"24 февраля 1943 года.

Фрицы наложили снарядов полный коридор. Кричат целый день, в карты играют. В хате немецким духом здорово воняет. Вечером наши бомбили Конотоп. Народ высыпал глядеть. Видны были "паникадила", разрывы снарядов, лучи прожекторов. Красиво глядеть было! Франц, поляк, рассказывал, что они из-под Оскола, побросав зенитки, в одном нижнем белье убегали. Здорово их гонят наши! Днем видал, как немцы гнали наших пленных. Гнали их босых по снегу, раздетых. Если кто замедлялся, его били".

Говорят: чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли. На каких весах взвесишь тяготы, которые несли две женщины?

Иногда заходил Данила Иванович Костенко, приносил мыло, таблетки от простуды, выпрошенную у городских властей овсянку или требуху. Надо было использовать малейшие возможности, чтобы поддержать ребят. Выстоять, спасти их надо было обязательно. Не для рабской доли, а для жизни настоящей. Но куда идти? Кто поможет?..

Здесь, в глубоком немецком тылу, борьба с захватчиками разгоралась. Отряды, руководимые Черниговским подпольным обкомом партии, взрывали мосты и пускали под откос вражеские поезда. А слухи о положении на фронтах были противоречивыми.

Толик Листопадов принес однажды с базара мятую листовку. В ней говорилось, что немцы под Сталинградом попали в котел. Иван Матвеевич, прежде чем сунуть бумажку в огонь, внимательно прочел ее, разгладил ладонью и произнес:

- Анатолия Ивановича работа...

Прибежавший из города в МТС Олежка Прусаков сообщил, что бабушка и Иван Матвеевич кланяются, что справка о болезни, которую дал Ивану Матвеевичу врач Костенко, действует хорошо - немцы больше не требуют его на работу. Олег говорил, а сам все поглядывал на дверь. Женщины вышли за ним.

- Немцы объявили, будто взяли Сталинград, - прошептал мальчик.

- Не верю, - сурово сказала Анна Константиновна.

Осторожненько выспросили Волкушевского.

- Брешут! - бросил тот, не поднимая головы. - Наоборот, не знают, как ноги унести...

Через несколько дней он вошел в комнату приюта и кинул на пол большой кусок прочнейшей чехольной ткани. Маскировочное немецкое полотно годилось и на штанишки, и на курточки, и на тапочки. Целыми ночами Анна Константиновна просиживала над шитьем, то и дело подтачивала иголкой ножницы, щурила слабеющие глаза. Пальцы опухли от ножниц, а на среднем образовалась круговая болячка и долго не заживала. Дети, как умели, выражали свое сочувствие. Миля брала больную руку и баюкала: "Спи, мамина ручка, спи!" Они почти все ее звали мамой...

А ребятишек прибывало. Прибежал из Городища проведать Славу Мирошкина Стасик Григорцевич, остался ночевать да так и не вернулся назад. Время от времени Анна Константиновна бывала на станции, подбирала "ничьих" детей, хотя к концу зимы добывать продукты становилось все трудней. Женщины до конца своих дней не забудут того утра, когда дети проснулись, а дать им поесть было нечего. Валентина Тихоновна молча взяла мешок и ушла в соседнее село Курень. Да, по дворам... Просить...

Анна Константиновна оставила малышей на старших ребят и направилась к Бахмачу. Она решила любыми средствами добыть еды. В городе встретила малознакомого ей человека по фамилии Луговик. Работал он на овощной базе. Анна Константиновна пытливо взглянула на него.

- Пропадают дети. Есть нечего.

- А что я могу? - Он отвел глаза.

- Детей наших жалко. Я же двадцать лет с ребятами. Вы меня знаете. Ну, хоть капусты...

- Да, трудно будет, - протянул Луговик.

И было неясно, что он подразумевает - трудно ли придется детям, Анне Константиновне, или ему будет трудно выполнить ее просьбу. Он огляделся по сторонам, быстро закончил:

- Надежного человека найдите, вам самой нельзя...

Надежного человека! А где его взять? Анна Константиновна даже испугалась, потому что Луговик затевал опасное дело. Где достать лошадей? Рядом с овощной базой военный склад с постоянными часовыми. Надо было днем, на глазах у караульных, подъехать к овощной базе, нагрузить подводу и вывезти за лесок.

- Сама поеду, - заявила Валентина Тихоновна. - А лошадь можно достать только у Шиша.

- Тебя не пущу, - возразила Анна Константиновна. - И не думай даже.

Она вошла на село, к счетоводу Шишу. Что это за человек, она не знала, но недавно он давал ей лошадей, чтобы привезти дров. Снова заговорила о детях и их бедственном положении.

- Коней надо? - спросил тот. - Берите.

- Коней. Конечно, коней. В город. Можно одну пароконную подводу. Вся душа изболелась...

- Я же понимаю - берите.

- Но мы, женщины, не управимся, - тянула она, не зная, как приступить к делу. - Возчика надо, чтоб погрузил и выгрузил. Сильного человека, понимаете, надежного...

- Надежного? - насторожился тот.

- Да, товарищ Шиш, - осмелела Анна Константиновна, взглянув ему в глаза. - Надежного.

- Подумаем.

На следующий день в контору МТС прибежал парнишка лет семнадцати, веселый, белозубый.

- Где тут Анна Константиновна?

Она подозрительно осмотрела его.

- Это тебя прислали?

- Эге, - улыбнулся тот. - Меня и четверть самогону.

- Ты кто?

- Иван.

Они пошли в город и договорились с Луговиком, что Иван подъедет перед сменой часовых утреннего караула. Все остальное - не их забота. После полудня Иван оставил женщин за бугром, неподалеку от овощехранилища.

- Понимаешь, сынок, на что идешь? - спросила Анна Константиновна.

- Я же комсомолец, - шепнул Иван.

Прошло полчаса. Женщинам уже чудилось, что Ивана схватили. Вдруг послышалась песня. Звонкий юношеский голос выводил знакомую до боли в сердце мелодию.

Стоiть гора высокая,

Попiд горою гай...

Зелений гай, густесенький,

Неначе справдi рай.

Он! Ваня сидел на мешках, закиданных соломой.

- Сдайте, богатii! Дивитеся! - крикнул он.

Женщины разворошили солому. В мешках была соль, драгоценная соль! На нее можно было выменять все - сало, муку, крахмал, керосин, иголки. Дети спасены!

Но радость была преждевременной. Навстречу на такой же повозке ехало несколько вражеских солдат. У Анны Константиновны зашлось сердце. Иван снова запел про зеленый, густесенький гай. Проезжая мимо, немцы что-то кричали Валентине Тихоновне, а она, растянув губы в улыбке, посылала им воздушные поцелуи. Ее лицо побледнело.

Дальше ехали молча, напряженно всматриваясь в дорогу - начинало темнеть, и вот-вот должен был начаться комендантский час и появиться патрули. Но все обошлось, только у самой конторы встретился Волкушевский. Он быстро взглянул на повозку, постоял минутку и побрел дальше.

А когда соль перетаскали в подвал и закидали землей, Валентина Тихоновна вдруг села на пол и разрыдалась. Анна Константиновна молча стояла рядом, поглаживая огрубевшей ладонью русые шелковистые волосы подруги. Дети толпились вокруг, ползали на полу, плакали...

Сколько же всего собралось в детдоме "ничьих" ребят, кто они были? Приведу здесь список этих детей, чтобы потом было легче проследить за их судьбами.

Миля, 4,5 года. Первый "ничей" ребенок. В конторе МТС Анна Константиновна осторожно выспрашивала ее, откуда она, кто были родители. Миля ничего не помнила. Однажды сказала:

- Моя фамилия Якубовская...

Но через день поправилась:

- Нет, Милевская.

Как правильно, пока это не имело значения. Однако Анна Константиновна твердо запомнила эти фамилии и решила больше не беспокоить девочку. Миля быстро освоилась на новом месте, стала бойкой, жизнерадостной. "От характера", - думала Анна Константиновна, выделяя Милечку среди других.

Слава Щерба, 11 лет. Самостоятельный и серьезный парнишка. Отец до войны был председателем Тыницкого сельсовета, ушел в партизаны. Приходили полицаи, кричали матери: "Говори, где Васька-коммунист, а не то твоим щенкам конец!" Позднее фашисты выследили его и расстреляли. Потом били мать - допытывались, где оружие. Она умерла. Анне Константиновне Слава доверительно сказал: