В гостиницу Бирюков заявился уже в одиннадцатом часу вечера. Схватил в охапку щупленького Славу Голубева и закружил его в вальсе, восхищенно приговаривая:

— Какой ты молодец, Славка! Какой молодец! Если бы не ты, у Жарикова не кончились бы папиросы и я не увидел бы его серебряный портсигар. Славка! Я с тобой в разведку идти готов.

— Отпусти, ребра сломаешь! — вырвался ничего не понимающий Слава. — Ты можешь объяснить по-человечески?

— Нашелся дядя Гриша! Бухарев его фамилия. Кажется, в следственном изоляторе сидит. Я виделся со старушкой, у которой он квартировал, — Антон отпустил Славу и с размаху сел на свою койку. — Завтра с самого раннего утра бегу в областное управление. Дело Бухарева, судя по всему, ведет Степан Степанович Стуков. Это начальник отдела уголовного розыска. Я его знаю. А ты позвонишь в наш райотдел подполковнику и доложишь, что откопали мы с тобой «дядю Гришу». Понял, Славка?!

— Чего ж не понять? — Голубев подмигнул Бирюкову: — А ты сомневался, Фома неверующий.

19. Концы в воду

На столе подполковника Гладышева зазвонил телефон. По тому, как требовательно и протяжно залились звонки, Гладышев понял, что вызывает междугородная. Слава Голубев необычно взволнованным голосом, торопливо, но вразумительно доложил:

— Товарищ подполковник, нашли мы дядю Гришу. Бирюков в уголовном розыске заканчивает его допрос. К вечеру вернемся домой, в райотдел.

— Молодцы! Особенно не торопитесь, постарайтесь все возможное выяснить до конца.

— Бирюков просил передать, что чемодан Зорькина утоплен в Потеряевом озере, — продолжал тараторить Слава. — Позвоните, пожалуйста, Чернышеву, чтобы не отправлял Столбова в дальние командировки. И надо срочно организовать поиски чемодана. В нем вещественные доказательства должны быть.

— Ты когда-нибудь видел Потеряево озеро? — спросил Гладышев. — Легче дядю Гришу в Новосибирске найти, чем отыскать что-то на дне в этом море воды.

— Бирюков сказал, чемодан выброшен из машины в том месте, где дорога идет у самого озера. В общем, где тонул Бирюков. Это место Столбов знает.

— Другое дело… — Гладышев помолчал. — Я сейчас сам выеду в Ярское.

Откровенно говоря, отправляя Бирюкова с Голубевым в Новосибирск, подполковник почти был согласен с Кайровым и не особо верил в успех. Не так-то просто в городе с полуторамиллионным населением отыскать, по существу неизвестного, человека, хотя этот человек и не иголка. Теперь, после сообщения Голубева, будто гора свалилась с плеч подполковника. Через полчаса он уже мчался на служебной «Волге» в Ярское.

Как обычно, Чернышева в конторе не было. Милицейская машина долго петляла по скошенным колхозным лугам, прежде чем подполковник отыскал Маркела Маркеловича. Обрадовавшись встрече, Чернышев выслушал подполковника, энергично хлопнул себя по коленке.

— Памятник вам при жизни надо ставить! Такой давности дело раскопали, — он почесал в затылке. — Глубокое озеро-то. Как искать, голуба моя, будем? Столбову можно поручить?

— Конечно. Почему ж нельзя?

— Тогда найдем! Лучше Столбова у нас в Ярском никто не ныряет. А спросил-то о нем вот по какой причине: прошлый раз Кайров вроде подозрение ему высказывал.

— Почему подозрение? — подполковник нахмурился. — Прежде чем до истины добраться, приходится сотни всяких предположений перекрутить.

— Вообще-то правильно, — согласился Чернышев. — Дело серьезное. С плеча рубить нельзя, чтобы дров не наломать.

Вечером за околицей Ярского, у берега Потеряева озера, можно было видеть необычную картину. Столбов в одних плавках, с длинным шестом в руках, обхватив ногами два сколоченных бревна, медленно кружил на одном месте, будто измеряя шестом глубину. Иногда он останавливался, осторожно сползал с бревен и скрывался под водой. Вынырнув, отфыркивался, снова забирался на свое плавучее сооружение и, передвинувшись на несколько метров, принимался за прежнее.

Маркел Маркелович Чернышев, подполковник Гладышев и двое понятых из колхозников сидели на берегу и внимательно наблюдали за Столбовым. Чуть поодаль от них, сбившись стайкой, нахохлились деревенские ребятишки, без которых, конечно же, не могло обойтись такое непонятное занятие. Не обошлось оно и без Егора Кузьмича Стрельникова. Неслышно подойдя к сидящим на берегу, он поздоровался, несколько минут, щурясь от вечернего солнца, глядел на Столбова и, не сдержав любопытства, проговорил:

— Никак, слышь-ка, глубину Витька измеряет…

Чернышев с улыбкой посмотрел на старика:

— Тебе, Егор Кузьмич, не сидится дома.

— Да какие у меня могут быть домашние дела, Маркел Маркелович? Можно сказать, нахожусь на заслуженном отдыхе. А отдых я понимаю так: желаешь — дома сиди, желаешь — совершай прогулки. Вот когда мы с Юркой Резкиным помогать тебе приходили на сенокос, ты не ругался…

Стрельников помолчал, видимо, рассчитывая, что Чернышев поддержит разговор, но тот молча закурил.

— Должно быть, чего-то строить решили? — опять не утерпел старик.

— Фонтан в озере отгрохаем, чтобы вода метров на десять вверх бузовала, — серьезно сказал Чернышев.

— Ух, ты, мать честная! — Егор Кузьмич сдернул с головы картуз. — Дак это ж сколько денег на такое сооружение понадобится?

— Сто тысяч.

— По старому курсу или в современном исчислении?

— В современном.

Старик раскрыл рот, похлопал белесыми ресничками:

— Не иначе, слышь-ка, Маркел Маркелович, указание заморских иностранцев встречать? Только, если разобраться, к чему для них такой огромадный фонтан строить? Прямо сказать — ни к чему. Будет вода переливаться из пустого в порожнее, и вся затея. Иностранцы-то приедут и уедут, а колхозникам смотреть некогда. Пожалуй, один я зрителем и могу стать.

— Ну, уж только один ты и будешь смотреть, — с самым серьезным видом проговорил Чернышев и показал на дорогу: — Вон Проня Тодырев, когда проснется, поглядит.

От деревни к озеру в неизменной тельняшке с обрезанными рукавами лениво-задумчивой походкой приближался Проня. Перед ним, пиная в дорожной пыли засохший лошадиный котях, как медвежонок из мультфильма, в длинных широких трусах, колобком катился пацан Степка.

Не дожидаясь, когда Проня подойдет, Маркел Маркелович сердито сплюнул, поднялся и пошел к берегу. За ним потянулся Егор Кузьмич.

Подойдя к подполковнику, Проня поздоровался, без всякого интереса посмотрел на Столбова, зевнул и сел на траву. Пацан Степка дал около него кругаля, шмыгнул облупившимся носом и погнал котях к густому репейнику, буйно лопушившемуся на береговом пригорке. Молча просидев минут пять, Проня повернулся к подполковнику, равнодушно спросил:

— Вы, как понимаю, из милиции?

Гладышев утвердительно кивнул. Проня кашлянул, словно хотел что-то сказать, но не решился. Столбов по-прежнему не выпускал из рук шеста. Чернышев, расхаживая по берегу, подсказывал, где лучше искать. Следом за Маркелом Маркеловичем тенью, ходил Слышка. К ним подошел Юрка Резкин.

— Тут до вас молодой следователь был, — вдруг заговорил Проня. — Насчет колодца, значит, разбирался.

— Так… — неопределенно произнес подполковник.

— Просил меня бумагу написать. А чо писать? Все ясно, как ясный день. К тому же подчерк у меня некрасивый и времени для писательства нет.

— Какую бумагу?

— Обыкновенную, вроде объяснения или заявления. Как Витька Столбов разводным ключом ухайдакал человека и ключ спрятал. А на меня хотел свалить, вроде бы я этот ключ украл.

— Что? Что?.. — заинтересовался подполковник. — Какой ключ? Какого человека?

— Тяжелый ключ, железный, каким гайки откручивают… — начал объяснять Проня, но его прервал басовитый детский рев.

Из-за лопухов, весь в репейных колючках, выкатился Степка и, размазывая по лицу слезы, подбежал к Проне.

— Чо базлаешь, поносник! — сердито прикрикнул на него Проня и виновато посмотрел на подполковника. — Во неугомонный пацан уродился! Чуть проглядишь, куда ни есть да врюхается. Сей секунд на глазах был и уже успел к репьям припаяться, — повернулся к Степке: — Заглохни!