Фактически разрешение для янычар открыло путь к высшим государственным постам для всех свободных мусульман, кроме негров. Последствия этого показывают, что инфляция здесь производит то же действие, что и в финансовом мире. К моменту смерти Сулеймана количество янычар доходило до 12000, а общая численность рабов-домочадцев была около 80000.
К 1598 г. было призвано 101600 янычар, которым определили жалованье, не говоря о 150000 неоплачиваемых призывников. Во вспомогательных войсках проявилась тенденция к занятию торговлей и ремеслами. Последствия этого не замедлили проявиться в падении дисциплины и снижении эффективности армии.
Психологической компенсацией суровости воспитания и монотонности повседневной жизни стали неожиданные вспышки возмущения, что было в полном противоречии с привычными и, казалось, незыблемыми нормами. Разумеется, все это не могло не сказаться и на воинских успехах.
Православно-христианское население, первоначально примирившееся с оттоманским режимом, ибо Pax Ottomanica устраивал всех, теперь почувствовало себя обманутым. Подданные падишаха стали порабощаться и закабаляться войсками самого падишаха так, словно это были чужеземные враги. Уже в 1683 г., когда анатолийская феодальная кавалерия спешила на воссоединение с оттоманской армией для второй, и последней, осады Вены, крестьяне румелийских провинций [345] поджигали свои дома и укрывались в горах, лишь бы не видеть, как разоряются их родные очаги.
Последствием разложения оттоманской системы явилась утрата гибкости, что сказалось самым фатальным образом на истории османского общества. Османы не смогли ответить на грозный вызов со стороны Запада, своевременно и мобильно изменив свои социальные институты. К концу XVII в. разложение Оттоманской империи достигло апогея. Перейдя к обороне, османы были вынуждены искать спасения иными методами. Они стали просить оружие и снаряжение для своей защиты у тех, с кем недавно воевали, – у Запада. Это был неизбежный путь, и им следовали все оттоманские реформаторы. В течение двух с половиной столетий они вынуждены были заниматься вестернизацией Турции, одни – с отвращением, другие – с энтузиазмом.
Столь резкий поворот, происшедший в конце XVII в., повлек за собой и другие перемены. Чтобы вести переговоры с Западом, потребовалось искусство дипломатии, и тогда выяснилось, что падишах вынужден назначать на самые ответственные посты православно-христианских подданных, не прошедших курса обучения в его школе. Дело в том, что школа при дворе падишаха не давала греческому мальчику знания ни иностранных западных языков, ни западных навыков и обычаев. Между тем это знание было доступно тому греческому мальчику, который не попал в школу пажей и оставался у себя дома, готовясь к торговой карьере своего отца.
Другим великим унижением, которому подверглись османы, было поражение в русско-турецкой войне 1768-1774 гг. Шок позорного поражения в войне привел к мучительной переоценке собственных возможностей и заставил Селима III после подписания в 1774 г. Кючук-Кайнарджийского мирного договора создать особое армейское подразделение из свободных мусульман. Это был первый шаг на пути вестернизации оттоманской армии, но он имел далеко идущие последствия и повлиял на все сферы жизни турецкого общества. Процесс этот набирал силу и был завершен президентом Турции Мустафой Кемалем.
Метаморфоза оттоманской социальной системы, начатая Селимом и доведенная Мустафой Кемалем до логического завершения, стала удивительным и своеобразным рывком, подобным первоначальному рывку, послужившему толчком к созданию оттоманской рабской системы. Однако сравнение этих двух процессов показывает, что второй не привел к столь уникальным результатам, как первый. Создатели оттоманской рабской системы выработали средство, позволившее небольшой группе кочевников, выброшенных из пределов родной степи и скитавшихся в чужой земле среди враждебного населения, не просто выжить, но и установить мир и порядок в этом чужом им обществе, входившем в фазу распада.
Турецкие государственные деятели последнего периода просто пытались заполнить вакуум, образовавшийся на Ближнем Востоке вследствие исчезновения неповторимой структуры Оттоманской империи. Они стремились заполнить пустоту схемой, построенной по западной модели, в виде так называемого турецкого национального государства.
Возможно, оттоманская система ближе всего к идеальному государству Платона. Сочиняя свою Утопию, философ вдохновлялся Спартой – величайшим городом-государством эллинского мира. Спартанская и оттоманская системы при сравнении обнаруживают поразительное сходство, но это, бесспорно, не следствие мимесиса, хотя общества хронологически следовали одно за другим и территориально не были удалены друг от друга. Скорее здесь обнаруживается однотипный ответ на одинаковый вызов, данный двумя не связанными между собой обществами. По существу оттоманская и спартанская системы принципиально различны. Спартанцы контролировали две пятые Пелопоннеса, но весь полуостров составлял лишь малую часть оттоманской провинции Румелии. И тем не менее достижения спартанцев не менее значительны, чем успехи османов.
Спартанцы своеобразно ответили на вызов, обращенный в VIII в. до н.э. ко всем эллинским общинам. Обрабатываемые земли к тому времени сильно истощились и не могли прокормить стремительно растущее население Эллады. Напрашивалось самое простое решение проблемы – расширить площадь плодородных земель за счет захвата чужих территорий и образования там греческих колоний. Это решение было вполне удовлетвори тельным по двум причинам. Во-первых, заморские территории можно было захватить и удерживать сравнительно легко, без больших материальных затрат, ибо Эллада превосходила к тому времени своих соседей в искусстве войны, и, во-вторых, земли, приобретенные таким путем были очень эффективны, так как греки отличались не только на ратном поле, но и в земледелии и быстро облагораживали не знавшие до того культурной обработки поля.