— Сегодня там ничего интересного не будет. В магазин пиво привезли. Любимчик ваш Сенечка Щелчков весь вечер будет анекдоты рассказывать. А кроме него, на баяне никто не играет.
— Пригрози Сеньке, завтра к рулю не допущу!
— Ему хоть загрозись, — Зорькина отбросила со лба завиток волос, улыбнувшись, посмотрела на Бирюкова: — Идемте, если хотите. Вы ведь как-то уже обещали.
В клубе и в самом деле было невесело. Несколько девичьих пар танцевали под радиолу что-то непонятное, скорее, не танцевали, а толклись на месте. Четверо парней, поочередно передавая друг другу кий, гоняли шары на бильярде. Вокруг них толпились болельщики, среди которых Антон сразу узнал шофера председательского «газика». Шофер был навеселе. Увидев Зорькину с Бирюковым, он так обрадовался, будто ждал их весь вечер:
— М-марина! Слышала п-последнюю хохму с Проней?
— Как бульдозером хату свою чуть не снес?
— С-старо! Сегодня сама Фроська новый с-случай про с-своего муженька рассказывала. З-значит, пришла она с работы, Степка-пацан с-сметаны запросил. Фроська — в погреб, развязывает одну молочную кринку, другую, третью, а там с-сметаной и не пахнет, во всех — одна п-простокваша. Степка в погреб с-спускаться мал еще. Кто с-сметану снял? Кроме Прони, некому. Ну Фроська и давай его к-костерить. Проня христом-богом клянется, отпирается. Прошло несколько дней, все нормально. А вчера вечером опять. Пришла Фроська с работы, Проня, как м-министр, сидит в хате, показывает под стол: «Смотри!». Фроська заглядывает — под столом кот. Вся м-морда в сметане, облизывается. Фроська в погреб: кринки развязаны, и с-сметану — как корова языком слизнула. Спрашивает Проню: «Ты в погребе был?». Проня: «Нет. Кот оттуда выскочил». — «А кто научил кота кринки развязывать?» Проня к-кулаком по с-столу: «И тут я виноват! Что я — кошачий дрессировщик?!»
— Значит, с-сегодня баяна не будет? — засмеявшись, спросила Зорькина.
— А, да ну его! — шофер махнул рукой. — Не дразнись. П-поговорить охота.
— Я вот передам Маркелу Маркеловичу.
— Н-не вздумай! З-завтра как огурчик буду.
— Придется домой идти, — Зорькина посмотрела на Бирюкова: — Вы останетесь?
— Нет, — торопливо ответил Антон.
Они вышли из клуба и молча пошли вдоль сумеречной засыпающей деревни. Поравнявшись с домом Чернышева, Бирюков хотел проститься, но Зорькина шла так, как будто была уверена, что он не оставит ее одну до тех пор, пока сама она этого не захочет. И Антон подчинился, хотя все время, находясь рядом с ней, чувствовал непривычную скованность. Казалось, вот-вот, как прошлый раз, Зорькина отпустит какую-нибудь злую остроту. Через некоторое время она действительно сказала:
— Вы удивительный собеседник. Вот бы вас с Виктором Столбовым одних оставить. Было бы выразительнейшее молчание.
Бирюков улыбнулся:
— Не такой уж Столбов молчун.
— В сравнении с вами — да, — Зорькина вздохнула. — Что-то происходит с Витькой в последнее время. Совсем нелюдимым стал.
— Раньше не был таким?
— Особой разговорчивостью не отличался, но с девушками, бывало, за словом в карман не лез. Одно время мы дружбу водили, так мне, например, с ним не скучалось.
— Как это Нина умудрилась отбить Виктора у вас?
— Вы любопытный, как я погляжу.
— Профессиональная привычка.
— Вы следователь?
— Оперуполномоченный уголовного розыска.
— Это страшнее?
— Смотря для кого.
Зорькина засмеялась:
— Например, для меня. Не напрасно же вы моими женихами прошлый раз интересовались. Все с колодцем разбираетесь?
— Откуда вам известно, что с колодцем?
— Господи… — Зорькина усмехнулась. — В деревне все известно. В открытую говорят, что убитый был землей засыпан. И убийцу даже знают. Удивляются, почему он до сих пор не арестован.
— Кто же этот убийца?
— Так я вам и скажу — кто… В деревне трепачей полно.
— А все же…
— Надо самим разбираться, а не деревенские сплетни собирать. У нас есть такие говорунчики, наговорят, только слушай.
Не спеша вышли к околице, остановились у озера. В вечерних сумерках вода походила на темное зеркало с вкрапленными в него мерцающими точками звезд. Изредка зеркальная гладь всплескивала — наверное, шальная щука или окунь хватали задремавшую рыбешку. Вспыхнувшие от всплеска круги быстро исчезали, и звездные крапинки опять появлялись на своих местах. Теплый воздух крепко отдавал настоем полевых цветов. Нарушая тишину, однотонно скрипел коростель. В приозерных кустах с ним перекликалась какая-то одинокая всхлипывающая птица.
— Красота, как в сказке… — задумчиво сказал Бирюков и показал на белеющее у края обрыва бревно: — Присядем?
Не дожидаясь согласия, он подошел к бревну и сел. Зорькина осторожно, стараясь не помять юбку, села рядом. Обхватив колени ладонями, стала глядеть на озеро. Антон чувствовал, что ей хочется о чем-то спросить, что она ждет, чтобы он заговорил первым. Но он умышленно молчал. И Зорькина не вытерпела:
— Почему вы прошлый раз спрашивали меня о моряке?
Бирюков словно ждал этого вопроса. Сейчас, после показаний Гаврилова, у него в руках был крупный козырь, но из осторожности он не стал раскрывать карты и ответил вопросом:
— Почему вы прошлый раз скрыли, что у вас был знакомый моряк?
— Это допрос? — Зорькина настороженно взглянула на Антона, но тут же лукаво-насмешливо улыбнулась и посмотрела на звездное небо. — Шикарное название для детективного рассказа… «Допрос под звездами». Не правда ли?
— Увлекаетесь детективами?
— Нет. Ими у нас ребята увлекаются. А мы, девчонки, больше про любовь читаем. Толстого, Мопассана, Флобера…
— Классическая любовь, судя по авторам.
— Современные писатели скучно о любви пишут. Вот разве только… который «Алкины песни» написал. Скажите… вы верите в настоящую любовь?
Антон засмеялся и подумал: «Почему она сменила тему?»
Зорькина продолжала смотреть на озеро.
— Я вполне серьезно. Вы должны знать это. Наверняка в институте изучали преступления, случившиеся на любовной почве. Так это у юристов называется? К тому же в городе жили, там народу больше.
— В городе я только учился, а жил в Березовке, — Антон показал на озеро: — Вон на той стороне, за островом.
— Ваша фамилия Бирюков? — она всем корпусом повернулась к Антону. — Фу ты, господи! Вы ж на своего отца как две капли воды похожи. Мы с Игнатом Матвеевичем на областное совещание недавно ездили. В президиуме рядом сидели, — и засмеялась. — А я-то считала тебя, вроде Кайрова, издалека залетевшим в наши края.
— У вас тут все Кайрова знают? — спросил Антон, отметив, как Зорькина легко перешла на «ты».
— Он же давно в районной милиции работает. Одно время ухаживать за мной пытался. Духи дарил. Сказал, французские, за десять пятьдесят. Красивый такой флакончик, маленький. Жалко мне стало его денег. Духи с благодарностью вернула, показала на Витьку Столбова и говорю: «Этот парень французских духов не дарит, но из ревности усы ваши попортить может». Терпеть не могу усатых кавалеров. Вот когда у стариков усы или борода, приятно смотреть, а пижонских усиков не терпит моя душа, что хочешь с ней делай. Как увижу молодого усача, так и хочется шпильку запустить.
«Вот откуда «невезучесть» Столбова с Кайровым началась», — подумал Бирюков и засмеялся.
С озера донесся глухой всплеск.
— Так мы земляки, оказывается, — опять сказала Зорькина, помолчала и вдруг заявила: — Был у меня знакомый моряк.
— Я знаю, — Антон решил, что пришла пора говорить начистоту. — Иннокентий Иванович Гаврилов все рассказал. За исключением… Почему оборвалась ваша дружба с Георгием?
Зорькина долго молчала. Бирюков чувствовал рядом ее плечо, казалось, даже слышал дыхание, видел руки, обхватившие колени. Наконец она повернулась к нему и заговорила:
— Во всем виновата я. Начиталась классических книг и решила проверить, любит ли Зорькин меня. Попросила подружку, чтобы она написала Георгию, будто я стала встречаться с Витькой Столбовым. Интересно, чудачке, было, что Георгий ответит. Ждала, ждала, но так и не дождалась.