- Может быть, вы вовсе и не Чаплинский? - устало догадалась я, поражаясь своей способности видеть то, что у других сокрыто.

- То есть как? А кто тогда я?

- Но это мы выясним, не беспокойтесь. Пошлем запрос в Тель-Авив на предмет истинного местонахождения Наума Леонидовича, а там видно будет. Только я не понимаю, что вам от меня нужно - подтверждение ваших полномочий в прессе? Пожалуйста, диктуйте. Пистолет можете не вынимать...

Он посмотрел на меня внимательно и спокойно. Таким долгим протяжным взглядом, который обычно предшествует поцелую с последующим слиянием в экстазе. Ах да, СПИД гуляет по планете вместе с сопутствующими товарищами. Так почему бы не воспользоваться относительно безопасным сексом в моем лице?..

- Если это изнасилование, предлагаю воспользоваться презервативом. Человек без имени, знаете ли...

Псевдонаум рассмеялся. Ах, если бы я не была воспитана в таких строгих правилах. Но что тут поделаешь - было в нем Это. Харизма, обаяние, страсть... Можно чуточку пригубить, попробовать и чем черт не шутит: лет через десять я тоже как-нибудь с улыбкой скажу: "Сейчас так не любят". Только на переезд в Израиль я не согласна...

- А вы женаты? - спросила я, разом прекратив наркотически идиотические видения.

- Конечно! - Наум пожал плечами, удивляясь, видимо, моей наивности.

- И дети, конечно, есть? - моему презрению уже не было никаких пределов.

- Должно быть так, - он помолчал, а потом решительно добавил. - Я хочу, чтобы вы мне помогли. Я вам верю, потому что таких нахалок не видел никогда в жизни.

- Каких таких?

- Бескорыстных.

Он мне надоел. Хотя и любопытно, но есть дела и поважнее. Мне нужно подготовиться к ряду важных встреч, задать умные вопросы, провести стрелочки от возможных подозреваемым к возможным исполнителям. И арестовать (убить?) виновных.

- А давайте завтра? Прямо с утра и начнем? И сколько вы мне заплатите?

- У меня - таки есть дикое желание... Я хочу поносить вас на руках. И постарайтесь, чтобы ваши крики не разбудили кого-то не здесь, - с этими словами он легко оторвал меня от пола(хорошо, хоть не успела пустить корни), и закружил по "зале".

- Идиот, - сообщила ему я сверху и поцеловала в побеждающую лысину. За советы и консультации для мошенников существуют особые расценки в долларах.

- Интересно, ты годишься мне в дочки? - спросил он, демонстрируя не только возможности Клары Цеханасян, но и явно выраженный комплекс Гумберта.

- Еще раз и на "Вы", папаша.

Я бы сказала что-нибудь еще, но мое проданное когда-то, как пуленепробиваемое, окно вдруг разлетелось на достаточно крупные кусочки и под ноги еврейскому шпиону упал красивый отечественный кирпич.

- Что это? - спросил он, осторожно спуская меня с рук, чтобы не привыкала.

- Это протест, - смело сказала я, невзирая на крупную неприятную дрожь, которая заполнила все мое тело.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Пауза, кирпич и разбитое окно требовали тишины. Тем более, что Наум не спешил ставить меня на место (это вообще мало кому удавалось). Я осторожно сжала его плечо и покорно, в пределах своих возможностей разумеется, улыбнулась. Дело было за малым - предложение руки и сердца и назначение срока свадьбы. Но Наум молчал, зато за окном бешено сигналил бешеный Макс. Он испортил очарование вечера и не дал Чаплинскому совершить подвиг. Через три минуты в дверь звонили, а для убедительности ещё и колотили. Хорошо жить без соседей. Я ловко спрыгнула с рук застывшего Наума и помчалась открывать.

- Живой? - вскрикнул Максим, направляя на меня дуло пистолета.

И поди разберись, какие движения он собирался совершить далее? Скажу живой, начнет стрелять и убирать свидетеля, скажу - мертвый, очистит квартиру от предполагаемого убийцы, то есть - от меня.

- Максим, а зачем ты камни в окна кидаешь? Это нехорошо, некрасиво даже! И этот дядя тебе даже не дядя. И уж тем более не отец родной. Чего так кипятиться?

- Значит живой, - выдохнул Максим и почесал своим дулом за своим же ухом.

- Тогда я жду внизу. Или остаться здесь? - он посмотрел на меня вызывающе.

- А мне все равно...

Честное слово - абсолютно. Потому что даже такой совершенный механизм как я иногда устает и нуждается хотя бы в профилактическом ремонте. Громко тикали часы, капала вода в ванной, сквозняком раскачивало люстру. Все было глупо и обыденно. Я оказалась просто близорукой романтической идиоткой, которой не хватало, всегда не хватало чего-то настоящего. Лучше бы подалась в археологи, чем стала копаться в человеческой старине. Нашла себе тоже гарантии от тоски...Наум Чаплинский - умереть можно. Со смеху или рядом с ним. И как это меня так угораздило? С первого взгляда, что ли? В нашей стране у всех нормальных людей столетиями воспитывали ксенофобию. У меня, в знак протеста, выросла филия. Ксенофилия... Низкопоклонство перед западом, космополитизм. Надо повесить портрет Сталина и думать о хорошем.

Например, о том, что когда выйдут на пенсию последние партаппаратчики, их места займут постаревшие Асланчики, а потом их дети и внуки. А я принципиально перестану ходить на выборы и уеду в деревню. К тетке, в глушь, в Саратов. Но я и сейчас это делаю. А ведь ни Максиму, ни Тошкину никому из нынешних не придет в голову поносить меня на руках.

- Когда в Израиле уходят на пенсию? - крикнула я, чтобы Максим убедился в живучести клиента.

- В шестьдесят пять - семьдесят.

- У нас ещё есть время, - сообщила гостям я.

- Да, дней несколько. Я собираюсь ещё немного задержаться. Поехали, Максим. Давайте, попробуем встретиться с утра.

- Тем более, что с утра я меньше вешу, - он улыбнулся, а моя пропащая душа ушла гулять, заявив, что больше не может выполнять пионерское поручение по сохранению чистоты и невинности моего тела. Ну что, где наша не пропадала - броситься на шею и повиснуть на ней камнем?...

Была не была. Он очень удобно расположился у двери и наверное бы не упал, выстоял, но тут дедушка Чуковский все испортил, потому что у нас зазвонил телефон.

- Пока, - быстро сказала я, захлопнула дверь без поцелуя и резко дернула трубку на себя. Вместе с голосом Тошкина в ней верещали гудки, обозначавшие помехи на линии.

- Ты одна? Надя, я спрашиваю, ты одна? - голос прокурора дрожал от ненависти и напрасных ожиданий.

- Одна, успокойся. Ложусь спать. У меня завтра много дел...

Еще бы - кампания по ликвидации безграмотности. Я запланировала её на лекцию по культуре античности. Я подготовила словарную работу - даже правила подчитала, что с большой буквы, а что с маленькой. Однако меня мучили сомнения - весь ли алфавит удалось выучить моим будущим академикам... Ну, а кроме того...

- Тошкин, не мешай мне жить. Ты - предатель. Прощай.

- У тебя был Чаплинский? - спросил он сдавленно.

- Его уже тоже убили? - страшным шепотом прохрипела я.

- Пока нет. Но... Ты могла бы приехать ко мне? Я на работе. Нам надо

поговорить. В неофициальной обстановке.

Ай да Тошкин, ай да Пушкин. Моя квартира уже стала для него казармой, где нужно было четко и без сомнений выполнять устав и правила техники безопасности при работе с огнеопасными предметами. Что же - посеешь ветер, найдешь дырку от бублика.

- Тогда присылай за мной трамвай, - ответила я и бросила трубку. Вот так всегда - в квартире могут быть воры, зато хозяйка должна быть в прокуратуре. И что мне теперь делать с этим окном, из которого дуло, правда, не так сильно, как из максимкиного пистолета. Я устало опустилась на пуфик - эдакое мещанское новообразование-перед трюмо и нехотя накрасила губы. Поцелуи и прочие жизненно важные шалости на сегодня отменялись по причине плохой погоды. И все-таки, почему Чаплинский не прилетел самолетом? Странно...

Через полчаса я входила в хмурое, обветшалое здание городской прокуратуры. И почему у некоторых это заведение вызывает такой трепет? Я точно знаю, что раньше здесь был детский сад. Теперь получились ясли. особенно если учитывать неуемную веру в справедливость некоторых служителей закона.