Изменить стиль страницы

– А что тебя ведет в Каир, Тутанхамон? Потянуло на историческую родину?

– Да нет, просто… Кстати, можешь звать меня просто Танх или Тан. Я понимаю, мое исконное имя длинное, к тому же с момента перерождения я редко им пользуюсь.

– Был слишком популярен в прошлой жизни?

– Ой, и не говори!

Оба тихо рассмеялись. Так было положено начало их весьма странных отношений. Плавание ожидалось продолжительным, а круг общения - весьма узким. К тому же два вампира всегда найдут, что сказать друг другу. К своему сожалению, а может к счастью, Лазель практически сразу понял, с кем столкнула его судьба.

Тан оказался весьма непрост. Он более чем искусно носил маску веселого юноши, эдакого повесы, но на самом деле это была лишь самая простая грань его личности. Тан оказался страстен, во многом капризен, но при этом расчетлив до жестокости. Привык, что всегда добивается своего. К тому же, если и обладающий принципами, то весьма немногочисленными.

Самое интересное заключалось в том, что он определенно заинтересовался Лазелем, и вовсе не как другом, а во вполне определенном смысле. Проще говоря, потомок египетских царей, фараон Тутанхамон оказался отъявленно бисексуален. Причем большее предпочтение отдавал именно своему полу.

Не то, чтобы приставания Тана - изящные, но настойчивые, шокировали Лазеля. скорее досаждали. Он был еще готов пойти на приятельские отношения, но на большее - нет. Парень во всех смыслах не в его вкусе, о чем Лазель не раз красноречиво заявлял. Но, похоже, Тан не желал ничего слушать, видеть и слышать, кроме объекта своей негаданной страсти.

Конечно, Лазель от него не прятался по всему кораблю, но к концу плавания был близок к этому, хотя понимал всю тщетность подобных попыток. Он выбрал другую тактику: холодное и отстраненное приятельское общение, и ни на йоту больше, без малейших намеков. Лазель сожалел, что они на корабле, и нельзя использовать еще один аргумент против.

Но все, даже самое приятное или неприятное, имеет обыкновение заканчиваться. Завершилось и плавание. С вечерними сумерками корабль вошел в порт Каира. К еще большей радости Лазель заметил, что его встречает Ариэль, держа двух горячих коней в поводу.

Лазель уже вскакивал в седло, когда услышал ставший до боли знакомым голос Тана:

– Где ты остановился?

– Не думаю, что тебе стоит меня искать, - вампир пришпорил коня. И все-таки ветер донес до него ответ:

– Но я найду!

Тан жадными глазами провожал всадников. Но его тоже ждали. Пора было предстать перед господином. Затянувшееся ожидание может ему не понравиться.

Имхотеп критически оглядел прибывшего птенца, и, наконец, заключил:

– Все-таки наша одежда нравилась мне больше.

– Но я в ней ходить не могу, - возразил Тан.

– К сожалению, уже никто не может. Как прошло путешествие? Я не видел тебя больше двух веков.

– Нормально. Мне понравилась Европа, ее города, - ответил вампир без особого энтузиазма.

Имхотеп улыбнулся и сказал:

– Опять эта мрачная одухотворенность. Могу я полюбопытствовать, кто на этот раз?

– Вампир, - Тан знал, что отпираться бесполезно, но это вовсе не значит, что он тут же выкладывал все, что знал.

– Мальчик, девочка?

– Мальчик, - вздохнул бывший фараон. Его создатель вздохнул тоже и проговорил:

– Опять?

– А что в этом такого? - Тан тут же окрысился.

– Ничего. Но эти твои… загулы весьма беспокойны. Ну что ж, поостынешь здесь.

– Это вряд ли.

– Почему?

– Я познакомился на корабле. Он где-то здесь.

– Где-то?

– Он не сказал своего адреса, но я узнал у тех, кто занимался его багажом.

Имхотеп еще раз вздохнул, так как не первый век лелеял надежду, что его птенец остепениться - но тщетно, поэтому не смог не сказать:

– Попадешь ты когда-нибудь в переделку из-за своей безрассудной влюбляемости.

– Да ладно, - осклабился Тан. - Мне за три тысячи лет. Кто со мной может сравниться?

– Найдутся такие, - сухо ответил глава клана. - А твоя опрометчивость застит тебе глаза. Привез письма, и что я просил?

– Да, вот почта. А остальное в багаже, - неожиданно смиренно ответил вампир.

– Хорошо. Можешь идти, все равно от тебя пока никакого толку.

Птенец ушел. Глядя ему вслед, Имхотеп вспомнил, каким его принесли в храм. Храм Имхотепа, бога врачевания. Дом Жизни.

Да, его считали богом, и он поддерживал эту веру. Ему поклонялись, он этого не отвергал. И исцелял. Сначала сам, потом через жрецов. За долгие века вампир привык видеть болезни, раны, смерти и исцеления. И "бог" все реже сходил к своей пастве. Имхотеп понял простую философию, что всем не поможешь, к тому же научил жрецов практически всему, что мог сам, остальное им было непостижимо.

Лишь в самых чрезвычайных случаях взывали к личному снисхождению бога. Именно таким случаем стал Тутанхамон.

Залитого кровью, едва живого и перепуганного, юного фараона принесли в святилище Имхотепа. И что-то заставило вампира взглянуть на него. Вряд ли именно страдания мальчика - к подобному он за тысячелетия уже привык, но что-то в его лице. Вампир действительно захотел помочь.

Еще Имхотепа поразили мысли придворных, которые принесли Тутанхамона. Они истово молились, просили за его жизнь, но мысленно… Мысленно почти все заявляли: "он не должен жить! Пусть умрет! Слишком юн для ноши фараона, не сможет. Юнец на царстве! А если еще и калекой станет? Сразу надо было кончать!"

Вампиру даже стало как-то не по себе от такого отношения к божественному. Да, Великому Египту нужен Великий Царь, но фараонами становились и моложе. Чем же этот им не угодил, раз они пошли на такое святотатство? Впрочем, интриги были всегда.

Для себя Имхотеп уже все решил. Разогнав царедворцев, он остался с мальчиком наедине. Взяв его на руки, вампир ушел в свои "рабочие" покои, дабы осмотреть паренька. И осмотр его не обнадежил. Тутанхамон умирал, так как ему пробили голову. Еще час, может два - и все будет кончено. Но оставался еще один способ, к которому Имхотеп прибегал очень редко, и почти никогда к пациентам. Но Тутанхамон должен принять решение сам.

С помощью сильных и далеко не безвредных (но хуже уже не будет, ибо некуда) снадобий вампир привел юношу в сознание. Глаза парня прояснились, он с трудом произнес пересохшими губами:

– Больно!

– Знаю, мальчик. Потерпи, недолго. Понимаешь, ты умираешь.

– Все-таки…

– Да. Но я могу спасти тебя, дать новую жизнь. Правда она не будет похожа не прежнюю. Ты станешь сыном Ночи, и кровь станет твоей единственной пищей.

– Пусть, - сжав зубы, проговорил Тутанхамон, чтобы не закричать от боли.

– И ты не сможешь более быть фараоном. Для всех, кто тебя знал, ты умрешь. Это тяжелый выбор.

Повисло тягостное молчание, нарушаемое хрипящим дыханием юноши. Наконец, Тутанхамон с трудом проговорил:

– Я… согласен!

Имхотеп понимал, что в таком состоянии парень согласится на что угодно, обещающее надежду на спасение. Уж слишком обострилась охота жить. И все-таки что-то подсказывало вампиру, что этот сможет. А может, слишком сильно напомнило о дочери…

Так или иначе, но Имхотеп обратил мальчика, прямо на этом мраморном столе. В эту ночь для всего Египта фараон Тутанхамон умер, и появился вампир Танх Амон, и лишь Дети Ночи знали о его прежнем имени и называли его так.

Чтобы скрыть все следы, Имхотеп заменил тело фараона умершим мальчиком-рабом, на которого еще и наложил иллюзию сходства. Обман не раскрылся. А появление нового слуги у вампира никто и не заметил.

Но для самого Имхотепа Тан не был слугой. Птенцом, почти сыном - так вампир со временем привязался к нему.

А мальчику тяжело приходилось привыкать не быть фараоном. Он был богом, а стал одним из слуг - для всех в храме и городе. Лишь вампирская суть удерживала его от отчаянья - настолько ему нравились приобретенные силы.

Но пару раз он даже ревел от досады на всех и вся, закрывшись в своем саркофаге. В эти моменты к нему приходил Имхотеп. Бесцеремонно вытаскивал из каменного ящика и утешал почти с отеческой нежностью, терпеливо разъясняя преимущества его положения.