На полке в командирской каюте - полное собрание сочинений Пушкина. Гончаров перехватывает мой взгляд.
- Это дар "Российской газеты", наших шефов из Москвы. С их легкой руки у нас теперь новые шефы появились. Пишет нам один дед из белорусского города Барановичи, бывший моряк с североморского эсминца "Гремящий", Василий Иванович Картавый. Следит за нами по газетам и посылки присылает: то носки вязаные, то банку меда. Я ему регулярно отвечаю. Еще пишет дедуся из Питера по фамилии Кубышкин. Подбадривают нас. Гордятся нами. Это греет.
На командирском компьютере стоит стакан. В стакане свечи. Это когда городские энергетики вырубают по вечерам свет (в Севастополе жесточайший режим расхода электричества), корабль обесточивается, и Гончаров зажигает в каюте свечи, как во времена ушаковских парусников.
- А экипаж в такое время мы выводим на стенку и занимаемся строевой подготовкой. Приходится... Мало ли что матросу в темноте в голову придет?
А пока свет, слава богу, не отключили, и по кораблю гуляет вкуснейший запах жареного лука - с камбуза, свежей краски, соляра и чего-то авиационного, чем пахнут только самолеты и такие корабли, как "Бора". Гончаров утверждает, что в мире их всего десять. Причем восемь из них паромы, и только два - российские боевые корабли.
... Сразу же после спуска флага грянули колокола громкого боя.
- Большой сбор!
Экипаж ракетного корабля в шинелях и бескозырках выстроился на причальной стенке по боевым частям. Командир дивизиона капитан 2-го ранга Лей чеканит перед строем высокоторжественные слова:
- Приказываю заступить на охрану морских и воздушных границ Российской Федерации... Боевая тревога!
Грохочет сходня, перекинутая с причала на корму. Матросы разбегаются по боевым постам. В ужасе шарахаются корабельные коты-крысоловы.
На топе мачты "Боры" вспыхивает синий фонарь - знак дежурного корабля. Над башнями артустановок трепещут красные флажки, означающие, что боезапас подан к орудиям.
Как ни охраняется в севастопольской гавани ракетный корабль "Бора", все же в новогоднюю ночь на его палубе появятся две не предусмотренные уставом личности: Дед Мороз и Снегурочка. А дальше - все как в лучших домах Севастополя: елка, стол, подарки, поздравления... Разве что вместо шампанского - служба есть служба - матросы и старшины поднимут стаканы с фруктовым соком. Ну а перед новогодней полночью - конкурс-концерт на лучшее исполнение флотской песни, пляски, чтение стихов. Победителям - приз: торт домашней выпечки (автор торта - жена командира - Вера Гончарова).
А что готовят корабельные коки? Ведь за два часа до полуночи праздничный ужин. Поскребли коки по сусекам и поставили на столы пельмени собственной лепки, салат оливье, кофейный напиток, пирожные.
Когда ударят куранты, старпом поздравит команду. Его черед встречать Новый год в корабельной обстановке.
Дед Мороз из своих, в белой бороде, - мичман Андрей Бояринцев, а в наряде Снегурочки - старшина команды трюмных мичман Сергей Федоренко. Потом эта сладкая парочка отправится по домам поздравлять семьи офицеров. Подарки заготовил каждый себе сам, так что остается только торжественно вручить. Спрашиваю командира:
- Что вам пожелать в будущем году?
- Почаще выходить в море! Нам даже семь футов под килем не нужны "Бора" ведь ходит на воздушной подушке.
- Ну, тогда вам тысячу миль за кормой!
Из походного дневника
И ни я, ни братья мои, ни слуги мои, ни стражи, сопровождавшие меня, не снимали с себя одеяния своего; у каждого были под рукой меч и вода.
Из Книги Книг
7 июля... Восточная часть Средиземного моря Борт подводной лодки Б-409
Вскакиваю с диванчика оттого, что в каюту с чудовищным грохотом хлещет вода! Она уже рвется в рот, бьет в уши... Пробоина?! Провал на глубину? Тонем?
Надо видеть эту радостную ухмылку, с какой чумазый вестовой Дуняшин, круглолицый гологоловый "матрос Швейк" поливает мое тело, закутанное в простыню, из чайника.
"Скотина ты, Шура, а не матрос Северного флота!" - вот-вот сорвется с языка, но не срывается. Потому что два часа назад я сам попросил вестового поливать меня водой из чайника. Вышел из строя кондиционер, и теперь во втором аккумуляторном жилом отсеке чудовищная духота, какая может быть только в Средиземном море в разгар лета, да ещё после зарядки аккумуляторных батарей, да ещё при включенных водородосжигательных "печках". Раскаленный корпус лодки не охлаждается даже на глубине температура забортной воды - 23 градуса. Температура электролита 60 градусов, а под моей каюткой - двухъярусная аккумуляторная яма с полуторастами эбонитовыми баками, наполненными серной кислотой. И хотя там работает система водяного охлаждения электролита, легче от этого разве что свинцовым пластинам. В отсеке стабильные 42 градуса. С таким же успехом можно было пытаться уснуть в сауне, хорошо протопленной на африканском солнцепеке. Я попробовал сделать это, завернувшись в мокрую простыню. Но она высохла через десять минут. Тогда я попросил вестового офицерской кают-компании поливать меня из чайника.. Через каждые четверть часа холодной водой. Но первая же струйка полилась почему-то в ухо.
Надо вставать... Какой уж тут сон...
По ночам в Средиземном море всплывают из глубин к поверхности (особенно в безлунные ночи) огромные раки, кальмары, рыбы. А вместе с ними в точно такие же безлунные ночи всплывают и подводные лодки. Всплываем и мы теперь сразу же после ужина. Те, кто садятся за стол последними, не успевают допить компот, как звучит ревун боевой тревоги - "Всплытие!".
Командир не сразу открывает верхний рубочный люк. Сначала стравливает наше избыточное давление. Сегодня оно выше атмосферного на 40 мм! Все из-за того, что наша система ВВД потихонечку травит воздух в отсеки. Когда все-таки распахнули крышку люка, мне показалось, что глаза мои лопнут, что их сейчас вырвет и унесет в выходную шахту, как в трубу мощного пылесоса.
Два дизеля работают на зарядку. Выбросили отработанную "регенерацию", мусор и 6 банок с галетами. Конечно же из пятого отсека. Жестянки вскрыты на пробу - искали ржаные сухари, а напали на безвкусные галеты. Банки продырявили и бросили, в них попал соляр. Обычное варварство.
...Шестой месяц боевого патрулирования. Ищем американские атомные подводные лодки западнее Кипра и южнее турецкого залива Анталья. Но основная задача - не прозевать проход "Нимица"...
Я никогда не думал, что самым главным делом моей жизни после окончания философского факультета МГУ станет поиск в Средиземном море американского атомного авианосца "Нимиц", чтобы всадить в него с началом войны две наши дальноходные торпеды с ядерной начинкой. Но это так...
"Нимиц" - ударный атомный авианосец новейшей постройки. Полное водоизмещение - 93 700 тонн. Скорость - 30 узлов. Два ядерных реактора. Общий запас вооружений - 3000 тонн. Защищен зенитными управляемыми ракетами "Си Спарроу". Несет в своих подпалубных ангарах свыше 80 самолетов. Длина 331,9 метра. Ширина - 40,8 метра. Этот плавучий небоскреб обошелся американцам в миллиард долларов. Но ведь не зря же на нашей эскадре говорят: все корабли в море делятся на два класса - на подводные лодки и цели. Наша цель отнюдь не коммунизм. Наша цель - "Нимиц"...
Разумеется, ни за каким авианосцем с нашими 16 узлами не угнаться. Мы слишком тихоходны, чтобы играть в погони-отрывы с современными газотурбинными кораблями. Но если через нашу позицию пройдет большая цель своего не упустим. Мы - как минная растяжка, как одна огромная подводная мина, начиненная людьми и торпедами да ещё самыми настоящими морскими минами. Мы - человекоуправляемое минное поле размером со всю "нарезанную" нам позицию. Только ступи, только шумни своими гребными винтами! Не догоним мы, так догонит наша дальноходная торпеда с ядерной "головой".
Но вот поразили цель, попавшую в наше "поле". А дальше? После выполнения боевой задачи, нам надлежит "ложиться на курс отрыва" от сил ПЛО. Все знают - не оторвемся. Что почти все наши корабли - "разовые", на один раз, на один залп. Главное успеть пальнуть первыми. А там... Но лучше об этом не думать. Мина не должна размышлять о своем будущем. У неё только одна мысль - когда рвануть.