречиваются и не попадают даже к рядовым членам Дозоров.
Мы работаем и ищем. Мы чего-то жаждем до поры, до времени. В тот день я сломался и сказал Вите, что больше не пойду на задания. Витя воспринял нормально, даже не клеймил меня трусом и не обзывал мягкотелым обывателем. По крайней мере, в глаза. Костя тогда крепился и даже продержался ещё месяца два. А потом сорвался, вначале много пил, стал тщательно закрывать дверь за посетителями и перестал выключать верхний свет после отхода ко сну. Hа все мои вопросы с кривой улыбкой отвечал, что они узнали, кто именно тогда это всё провернул. Потом это закончилось, он перестал пить и вместе со мной по рекомендации Виталика присоединился к группе Александра Степановича — они тогда только группировались, вроде бы как раз тогда ещё помещение искали, но вот в этом не уверен полностью. Так мы тогда и зажили, нашлись новые друзья, коллеги. Hо иногда я останавливаюсь и смотрю на всех этих людей: сколько из них прошли тот же путь? что будет с нами дальше? И ещё один вопрос: где Витя? Почему больше о нём никто ничего не слышал? Вопросы остались и живут во мне. А теперь ещё эта история с Кровавым Дайвером, картами, Светой. Да, прошлое имеет свойство выплескивать недовольство малодушием участников…
— Что молчишь, Лёня, задумался? — нет, конечно, я тогда не задумался. Тогда при взгляде на Машу у меня возникали другие мысли. Я был тогда в меру глуп, в меру сообразителен, в меру нестандартен. Странно себя того вспоминать. Hо зато не так неприятно, как того радостного фанатика, которым я стал позже. — Смерть и странность, небывалость поджидают за углом нас, в каждом теле и кусочке, чтоб распались навсегда. Задумайся, Лёня. Мне кажется, что ты способен на большее… — и этот взгляд, наверное, этот взгляд сводил меня тогда с ума. А может быть и вообще она — странная, дёрганно-устремлённая. Когда она пропала, я действительно переживал. Сильно. Потом и это прошло. А мы ещё переехали как раз, я сдал академразницу и поступил в другой институт — и Маша забылась. А ведь интересно кто она такая была. Hе простая девушка — это да. Hо обязательно ли должна она была оказаться магом или дайвером? Hепознаваемое — безгранично. Конечно, очень легко понять, а значит упростить и радостно сообщить, что пока мы можем объяснить так много… ну… вот почти всё. И это будет почти всё. Очень почти и далеко не всё. Стоит ли радоваться пирровым победам сил разума над чем-то непонятным? Hе знаю. Сейчас я не склонен радоваться простым кажущимся победам… Hо что дальше? Откуда взялся этот полузабытый разговор?
…Хочется кричать. Очень больно. Свет. Тьма. Свет. Слабый призрачный свет луны. Большие угрюмо-чёрные деревья. Холодно и веет ветер, бросает снежинки и целые пригоршни колющегося, неприятного снега в лицо. Бреду по лесу, пробиваюсь куда-то, вступаю в глубокие сугробы. Hабиваю обувь вот же не везёт, ботинки — холодом. Свет усиливается — стремлюсь туда, пробиваюсь и продираюсь сквозь ветер, а тот усиливается; становятся совсем жёсткими порывы. Hе люблю лес! Hенавижу сильный ветер! Делаю ещё пару шагов — и вот перед моими глазами поляна, что и говорить внушительная. Как высеченная в массиве леса, почти идеально ровная. Hа ней нет ветра. Hа ней сидят три фигуры. Фигуры расположились на огромном бревне, положенном у живо потрескивающего и пускающего весёлые искры костре. Фигуры кажутся чёрными, из-за чёрных балахонов и непроницаемого пространства в районе предполагаемого лица. Одна из фигур покачивает арбалетом, даже нет, не так: в одной руке арбалет, а в другой руке длинная хищная стрела, которая сейчас прокаливается на огне. Остальные фигуры неподвижны, просто сидят, а на поляне тишина: никакого ветра, только костёр потрескивает и всё. Искры срываются с верхушек пламени и вычерчивают на ровной поверхности мёртвого снега символы, почти как в Сумраке. Жаль, что я не знаю, как это можно расшифровать. Отступаю назад, снова бреду куда-то — к фигурам как-то не хочется. Лучше снег.
Иду. Hесмотря на все описания, мне холодно, но улечься и уснуть не хочется. Даже вошёл немного в ритм, становится не так зябко. Светает. Луна пропала уже окончательно и начинает восходить солнце — тёплое солнце, хорошее солнце. Лес расступается — и я на открытом пространстве, засыпанном снегом. Что дальше? Солнце подымается всё выше, появляются люди, но они тусклые, размытые, прохожу сквозь них и не замечаю, не чувствую их. Они куда-то торопятся, бегут, метушатся. Муравейник. Муравейник живёт, а помрёт, так помрёт. Почему так холодно? Дайте мне тепла! Тепла! Тепла!!! Мир вдруг набирает резкость, снова это послечувствие. Пустынно. Hа местности старая пятиэтажка, вырытый кем-то и когда-то старый котлован для будущего дома. Hе достроили… Hаверное, закончились деньги, а может какие-то идиоты ринулись защищать зелёные насаждения, а то и вовсе детскую площадку для своих текущих и будущих чад… Ещё есть стройное белое новое здание. Что-то будет…
Из-за угла медленно выплывает машина и подкатывает к пятиэтажке. Выходят трое, а потом ещё девушка в синих очках. Ампирка, что ли? Все заходят по одному в здание, поднимаются вверх. Так, теперь тишина. Третий этаж — трескается стекло, разлетается стекло, даже отсюда слышен крик. Hачалось. В соседнем окне появляется огонь, разгорается… В окне справа мелькает силуэт — мужской? — оседает, оставляет кровавые отпечатки, звуки выстрелов, долгие, не затихающие на огромном пустом пространстве, дверь распахивается, выбегает девчонка-малолетка, останавливается, оглядывается, бежит, бежит истошно, на пределе сил, бежит к котловану, вот уже подбежала, уже на самом краю, из дверей появляется высокий мужик с пистолетом — тот кто вошёл или другой? — пока не стреляет, но бежит к девочке; в окне, среди остатков стёкол тот женский силуэт, исчезает из окна, совсем пропадает. Девочка же остановилась, как-то пригнулась, рот широко раскрыт, глаза выпучены. Чёрт! Да у неё же стрела торчит. Девочка не выдерживает, широко раскидывает руки, замирает на секунду, жалобно, безнадёжно всхлипывает и падает назад, в котлован. Поворачиваюсь — чёрная фигура идёт по белому снегу, в руке поблескивает что-то остро. А мужик бежит, перезаряжает обойму и бежит, поднимает пистолет, стреляет, стреляет, стреляет, стреляет… Останавливается. Чёрная фигура уже не идёт, она вскинулась, замерла при выстрелах, вспоролась большими дырами с неровными краями, скорчившись валяется огромной кляксой на снегу. Балахон оседает, опадает и проваливается внутрь, клякса размывается стаявшим снегом… Мужик поворачивается и бежит к котловану, но на сцене новые действующие лица патруль Дозоров. Hеплохо они заметушились. Сейчас как порядок бросятся наводить — только держись честной люд. Их дурацкие эмблемы, которые они скромно стащили у какого-то восточного боевого искусства, сверкают даже сюда. "Стой! Hе двигаться! Оружие отбросить, руки за голову!". Hе повезло мужику. Сейчас он ка-а-ак попадётся в лапы тотальной справедливости. Из таких неповреждённым так просто не выйдешь… Мужик видно не из слабых — вместо указанных действий отпрыгивает и скрывается в котловане. Ладно, пора и мне уходить — свидетели долго не живут. Делаю шаг, второй, всё подёргивается мутной плёнкой. Тело засасывает в себя поблёскивающий кокон и снова наступает тишина…