Все это называлось «зона»

(Хоть вроде нет на то резона).

Но чей-то вымолвил язык,

Тот повторил – и люд привык.

Вообще-то было б интересно

На плане города бы вместо

«Обкома» – видеть «Пентагон»,

Читать с пивною рядом – «Слон».

А магазин 6ы звался «Красный».

И если честно, труд напрасный

Искать абстрактный сто шестой,

А в «Красный» ткнет малец любой.

Под ногтем смотрим: «Бабьи слезки».

У забегаловки березки,

Сухой и меленький фонтан,

Дверь нараспашку – как капкан.

А вот в сторонке вязь петита:

«Безрукий друг» (не Афродита).

Вино в разлив здесь продают,

И мужики шумят, снуют…

* * *

Сказать по правде, я доволен,

Что в детстве жить пришлось на воле.

Для ребятишек воспитанья

Целебно естество познанья.

Пример: ползу я по траве,

Прожилки вижу на листве,

Неповторимый цвет листочка,

А в книжке «зелено» – и точка.

Но эту зелень не познаешь,

Пока в траву не поныряешь.

Не ощутят колени влаги,

Стеблей, земли в глухом овраге.

Простая истина познанья

Навроде хлеба добыванья:

И тот же пот, но солонее,

И то ж мученье, но светлее.

Пусть истина в душе ребенка

Лишь стебельком взрастает тонким.

А сил душевных он потратит

Порою так, что нам не хватит.

И благодарен я судьбе

Не за забавы, смех в гурьбе.

Спасибо, что она давала

Быть одному – не так уж мало.

Что на себе земля носила,

Все без утайки подносила.

И я, как мог, всему внимал,

И чувством жизнь я познавал.

* * *

Наверное, пропустим детство.

Не очень нужное нам средство

Понять дальнейший ход вещей.

Наивен, дорог смысл тех дней.

Четырнадцать. Еще немного,

И в нашу жизнь ведет дорога.

Я приобщен к простому люду -

Мне быдлом быть – всегда и всюду.

Но если подводить итог,

То чистым был той жизни сок.

Хоть грязь я видел, и немало,

Но уберегся – не пристало.

И как последний миг в игре

(Чем жизнь бывает на заре),

Запомнил бег на восемьсот…

И сразу – новых игр черед.

Да, восемьсот… Бежать два круга.

Через один цепочка цуга

Прижалась к бровке – разобрались,

Кто здесь почем, и дальше мчались.

Но свежесть ног– всего на круг.

Второй – и тяжелеешь вдруг.

Вот тут, когда подзапалился,

Пошла игра (вперед коль влился).

(А если, парень, в арьергарде,

Будь как огурчик, в авангарде,

Хоть счас спуртуй, уже не быть.

Замешкался – тебе платить.)

Бегу вторым – сберечь силенки.

Расслаблен бег, но нервы тонки.

Не дай бог прозевать рывок -

Не мне вам петь, что значит «в срок».

Сквозь бега ритм и жару

К себе пробился и твержу:

«Терпи, еще быстрей, не бойся,

Дотянем, друг… не беспокойся».

Теперь пора. И человечьим,

Безумно трудным и извечным

Усилием собрал остатки

Сил, гордости и бывшей хватки.

Он не успел, проспал рывок.

Я первый, финишный бросок

Уже идет, но впереди

Сто метров. Трое – позади.

«Терпеть!» – шепчу своим ногам.

«Терпеть!» – ни метра не отдам!

«Ну что ж так финиш далеко?!…

Терпеть! Им тоже нелегко!»

Всё. Лег на ленту. Дотянул.

Сквозь вату будто гул трибун.

Внутри прозрачна тишина,

И так легка, светла она.

* * *

Я обещал и ставлю точку.

Читатель сам домыслит строчку,

Что нам из детства забирать…

Но лучше нам уже не стать.

4. Началось…

Поэма “Нити” pic_3.jpg

Вначале, вместо предисловья,

Чтоб избежать сетей злословья,

Я вам скажу начистоту -

Вплетает жизнь в себя мечту.

А коли так – не обессудьте.

Никто не даст вам чистой сути.

И в теорему математик

Ввернет себя, как в жизнь – прагматик.

* * *

На комбикормовый завод

Заглянем. Что здесь за народ,

И может вспомним, почему

Не равнодушен я к нему.

Пути, вагоны, лето, душно,

И запашок такой… Нескушный.

Вот мясокостная мука…

Вас не взяла еще тоска?

Ну, если нет, тогда продолжим.

Хлопковый шрот – сказать я должен,

Напомнить – рыбная мука,

Мел, соль, зерно, комбикорма…

И кроме соли – все пылило,

Что мехлопата ворошила.

И что совком перекидал…

Что? Респиратор? Не слыхал.

* * *

А осенью квартиру дали.

Не бог весть что быстрей собрали,

И в этой скорой суматохе

Порастерялись детства крохи.

Извольте. Перемена мест

Разбила жизнь на «был» и «есть».

(Читатель может быть поправит,

Напомнив, что кого исправит.)

И все же нету абсолюта.

Как ни была б натура люта -

Зависит несколько от места,

Что там попало в наше тесто.

Пятиэтажки из панелей,

В них окна-буквы нонпарели.

Не прочитать – стоят слепые,

И не сказать – они глухие.

И эта серость неживая,

Окаменелая, нагая

Плодит уродливых детей.

Комочки серых душ за ней.

Чем мне хвалиться… До сих пор,

Дожив до зрелых, в общем, пор,

Живу все в той пятиэтажке.

И год шестой идет уж Сашке.

А впереди, сколь хватит взор,

Ждет совести немой укор:

Нам даже больше жизнь давала,

Чем детям нашим. Как же мало…

* * *

Что впереди, то беспросветно.

Жизнь так и канет неприметно.

Она уйдет в труху, песок,

В борьбу за хлеб, воды глоток.

Крепчает жизнь, и в полвосьмого

У магазина сто шестого

Растет толпа день ото дня

(Путь на работу у меня).

Так с год назад одни старушки

С утра, прочистить дабы ушки,

Стояли с гвалтом у дверей…

Толпа молчит. Полно детей.

* * *

Вот осень. Зябко, темень. В школу

Бреду в грязи я, очи долу,

В незримой хляби, без задора

Вдоль блёсток мокрого забора.

Прошли уроки. Кто куда.

Мой путь – мои комбикорма.

Автобус, давка, вспышки ссор,

Смех с матом, рокот: «Контролер!»

Надсадный «Ох» рессор просевших,

Неспешно мне годами певших

О невеселой, тяжкой доле

И жизни, что идет в неволе.

Но мы, не жившие на свете,