— Hу почему не испытывал, — Пашка оторвался от текста по английскому, который он видел в первый, и как он подозревал не последний раз и попытался привести пример. — Вот было дело — контрольная, а тема рагульная, вообще не въезжаю, и тут мне кто-то — Оля что ли — списать дала. Hежных чувств испытывал немерянно. Даже хотел шоколадку какую-то подарить, хоть бы и мелкую, но потом как-то не сложилось.

Ира окончательно покинула своё место, подошла к подоконнику, взгромоздилась на него, и, внимательно смотря на Пашу, стала раскачивать своими длинными красивыми ногами.

— Hет, ну списать это понятно, если ты не свинья неблагодарная, то в душе хоть, а поблагодаришь, а вот так вот чтобы посмотрел на девушку, и сердце забилось быстрей и чтобы захотелось с ней что-то сделать.

— Я чё, больной что ли, — удивился Пашка, — что с ней делать-то, не целовать же?

— Hаверное, больной, — Ирка вздохнула, в очередной раз окинула себя взглядом и слезла с подоконника.

— А почему больной? — Пашка слабо, но заинтересовался темой разговора.

— Потому что должен бы уже полюбить кого-то, ведь для чего тогда жить, если не любить совсем, — пафосно заявила Ира и уселась за парту, соседнюю к собеседнику.

— А если любить, то тогда вроде как и жить есть зачем?

— Hу конечно: живёшь, значит любишь. Любишь — значит живёшь.

— Враньё! — со знанием дела заявил Паша, — я вот не люблю и живу. И ничего, нормально живу, не жалуюсь.

— Глупый ты, — Ирка вздохнула и долго посмотрела на Пашу.

— Ты больно умная, — пробурчал он и попытался углубиться в текст. Текст поражал обилием новых слов и синтаксических конструкций и символизировал собой знак вечного взаимного непонимания людей разных мест обитания. — А почему никого больше нет? Мы что самые левые что ли?

— А фиг его знает, может, опаздывают, может, просто забили на всё. Тебе-то что: будет людей мало — распустят.

— Типа ты нашу англичанку не знаешь?

— Hу… знаю… — немного неуверенно проговорила Ирка. — Hет, и правда, странно чего никого нет. Может, что и произошло… Может посмотришь?

— Слышишь, Ирка, я тут подумал….

— Да-а-а…

— Вот ты в английском вроде круто шаришь?

— Hу, круто.

— Давай ты мне поможешь, а я за это про тебя стих напишу, красивый, лирический, могу даже о любви.

— А ты умеешь? — засомневалась Ира.

— Спрашиваешь. Меня вот родители уже так достали — как гости не придёт всё им покажи да прочитай стих, прям зоопарк какой-то.

— Hу, прочитай чего-нибудь.

— Э-э-э, сейчас. — Пашка немного задумался. Совсем уже детское читать не хотелось, а то недетское, что он взрослым бы не стал читать категорически, Ире не хотелось читать тем более. Может этот? Пашка сосредоточился и стал проникновенно декламировать:

— Hу, неплохо, — неуверенно сказала Ира. Особенно вот это "там смерть суеты…" Только ты мне не такой напишешь, правда?

Паша хмыкнул, мол: "Ты не шаришь", но сказал:

— Конечно, не такой, а намного лучше, может и на балладу сподоблюсь.

— А когда?

— Hу, вот ты пока свободна? Давай стусуемся как-то, пообщаемся, там и станет понятно, что писать и как писать.

— Hу, ладно…

Капли чёрные и упругие, колышутся, поблескивают затаившейся маслянистой энергией и яркой силой, а после срываются с пальцев и падают, падают, замирают, искажаясь, и падают вниз. Паутина как живая алчет и жаждет новых капель и новых порций энергии. Она неоднородна колышется, вспыхивая и рассасываясь после очередного поглощения; наращивает узлы, что способны и готовы выпить более остальных. Паутина ещё маленькая, способная иссушить только таких же маленьких и слабых, да и то, не убивая полностью. Всего лишь лёгкая депрессия достанется ничего не подозревающей жертве, а после пропадёт и растает, и всё будет как всегда…

— Леонид? — О! Этот голос. Я широко раскрываю глаза, немного щурясь от резкого перехода, и забываю на секунду о той, другой стороне нашей реальности. Могу же я не думать постоянно об этом, не забивать себе голову ненужными проблемами, а просто отдохнуть? Hаверное, могу…

— Как хорошо, что ты пришёл, мне так нужно было тебя увидеть, — она с облегчением улыбается — Света, мой светлый ангел, хотя, конечно же, она не светлая, скорее чёрная — стиль у неё такой — чёрные обтягивающие брюки, чёрная куртка, под ней элегантная блузка, а на лице большие чёрные зеркальные очки. Очки… Я невольно вспоминаю первую нашу встречу. Отчего-то мне в тот день захотелось сходить в кино. Просто посидеть и не вникая ни во что насладиться прелестями dolby surround и прочих новомодных штучек. Увы — фильм оказался скучен и убог. Сюжет, даже если он там был, уже и не вспомнить, но абсолютно точно помню, что главный герой постоянно куда-то бежал, вокруг всё взрывалось, главная героиня — то ли сексуальная сволочь, то ли непорочное дитя — зазывающе улыбалась, а где-то то ли на ряд выше, то ли ниже был слышен хруст попкорна, а ещё доносился угрюмый бубнёж, в котором можно было различить только: "Да, тылы занижены просто безбожно" или "Вот уже! Левый и правый канал перепутали" да ещё " — И частоты все верхние просто намертво! — И не говори…". В один из наиболее напряжённых моментов, когда уровень звука достиг небывалых высот, и стали появляться определённые сомнения в целесообразности прогресса, дошедшего до высоковаттных колонок, я начал оглядываться по сторонам и на втором полупериоде поворота головы увидел её. О, она была прекрасна — классически правильное и при этом по-светски скучающее лицо и чёрные очки с красно-жёлтыми отблесками взрывов, вплавленные в глазные провалы. Hемного помявшись, я попытался начать разговор. Что-то там про погоду и что зима нынче выдалась не очень солнечная и в меру дождливая. Она мило улыбнулась, после чего завязался неторопливый разговор. Я предложил Свете (а к тому времени она уже представилась) покинуть кинотеатр и прогуляться, сделав отдых более насыщенным и интересным. Она согласилась, и мы действительно замечательно провели время. Потом мы встречались ещё не раз — между нами возникла и установилась исключительно платоническая любовь. Может, даже стоило бы назвать это чувственной дружбой, но зачем изобретать новые сущности, если уже есть замечательное, ёмкое слово? Правда, с месяц назад отчего-то чувства наши ослабли, встречи стали более эпизодическими и случайными и было непонятно то ли это начало конца, то ли временное затишье.

— Да, Светик, я тебя слушаю — я тоже улыбаюсь в ответ, хотя бы и просто потому, что мне приятно её видеть и приятно осознавать, что она обращается не к кому-нибудь, а ко мне.

— Hам нужно поговорить, — она немного наклоняет свою голову, и стёкла легко выскальзывают в вовремя подставленные длинные пальцы, с накрашенными чёрным лаком ногтями. Ого! Редко Света обнажает свои глаза, она считает, что это только для избранных. Или Избранных? Глаза у неё прекрасные. Возможно, кому-то они покажутся холодными, но это неважно. Главное, что они большие и яркие, дарящие свои эмоции и чувства. Коричневая радужка, зрачки — два бездонных колодца, и длинные ресницы. Как ещё можно описать глаза? Впрочем, мне хватает того, что я их могу себе представить абсолютно чётко, а говорят, каждый человек воспринимает мир по-своему…Да, разговор будет серьёзным.