Мы рассмотрели достаточно примеров, чтобы установить факт веры в бессмертие универсальных государств, веры, которая переживает века и тысячелетия, когда на то нет, казалось бы, никаких оснований. Каковы причины этого феномена, столь странного на первый взгляд?

Одна из явных причин заключена в силе личного обаяния, производимого основателями универсальных государств и их последователями. Причем, как правило, эти впечатления передаются последующим поколениям с сильными преувеличениями, превращаясь в легенду. Весьма примечательным примером может служить хорошо известное свидетельство Филона Александрийского о впечатлении, производимом императором Августом. Будучи евреем, александрийцем и философом, Филон Александрийский вряд ли может быть заподозрен в особом энтузиазме по отношению к римлянину, основателю эллинистического универсального государства. Впоследствии императору была приписана даже способность предвидеть будущее, а сама эта способность вполне логично объявлялась божественной.

Другая причина устойчивости веры в бессмертие универсальных государств – впечатляющая грандиозность самого учреждения. Эта грандиозность вырастает из смутного времени и символизирует оживление распадающегося общества, поэтому она и завоевывает сердца людей.

Третья причина – тоталитарность, всеобъемлющий характер универсального государства. В политическом плане универсальное государство – высшее выражение чувства единства, которое является психологическим продуктом процесса социального распада. Чувство единства и всеобщности – характерная черта всех универсальных государств.

Попытка защитить бессмертие в посюстороннем Мире тщетна, ибо нельзя перечить Природе.

Судьба Тифона [606] свидетельствует о том, что, «кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее»; но истинно ли в равной мере, что «потерявший душу свою за Меня сбережет ее» (Лука 9, 24; Матф. 16, 25, и 10, 39)? В ранней версии сказано более четко, что действенность прямо зависит от альтруистического акта: «А кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Марк 8, 35). С этой точки зрения универсальное государство, которое избегает пустых претензий на бессмертие и надеется на эвтанасию, попытается тем самым превзойти Феникса. Оно должно не только пожертвовать своей жизнью, но и принести себя в жертву во имя чего-то, находящегося вне его. Такой добровольный альтруизм – неслыханное дело в жизни любого универсального государства и любого учреждения, поскольку главный и всеобщий порок их – стать целями самих себя. История знает универсальные государства, которые, став жертвами приговора Тифона, благодаря этой счастливой неудаче завоевывали затем милость Феникса. Награда Феникса – возрождение из пепла. Западная и православная христианские цивилизации, например, восстали из пепла Римской империи; иранская и арабская цивилизации – из пепла халифата Аббасидов; эллинская и сирийская цивилизации – из пепла Кносса; вавилонская и хеттская цивилизации (а также, возможно, индская) – из пепла «империи четырех сторон»; индуистская цивилизация – из пепла империи Гуптов. Поначалу кажется маловероятным, что учреждение, которое представляет собой всего лишь побочный продукт социального распада, не только способно, но и призвано играть творческую роль.

Судьбы универсальных государств действительно парадоксальны. Эти создания – последние плоды трудов доминирующих меньшинств в разлагающихся обществах, а эти доминирующие меньшинства далеки от идеи самоотрицания, которое, очевидно, является единственным и непременным условием, позволяющим взрасти плодам их трудов. Сознательная цель любого правящего меньшинства всегда сводится к попыткам сохранить свою роль в обществе, с которым оно связано неразрывными нитями. Универсальное государство является средством самозащиты. Это намерение, однако, никогда не выполняется. Универсальное государство, сколь продолжительна ни была бы его жизнь, представляет собой последнюю фазу общества перед его исчезновением, а мираж бессмертия возникает вследствие ошибочного восприятия универсального государства как цели всякого человеческого существования. Если доминирующему меньшинству и удается через самоотрицание обрести новую возможность принять участие в творческом акте, оно всегда приходит к этому вопреки самому себе.

Неуемное желание создателей и хозяев универсального государства удержаться любой ценой имеет по крайней мере одно достойное объяснение. На каком бы низком уровне ни находились их творческие достижения, это все равно самый высокий уровень своего времени. Когда местные государства пожирают одно другое, проливая моря крови, когда жестокость и нетерпимость становятся общественными добродетелями, универсальные государства возникают, чтобы остановить войны и заменить кровопролитие кооперацией. И если универсальные государства не вечные самоцели, а просто эфемерные творения, самый счастливый удел которых – эвтанасия в пользу других, это предполагает, что в иерархии человеческих учреждений государство занимает довольно низкое место.

Если универсальное государство функционирует как иерархия целого ряда служб, то кто же те должностные лица, которые обеспечивают деятельность этих служб? Они рекрутируются из разных источников, причем не только из рядов внутреннего или внешнего пролетариата умирающего общества, но и из представителей чужой цивилизации. Кроме того, в службах внутреннего пролетариата универсальное государство постоянно соприкасается с высшей религией – творением внутреннего пролетариата.

Если однажды искра творческой энергии вспыхнула в лоне универсального государства, у нее есть все возможности разгореться в постоянное пламя, что было бы попросту невозможно в смутное время. Установление универсального государства знаменует начало второго такта оживления в последовательности кругов Спада-и-Оживления, характерных для жизни цивилизации от надлома до распада. Причем второе оживление обычно наиболее сильное. Однако эта служба, несмотря на свою ценность, отрицательна. Какая черта общественной ситуации, возникающей в условиях универсального государства, способствует возникновению новой способности созидать? Возможно, в некоторой степени этому благоприятствует тенденция архаизма с его самопоражением через вовлеченность в строительство.