Теперь сомнения его рассеялись, и на третий день, поднявшись чуть свет, он взял лопату, отправился на мельницу и стал подкапывать стену там, где он видел во сне клад. Сначала он выкопал разбитую кружку и почел это добрым предзнаменованием; потом стал копать глубже и вытащил совсем целую и новую черепицу. В конце концов, выкопав глубокую яму, он добрался до большого плоского камня, но такого огромного, что сдвинуть его с места одному человеку было не под силу.

- Нашел! - в восторге воскликнул Ван. - Вот он! Под таким камнем хватит места для целого котла. Надо сходить за женой и рассказать ей всю правду. Пусть поможет своротить этот камень.

И вот, вернувшись домой, он поведал жене о том, какое счастье выпало им на долю. Легко вообразить восторг жены. Вне себя от радости она кинулась мужу на шею. Однако им обоим не терпелось узнать, сколько же там денег, и. они поспешили к тому месту, где Ван копал, и увидели там... о нет, не сокровище, но развалины мельницы, своей единственной кормилицы, которая рухнула от подкопа.

Прощай!

Письмо LXXI

[Нищий щеголь, господин в черном, китайский философ и другие

в Воксхолле.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Жители Лондона любят гулять пешком так же, как наши друзья в Пекине ездить верхом. Самое любимое летнее развлечение лондонцев - это посещение вечером большого сада {1}, расположенного неподалеку от города, где они гуляют в самом лучшем своем платье, наведя красоту, и слушают музыку.

Недавно мой старый приятель, господин в черном, пригласил меня отужинать в этом саду в небольшом обществе, и в назначенный час я пришел к нему. Все были уже в сборе и ждали меня. Общество состояло из моего друга, который разоделся в пух и прах, приспустил чулки, надел черный бархатный жилет, еще почти совсем новый, и расчесал седой парик, точно собственные волосы, вдовы закладчика, предмета воздыханий моего друга, на которой было платье из зеленого Дамаска и по три золотых кольца на каждом пальце, мистера Тибса, захудалого щеголя, которого я уже описывал ранее, и его супруги в ветхом шелковом платье, из-под которого виднелся грязный тюль нижней юбки, и в шляпе величиной с зонтик.

Поначалу мы не могли решить, как добраться до сада. Миссис Тибс питала отвращение к воде {2}, а вдовушка, отличавшаяся дородством, ни за что не хотела идти пешком, вследствие чего мы отправились в карете, слишком тесной для пятерых, и мистеру Тибсу пришлось поместиться на коленях у своей жены.

Лошади тронулись, и всю дорогу мистер Тибс развлекал нас мрачными предсказаниями: он заверил нас, что в саду мы не увидим никого, кроме мелких лавочников, и что это последнее гулянье {3} в нынешнем году, а потому нам предстоит довольствоваться обществом аристократов с Теймз-стрита и Крукид-лейна {4}, присовокупив к этому еще несколько столь же унылых пророчеств, порожденных, возможно, его неудобной позой.

Когда мы добрались до сада, там уже горели огни, и должен признаться, что в его пределах моим чувствам были уготованы нежданные удовольствия. Повсюду среди недвижных ветвей мерцали фонарики, вечернюю тишину нарушал прелестный концерт, которому вторило, соперничая с ним, пение птиц в дальней части рощи; щеголевато одетая, веселая толпа, столы, уставленные изысканными яствами {5}, - все это напоминало блаженство, обещанное пророком мусульман, и сразу пленило меня.

- Клянусь головой Конфуция, - это великолепно! - воскликнул я, обращаясь к своему другу. - Здесь сельские красоты сочетаются с придворной пышностью, и если не считать небесных дев, которые висят на каждом дереве и всегда готовы принадлежать вам, я, право, не вижу, чем этот сад хуже Магометова рая!

- Что до дев, то в нашем саду этих плодов не так уж много; но если их могут заменить дамы, столь же многочисленные, как яблоки осенью, и в уступчивости превосходящие гурий, тогда, я полагаю, нам нет нужды искать рай на небесах.

Я готов был согласиться с ним, но тут мистер Тибс и остальные пожелали узнать наше мнение, как наилучшим образом провести вечер. Миссис Тибс предложила неторопливо погулять по саду, где, по ее словам, всегда можно встретить самое избранное общество; вдова же, посещавшая сад не чаще одного раза в год, считала, что нам следует, не медля, занять Места получше, чтобы посмотреть игру фонтанов {6}, а этого, уверяла она нас, ждать придется не более часа. Дамы заспорили, а так как обе были весьма неуступчивы, то словесная перепалка с каждым словом становилась все более ядовитой. Миссис Тибс недоумевала, как могут люди, получившие воспитание за прилавком, делать вид, будто им известны обычаи высшего света, на что вдова возразила, что хотя некоторые люди и сидят за прилавком, однако в другое время они сидят во главе собственного стола и могут нарезать себе сколько угодно жаркого, чего никак нельзя сказать о тех, кто кролика под луковым соусом не отличит от гусятины с крыжовенной подливкой.

Не знаю, чем бы кончился этот спор, если бы Тибс, по-видимому хорошо знавший пылкий нрав своей супруги, не поспешил прервать их пререкания, предложив зайти в один из павильонов и посмотреть, есть ли там что-нибудь приличное на ужин. Все согласились, но тут возникло новое осложнение: мистер и миссис Тибс хотели непременно сидеть среди публики благородной, притом в таком павильоне, где можно на людей посмотреть, себя показать и быть, как они выразились, средоточием всеобщего внимания. Но получить доступ в такой павильон оказалось не так-то просто, ибо, хотя сами мы были убеждены, что принадлежим к хорошему обществу и обладаем благородной внешностью, убедить в этом лакеев оказалось затруднительно. Они утверждали, что хорошие павильоны предназначены для чистой публики.

В конце концов нас усадили, правда не очень на виду, и подали ужин. Вдова нашла его превосходным, но миссис Тибс находила все подряд отвратительным.

- Полно, душенька, - урезонивал ее супруг, - конечно, таких соусов, как у лорда Крива или леди Букль, здесь не найдешь, но для Воксхолла и это неплохо. Мне не нравится не их кухня, а вино! - воскликнул он, осушая стакан. - Вот оно и впрямь никуда не годится!