— Существует, Кесси, и другая причина.

— Женщина? — У груди, кажется, даже перестали дышать.

— Хуже. Я ведь воин, и время моей битвы близится. Полагаю, сшибка выйдет жестокой и кровавой, многие из нее не вернутся. Значит, велик шанс, не успев побыть женой, примерить наряд вдовицы. Зачем же обрекать себя на подобную скорбную долю?

— Что же делать?

— Ждать.

— И долго?

— Надеюсь, в течение года прояснится. А пока… было бы лучше до поры не оповещать родителей о… содеянном. Уверена, что твою вылазку не заметили?

Вздохнув, Кесси откачнулась от него, выпрямилась и взялась заплетать косу.

— Никто ничего не заметил. Пробиралась я сюда осторожно, да и заняло… это… не такое уж море времени. Сложнее скрыть следы вашей, сударь, нетерпеливости. Добропорядочной девушке нелегко объяснить разорванный ворот, пятна на юбке и прочее. Я попытаюсь.

Наскоро поправив одежду, они покинули разворошенную копну, неспешно двинулись к дверям. Шагалан оглядел через щель двор, вернулся к подруге:

— Темно, но, похоже, нет никого. Постарайся проскользнуть потихоньку, красавица, и… пусть все ограничится нашей с тобой тайной. По крайней мере, пока.

Кесси молча постояла, коснулась кончиками пальцев его груди.

— Не переживайте, сударь, — произнесла печально, — обойдется. Вашей высокой миссии ничего не помешает. Скажу больше: даже если отец проведает, то вряд ли затеет скандал.

— Почему же? — Не желая того, Шагалан перехватил девичью ладошку и поднес к губам.

— Ах, сударь! Только слепец не заметил бы моего к вам отношения! Если б жили в деревне, меня давно уже позорили бы всем миром. Да и здесь… Родители вроде и молчат, а косятся с укоризной, вздыхают, сестра открыто потешается… Поверьте, сударь, сама не ожидала от себя такого… бесстыдства. Не знаю, что творится… Наверное, лучше бы отец по давнему обычаю своевременно высек бы меня как следует, выбил бы дурь. Вот, пожалел, стерпел и ныне… получит неизбежное.

— Что же его удержало? — Почему-то молодые люди опять сдвинулись.

— Остается гадать, однако, по-моему, он успел в мыслях смириться с возможной… связью. Вероятно, ваши повстанческие заботы слишком важны… Ну что вы делаете, сударь? Хотя, скорее, отец просто не видит для меня иного приличного будущего.

— Это я-то — приличное будущее?

— Кто ведает о том, кроме Создателя? Риск, без спору, велик, но чем он хуже одинокого прозябания? А если все уладится? Отец как-то обмолвился, при удачном исходе вы вправе рассчитывать на немалую награду. Верно?

— Разное приключается в нашем мире… — Шагалана теперь сильнее интересовала шея девушки.

— Вот… должно быть, оттого отец и готов смотреть сквозь пальцы на грехи дочери… Подождите с воротом, сударь, я сама развяжу… Даже вдовство вряд ли страшнее нищеты или одиночества. Святой Боже, что мы делаем?!

У входа в хлев, по счастью, тоже отыскалась пригодная копна. И на сей раз Кесси не отговорилась бы потерей сознания.

Утро следующего дня уродилось под стать прежним, тусклым и слякотным. Перед крыльцом дома Шагалан раскланялся с семейством Нестиона. Взрослые прощались чинно, сдержанно, меньшая дочь весело помахала рукой. Старый пес вовсе предпочел не вылезать под дождь. Кесси… Девушка напряженно, словно через силу, выглянула на улицу, но, встретившись глазами с Шагаланом, полыхнула так, что тотчас убежала назад. Далеко за ворота по еле заметной просеке вышел провожать лишь Йерс. Достигнув изгиба тропы, разведчик поправил на плече громоздкий мешок с арбалетом, обернулся к мальчишке:

— Ну, бывай, дружище. Отсюда лучше возвращайся, меньше соблазн пуститься следом.

— Не дурак, — хмуро отозвался Йерс, — вижу, к чему катится.

Шагалан поднял лицо, лба мягкими лапками коснулись первые, редкие, еще мокрые снежинки.

— Славно. Знак добрый, жаль, дороги пуще развезет.

— Рогатина твоя странствовать не помешает?

— Арбалет? Дотащу, хотя вещица приметная, придется лишний раз людям на глаза не попадаться. А чащи да болота путь двоят.

— Назад-то когда?

— Постараюсь недели через две-три. Меня ж к вам не одно хлебосольство, дела зовут.

— Угу, теперь-то причин, чаю, и больше сыщется. Не зря вчера хозяйскую девку так старательно отодрал.

Двинувшийся было юноша едва не споткнулся.

— А ты почем знаешь? — резко развернулся он. — Опять ночью в доме не сиделось, шатун?

— Там и усердствовать особо не понадобилось. — Йерс криво усмехнулся. — Крики да стоны со двора слышались. Вы уж впредь как-нибудь осторожней забавляйтесь, что ли.

— Ничего от тебя, пролаза, не спрячешь, — покачал юноша головой. — Родители-то ее хоть не заметили?

— Не-а, они из дома не высовывались. Не бойся, я болтать не стану, лишь бы сама девка не проговорилась. Да вдобавок эта… егоза малолетняя, пожалуй, пронюхать может, но я займусь ею отдельно.

Шагалан наклонился к мальчишке:

— Главное — глупостей тут не наделай, дружище. Дабы мне потом не пеняли, что тебя привел.

— Не тревожься. Кто же рубит сук, на котором сидит? Теперь ведь до весны хочешь не хочешь, а притворишься паинькой. Иди спокойно, парень… только навещать не забывай. Здесь тебя вправду многие ждать будут.