-- Гони-ка мед! -- приказал вяло.-- Гони мед, или тебе крышка...

Кузнечик сжался и лежал в его кулаке неподвижно,-- видно, сейчас ему наплевать и на жизнь, и на смерть.

Эдди с отвращением отбросил зеленое насекомое в сторону. Кузнечик, будто не веря в свое освобождение, едва шевелясь полетел вперед, сделал круг -- и вдруг устремился к той самой, излюбленной порыжевшей былинке, снова на нее опустился, потом повис на ней, раскачиваясь на легком, нежном ветру -опять перед самым носом Эдди. Эдди с тоскливым видом перевернулся на спину и уставился в высокое голубое небо...

Деревня! Ну для чего люди вообще сюда ездят... Что сейчас творится в Нью-Йорке: сколько шума и движения на бурлящих, нарядных улицах, выставляющих напоказ свое богатство; сколько неожиданных, веселых приключений; сколько можно проявить отчаянной, такой сладостной для души отваги, бегая между несущимися грузовиками, трамваями, детскими колясками...

Сколько там раздается радостных, сиплых звуков; сколько легкого, как ветерок, смеха у маленького, выкрашенного в красную краску магазинчика, где продают лимонный лед по три цента за двойную порцию -- самое привычное угощение для мужчины в пятнадцать лет.

Эдди огляделся вокруг, снова перевел угрюмый взор на эти молчаливые, вечные гранитные горы. Ну что здесь хорошего -- одни птицы и деревья, вот и все. Вздохнув, он поднялся с земли, неохотно расставаясь с такими приятными мыслями о где-то существующем далеком наслаждении, подошел к окну: Лоуренс, увлеченный своим занятием, все барабанил пальцами по фортепиано -раз-два-три-четыре-пять...

-- Лоур-р-ренс! -- позвал Эдди,-- утроенная буква "эр" у него звучала как жуткое урчание в носоглотке.-- Ну до чего же ты противный.

Лоуренс даже не поднял головы; пальцы тринадцатилетнего музыканта, по-детски пухлые, еще неуверенно находили правильные ноты -раз-два-три-четыре-пять... У него есть музыкальный талант,-- уверенный в этом, мальчик всячески его лелеял: в один прекрасный день рабочие сцены выкатят на сцену Карнеги-холл громадный рояль; с важным видом он выйдет, отвесит слушателям вежливый поклон под взрыв аплодисментов и, отбросив элегантным жестом фалды черного фрака, сядет за инструмент и заиграет так здорово, что публика, и мужчины и женщины,-- все будут плакать и смеяться, вспоминая свою первую любовь... А пока его пальцы бегают вниз и вверх по клавиатуре, добиваясь проворности, необходимой для великого дня в будущем...

Эдди надоело глазеть на брата -- совсем помешался на своих упражнениях,-- и он, вздохнув, побрел к углу дома: там полусонная ворона лениво склевывала семена редиски,-- Эдди их три дня назад собственноручно высадил, просто от одолевшей его скуки. Швырнул в нее камнем,-- она, даже не пискнув, взлетела и уселась на ветку дуба, ожидая, когда человек уйдет восвояси. Он поднял второй камень и запустил в птицу -- та спокойно перелетела на другую ветку. Тут уж он начал заводиться -- бросил кривую, толстую палку. Ворона проигнорировала и этот бросок. Разбежавшись и оторвав от земли одну ногу, точно как в кино Карл Хаббел, он с шипящим свистом, словно из пращи, выпустил третий камень по вороне -- до нее не больше трех футов. Не проявляя никаких признаков нервозности, птица проковыляла по ветке дюймов шесть. Теперь уже в стиле Диззи Дина он со страшной скоростью запулил еще один камень -- чудовищный бросок, но ворона даже головки не повернула. А ведь он выстрелил с такой потрясающей скоростью! Тогда Эдди нашел увесистый кругляш -- то, что нужно,-- и, как делают актеры-профессионалы, старательно вытер о задний карман брюк. Бросил осторожный взгляд через плечо -достаточно ли близко дичь. И вот он -- как Хаббел, Дин, Мунго Феллер, Фаррелл Варнеки, Гомес Барнс1,-- разбежавшись и подняв одну ногу, засветил по цели изо всех сил... Ворона лениво вспорхнула с ветки и, к великому его сожалению, улетела прочь.

Эдди вернулся к грядке, ногой отшвырнул мягкую свежевырытую землю. Посаженные им семена редиски лежали на месте, с ними ничего не произошло. Потрескавшиеся, непроклюнувшиеся, без признаков жизненной активности: ни всходов, ни корней, ни редисок -- ничего! Стоит ли вообще в таком случае заниматься фермерством? Пакетик с семенами обошелся ему в дайм. Ну и что с ними в результате станет? Просто склюют вороны. А ведь он мог истратить свой дайм на что-нибудь другое, более приятное. Тем более что сегодня у него свидание.

-- У меня сегодня свидание! -- громко объявил он, смакуя вкус этих слов, и пошел к тенистой беседке, увитой виноградными листьями.

Нужно обо всем как следует подумать -- здесь, на скамейке, под прохладными, ровными листьями. У него еще никогда в жизни не было свидания. В кармане тридцать пять центов -- такой суммы вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя стесненным с девочкой. Но если бы не эти треклятые семена редиски, у него было бы капитала ровно сорок пять центов, а с такими деньгами никакая случайность не грозит.

-- Черт бы побрал эту ворону! -- в сердцах выругался он, вспоминая черную головку наглой птицы, набивающей желудок его семенами.

Сколько раз он мучительно рассуждал: как бы устроить себе свидание? Теперь-то знает, как это делается. Все произошло совершенно случайно. Подплываешь к девочке, лежащей на мелкой воде озера на резиновом матрасике, долго смотришь на ее пухлые щечки, на голубой купальник; а она вполне серьезно глядит на тебя своими голубыми глазами, и ты стоишь перед ней, и с тебя скатывается ручейками вода; на твоей груди пока еще нет волос. Ты стоишь и вдруг, неожиданно задаешь ей такой вопрос:

-- Как насчет завтрашнего вечера, ты свободна?

Ты и сам точно не знаешь, что тебе от нее нужно, но она быстро соображает и отвечает:

-- Почему бы и нет, Эдди? Скажем, в восемь. Тебя устраивает?

Кивнув ей, снова ныряешь в озеро -- и все дела.

Вот только эти проклятые семена редиски, корм для подлой вороны, этот лишний дайм... Из дома вышел Лоуренс, бережно засунув пальцы в карманы аккуратных, чистых шорт цвета хаки; на нем белая рубашка. Он сел на скамейку рядом с Эдди, сказал:

-- Как хочется клубничного мороженого с газировкой!

-- У тебя есть деньги? -- сразу встрепенулся Эдди -- замаячила надежда.