Сейчас он отдавал приказы - резко, зло; ужас того, что могло с ними случиться, все еще был свеж в его памяти. А девушка, Валима, посматривала на меня. Я по-прежнему стоял там же, сжимая в руке дубинку. После того быстрого предупреждающего крика - о том, что грундал атакует меня сзади со мной никто не заговаривал.

- Мы не можем здесь отдыхать, это уж наверняка, - очень раздраженно, почти угрюмо проговорил Гахан Ганниус. - Полагаю, нам лучше вернуться на берег.

- Как прикажешь, Гахан.

- Именно так я и приказываю! Есть какие-то сомнения?

Чулики - а теперь, пыхтя, подоспели еще несколько наемников - стояли с бесстрастным видом, не вмешиваясь в разговор. В конце концов, они наемные солдаты, их дело - избегать любого рода запретов со стороны этих молодых людей, их господина и госпожи. И они по-прежнему не обращали на меня ни малейшего внимания.

Молодой человек крикнул команду слугам, которые с трудом поднимались к нам, нагруженные продуктами, винами, столиками и скатертями, тентами и коврами. Теперь они снова повернули обратно к берегу - эти мужчины и женщины, одетые в короткие серые одежды с широкой зеленой каймой. Взвалив на плечи содержимое капитанской каюты корабля, они тащились вверх по утесу, а теперь потащатся вниз по прихоти этих неразумных молодых людей, которым опрометчиво взбрело в голову устроить здесь пикник.

Когда они все снова подались вниз, я опять остался один.

Я стоял на вершине утеса, покинутый, и дивился происходящему. Дивился тому, что ничего не сделал для исправления дурных манер этой парочки.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Тодалфемы Ахрама

С вершины противоположной стороны канала я смог посмотреть и как следует разглядеть то строение, высящееся в полумиле от меня. Добрался я сюда простым и целесообразным способом - спустившись по мириадам высеченных на гигантских скальных карнизах лестниц, переплыв пролив примерно в полмили шириной, а потом снова поднявшись на утес. Два солнца теперь стояли низко в небе, и их свет, по-прежнему смешанный, постепенно мерк и становился все более чисто-зеленым: зеленое солнце, которое зовется Генодрас, немного задержалось после того, как за горизонтом исчезло большое красное солнце Зим.

А потом появятся звезды, и я, возможно, получу лучшее представление о том, в какую именно точку на Крегене под Антаресом меня занесло.

Строение смахивало на прочно построенный замок или гостиницу с замурованными окнами; крышу усеивали многочисленные башенки, которые, я был в этом уверен, служили чем-то большим, нежели простым завершением залов за стенами с куртинами. Виднелись купола, похожие на минареты, шпили и фронтоны высоких зданий. На серые стены строения падали опалиновые тени. Я гадал, было ли это здание построено одновременно со спрямлением пролива и облицовкой его камнем, или же его строили, как в средневековом Риме, растаскивая древние постройки, чтобы добыть стройматериалы для новых.

В сгущающемся зеленом свете я медленно подошел к строению.

С тела чулика я снял кольчужный наголовник, длинную кольчугу и кожаную сбрую. Эти юноша и девушка, Гахан Ганниус и Валима, очевидно, не потрудились поинтересоваться судьбой своего охранника, а его товарищам приходилось помалкивать. Мне уже доводилось встречаться с чуликами. Я знал, что у них в обычае перенимать обмундирование, личное снаряжение и оружие тех, к кому они нанимаются. В Зеникке, где я какое-то время был бойцом-брави, чулики разгуливали с рапирами и кинжалами; здесь же они ходили с оружием, подходящим для воинов в кольчугах.

Большой меч, который я, наконец, обнаружил в ходе поисков, был воткнут в землю за отдельно растущим скоплением кустов тернового плюща. Должно быть, он вылетел из руки убитого чулика, несколько раз перевернувшись в воздухе. Я подобрал оружие и осмотрел его. Тщательно изучив вооружение, можно многое узнать о создавшем его народе.

Первым объектом моего внимательного изучения стало острие. Это действительно было острие, но его клиновидные грани, хотя и довольно острые, не могли принадлежать колющему оружию. Значит, острие здесь все-таки знали, но, как подтверждал вид одетых в кольчужную броню чуликов, к нему не благоволили. Существует хорошо известное заблуждение, будто бы в средневековой Европе не знали ни острия, ни выпада; правда же заключается попросту в том, что выпад - не самый действенный способ разделаться с облаченным в кольчугу противником. И потому этот большой меч - я повертел его в руках: прямой, дешевой выделки, хорошо заточенный, чего я и ожидал от наемника-чулика, с простой железной гардой-крестовиной и рубчатой деревянной рукоятью. На плоскости клинка, пониже гарды, красовалась вытравленная монограмма, состоящая, как я понял, из крегенских букв ГГН. Никакого имени мастера не стояло.

Так. Дешевое оружие массового производства, чуточку неуклюже сбалансированное и не вполне удобное в замахе. Сгодится, пока не подвернется лучшее.

Теперь я стоял перед тем странным строением с его многочисленными сводчатыми крышами и куполами, с его прямоугольными стенами, стоял в меркнущем свете Генодраса, зеленого солнца Крегена.

Они вышли ко мне. Я был готов. Если они вышли приветствовать меня что ж, прекрасно. А если они вышли убить меня или взять в плен, то я буду размахивать этим новым мечом, пока мне не удастся скрыться в тени.

- Лахал! - поздоровались они универсальным приветствием Крегена. Лахал.

- Лахал, - ответил я.

Я стоял, дожидаясь, когда они приблизятся. Они держали факелы, и при вечернем бризе, который усилится с заходом солнц, пламя факелов развевалось, словно ало-золотые волосы. Я увидел желтые балахоны, сандалии, бритые головы, откинутые капюшоны. Посмотрев на талии этих людей, я увидел, что вокруг них обмотаны вервия с болтающимися при ходьбе кистями.

Эти вервия и кисти были голубыми.

Я выпустил задержанное дыхание.

У меня на миг возникла надежда, что вервия и кисти окажутся алыми.

- Лахал, чужеземец. Если ты ищешь, где отдохнуть нынешней ночью, то проходи скорее, ибо ночь наступает быстро.

Говоря это, обратившийся ко мне поднял факел. Голос у него казался каким-то странным - высокий и пронзительный, почти женский. Я увидел его лицо. Такое гладкое, безбородое и все же старческое, с морщинистой кожей вокруг глаз и складками около рта. Он улыбался. Вот, - подумал я тогда - и оказался прав. - Человек, который думает, что ему не нужно ничего страшиться.