- Земля у него под ногами горит, - буркнул шофер. - Сколько лет край грабил. Богатейшая земля, а в полном запустении. Одной братве да чеченам раздолье.

Мы вылезли на углу улицы Лазо, у огромной серой коробки, которую милиция делила попролам с региональным управлением ФСБ. Как и договаривались, я позвонил Андрею с проходной, но на его предложение получить пропуск и подняться к нему сказал:

- Знаешь что, лучше ты спустись, и поговорим на улице. Тем более что я с женой. Твоя машина тут?

Он не стал возражать и вышел к нам через несколько минут. Мы уселись в его "семерку", и только там я достал иркины бумажки.

Естественно, его первым вопросом было:

- Откуда это у тебя?

Я ожидал, что Ирина ответит, но она демонстративно молчала. Тогда я сказал:

- Не имею права говорить. Да и так ли это важно? Что с ними делать, вот в чем вопрос. Или, может, ты состоишь в этом заговоре?

- Я не состою... Но если состоит вся верхушка силовых структур края, и наш Кулькин в том числе, я не слишком понимаю, что можно предпринять... Таких сил, которые бы их остановили, в крае нет. Что мне - выписывать ордера на арест? Для задержания фигур такого уровня нужна санкция начальства. А оно все повязано. Или не поверит твоим бумажкам, не рискнет нарываться на скандал.

- Вообще-то у меня возникли подозрения, что вы это дело уже раскручиваете... Недаром тебя на ночь глядя из дома выдернули. Может, я зря суечусь?

Он засмеялся.

- Нет... Хотя, если подумать, выходит, что да. Полдня на ушах стоим, пытаемся выяснить, куда связь делась, а штука вот в чем... Как там в первоисточниках - "захватить почту, телеграф, телефон". Только мосты остались.

- Я сейчас слушал речь Барабанова и так понял, что всем уже известно это Орла работа. Только не представляю себе, как это организовано технически. И ещё он о каких-то экспериментах говорил...

- А, это все догадки. Барабанов знает ещё меньше, чем мы. Ходят слухи, что в "Девятке" проводят какой-то эксперимент. Искривление пространства или типа того. Короче, фантастика.

- Да, Эстес туда пытался прорваться весь день. Не знаю, удалось ли ему.

- Все, - вздохнул Андрей. - Опоздали мы. И лучшее, что я тебе могу посоветовать - немедленно садиться на поезд и убираться отсюда к чертовой матери.

- И ты думаешь, что после такого бегства кто-нибудь за меня как за журналиста даст хоть ломаный грош? Вот супругу я бы в Москву отправил.

- Никуда я не поеду, - огрызнулась Ирка с переднего сиденья. - Только с тобой.

- Но можно же, по крайней мере, кого-то предупредить, - продолжал я строить планы. - У этих черных небось есть какой-нибудь лидер диаспоры, духовный отец, или главный мафиози, на худой конец! Пусть узнают, что их завтра резать собираются.

- Не поверят. Решат, что провокация конкурентов, чтобы их из города вытеснить. А даже если поверят - скорее сами за оружие возьмутся. Мне тут междоусобной войны не надо. И потом, не будет кавказцев - станут громить китайцев, евреев, просто бизнесменов, в конце концов. Был бы кирпич, а человек найдется.

- Но ты, по крайней мере, не возражаешь, если я ознакомлю с этими документами представителей прессы?

Он пожал плечами.

- Попытайся. Если дать сейчас обращение по телеку... Хотя все равно никто на улицы не выйдет. Тут тебе не Москва, не Белый дом. Только под удар себя подставишь. Впрочем, дело твое. Странно, что ты с этого не начал.

- Я все-таки хочу связаться с кем-нибудь из кавказского землячества. Для очистки совести. У тебя есть чьи-нибудь телефоны? Ведь наверняка есть.

Эльбин задумался.

- Так и быть. Исключительно для очистки совести. Записывай, - и он продиктовал мне номер. - Попроси к телефону Шалву Зурабовича. Это глава грузинской общины в городе.

- А на кого ссылаться, если спросят?

- Можешь сослаться на меня, - сказал Андрей, немного подумав. Потом добавил, - Ну, раз пошла такая пьянка, попробую поговорить с Черепашкиным. Из ФСБ паренек. Мы с ним сотрудничаем по поводу оргпреступности. Вроде он чист. То есть не то, что говорить ему открытым текстом, а забросить удочку, попытаться выяснить, стоит ли к ихнему начальству с этим делом соваться, или оно тоже замешано.

Я согласился отдать Эльбину материалы, если он сделает ксерокс. Тот вскоре вернулся, вручил мне несколько копий, пообещал, что "будет работать", и мы расстались.

Эстеса мне, конечно, найти не удалось. Его не было ни дома, ни на одной из тех квартир, где он имел обыкновение пьянствовать. Оставался номер его пэйджера... Не диктовать же ему открытым текстом: "Завтра путч. Подробности при встрече". Все-таки я бросил сообщение: "Перезвони немедленно".

Я листал записную книжку, соображая, кому ещё можно позвонить, и все больше проникался мыслью, что без звонка Барабанову не обойтись. Все-таки пока ещё губернатор, обладает каким-то влиянием и может что-нибудь предпринять. В конце концов, при узурпации власти именно он должен пострадать в первую очередь.

Я был слегка знаком с его пресс-секретарем, и позвонил ему.

- Поезжай в мэрию, - ответил тот мне. - Шеф сейчас там, совещается с Пурапутиным насчет отсутствия связи.

Пурапутин, после того, как сегодня появился рядом с Орлом, был мне совсем ни к чему. Но может, удастся поговорить с губернатором наедине?

Мы через весь город потащились в мэрию. Она располагалась на стрелке речки Бугайки, в неуклюжей тумбе из белого бетона, какие строили в конце социализма. Раньше здесь размещалось какое-то партийное учреждение, вроде Дома Политпросвещения, а затем предшественник Пурапутина присмотрел здание и подыскал ему новое предназначение. Мент-охранник, естественно, не хотел нас пускать, несмотря ни на какие удостоверения и жалкий вид озябшей в своем условном платье и тоненьком плащике Ирки; но на поднятый мной шум явился начальник охраны, которого в свое время я успел задобрить бутылкой "Хеннеси". Тот пообещал позвать управляющего делами при губернаторе. Управляющий делами, узнав, что мне нужно срочно видеть Барабанова, весело закричал:

- Опоздали, Виталий Сергеевич! Они с мэром только что укатили, - он подмигнул, - в сауну.

- Где она находится? Мне очень нужно его видеть.

- Боюсь, что вас туда не пустят. Это оч-чень, - он сказал "очень" с таким же нажимом, что и я, - закрытое заведение. Ви-ай-пи.

Что-либо доверять самому управляющему мне совсем не хотелось, он был чрезвычайно скользким типом и жуликом, каких мало. Ну и черт с ними, подумал я, если Барабанов накануне событий пьянствует со своими политическими врагами, туда ему и дорога. Оставался ещё Шалва Зурабович.

- Шалву Зурабовича можно? - спросил я, стоя на ступеньках мэрии, когда в трубке раздалось "алло" с сильным грузинским акцентом.

- А кто его спрашивает, а?

- Скажите ему - звонит Виталий Шаверников, журналист. У меня для него крайне важное сообщение.

В трубке наступило молчание. Наконец, тот же голос произнес:

- Приезжайте. Вы где сейчас?

- В центре, около мэрии.

- Ага. Мы вас ждем, - и мне продиктовали адрес где-то на северной окраине.

Мы снова ловили машину, снова мчались через темень куда-то к черту на рога. Шофер не знал этих мест, мы оказались в новоотстроенном поселке коттеджей для новых русских, где на глухих заборах не висело ни названий улиц, ни номеров домов. Пришлось ещё раз звонить, уточнять маршрут, и наконец, нас высадили перед массивными воротами. Неприлично маленький участок огораживал высоченный забор из аккуратно подогнанных друг к другу досок, перемежавшихся фигурными кирпичными стойками, которые только усиливали впечатление осажденной крепости. Сам дом - трехэтажное островерхое здание из неоштукатуренного кирпича - был выполнен в том же стиле, с узенькими окошками-бойницами и выступами, похожими на замковые башни. Калитку нам открыл угрюмый охранник-грузин и тут же стал вещать что-то по рации, которая отвечала ему хриплой тарабарщиной. К дому вела тщательно расчищенная дорожка, выложенная плитками. Судя по пустынности крохотного участка, которому забор придавал сходство с тюремным двориком, дом был построен совсем недавно, но из глубоких сугробов торчали макушки саженцев. За стеклянной дверью оказался огромный, нисколько не соответствоваший аскетически-тесноватому внешнему облику здания, залитый светом, увешанный картинами и оленьими рогами холл с уходящей куда-то вверх широкой лестницей. Тут охранник передал нас ещё одному провожатому, такой же кавказской внешности, который повел нас вверх по лестнице, но ещё прежде низенькая женщина в черном глухом платье и с волосами, собранными в пучок на затылке, страшная, как большинство пожилых южанок, безмолвно приняла у нас и унесла верхнюю одежду.