Глава 5
Известно, что беда не приходит одна. В своих метаниях, попытках как-то прояснить судьбу Славика Ирина Сергеевна очень надеялась на помощь подруги Фимки. Благодаря журналистским связям та была вхожа в такие кабинеты, куда Ирина Сергеевна и нос-то сунуть не смела. В облвоенкомате ничего нового к уже сказанному по телефону об обстоятельствах исчезновения сержанта срочной службы Вячеслава Игоревича Милохина добавить не смогли, отговаривались неопределенно: выясняем, ждите. Нужно было обращаться куда-то выше. может быть, даже в министерство обороны, в Москву, но Ирина Сергеевна не знала ни тамошних адресов, ни телефонов.
Направляясь к бывшему мужу, она представляла, как, услышав о Славике, скривится он горестно, махнет пухлой рукой обреченно и затянет тоскливо-злобное свое всегдашнее: "Ну, конечно, как нас что касается... Другие служат, и ничего..." Но больше идти было не к кому.
Люська, нынешняя жена Игоря, встретила ее, как всегда, фальшиво-восторженно. Игорь топтался за ее спиной, обиженно оттопырив толстые, безвольные губы, и, глядя на него со стороны, можно было подумать, что это она, Ирина Сергеевна, бросила его с ребенком на произвол судьбы, устраивая себе бесхлопотную жизнь.
Внезапно ей стало так жалко себя и сына, что она, рассказывая о случившемся, разрыдалась прямо в прихожей, всхлипывала и заикалась, промокая платочком глаза и стараясь не размазать с ресниц синюю тушь, и Люська обнимала ее сочувственно, гладила по плечам, а Игорь, конечно же, выдал обреченно: "Ну естественно, как нас что касается..."
Потом они вместе пили чай с лимоном в уютной, отделанной голубоватым кафелем и мозаичным навесным потолком кухне, просторной, не в пример "хрущевской", а Игорь достал под это дело из холодильника бутылку водки и приложился как следует, скорбно причмокивая и обли-зывая с губ лимонный сок. Люська, восседая во главе стола, строила из себя светскую даму. прихлебывая из фарфоровой чашки чай, старательно оттопыривая наманикюренный мизинец, выдавала версию о том, что Славик находится в плену и чеченцы со дня на день потребуют за него выкуп.
- Ты не первая такая, - говорила она, строго присматривая за мужем, наладившимся употребить уже пятую рюмку водки. - У меня приятельница, мы вместе в облсовпрофе работали, так влипла. В свое время кое-как сына в военное училище пристроила, на лапу кой-кому дала. Ну, думала, все, будет парень жить, как у Христа за пазухой - на всем готовом, на жаловании офицерском, да и престижно тогда военным-то считалось быть. А тут началось: то Афганистан, то Чечня. Невестка с двумя внуками при ней, при свекрови то есть, а сынок - по горячим точкам. Ни кола ни двора. В первую чеченскую войну и вовсе в плен попал. Полгода - ни слуху о нем ни духу. и в военкомате - молчок. А потом приносят записочку - мол, передайте пятьсот миллионов рублей, тогда еще миллионы были, как сейчас тыщи, подателю сего. Долларами в эквиваленте тоже можно. А где взять столько? Она в ту пору, как и я, тоже челночила. И обратилась к бригадиру тех ребят, которые на рынке нас охраняют...
- В милицию, что ли? - внимательно слушая, уточнила Ирина Сергеевна.
- В милицию... Скажи еще "в обэхаэсэс". К рэкетирам нашим, вот к кому. И те свели ее с одним уважаемым человеком, с чеченцем из местных. Выслушал он ее и говорит: ладно, мать. Пятьсот миллионов с тебя много, а двести пятьдесят давай, чтоб все по-честному. Сын твой, говорит, против моего народа воевал и теперь за это должен внести посильный вклад в восстановление нашей республики. Даешь деньги - через неделю сына дома встречаешь, нет вовсе, грит, его никогда не увидишь. Представляешь? Ну, она позанимала везде, где можно, участок дачный продала, гараж, еще кое-что, осталась, короче, с голыми стенами. В долги влезла так, что до сих пор рассчитывается, но двести пятьдесят нуликов собрала и чеченцу тому вручила.
- И что? - загорелась Ирина Сергеевна.
- А то, - отодвигая бутылку подальше от Игоря, ответила торжественно Люська. - Чеченец-то порядочным человеком оказался. Через неделю сын ее дома был. Худой, больной весь, но живой... Из армии он уволился, сейчас, говорят, спился совсем, но из плена таким образом спасся.
- Нельзя! - выдал вдруг, скривясь, как от зубной боли, Игорь и попробовал было дотянуться до бутылки, но не сумел и затряс яростно указательным пальцем перед лицами изумленных женщин. - Ни-ка-ких пер-р-реговоров с преступниками! Никаких в-выкупов!
- Да заткнись ты, - пренебрежительно махнула на него рукой Люська и, обернувшись к Ирине Сергеевне, вздохнула: - Боже, и как ты с ним жила?
Провожая гостью, Люська шепнула:
- Выгоню я его скоро к чертовой матери. Сил моих больше нет, недоразумение какое-то, а не мужик. А ты жди, чую: выйдут на тебя насчет выкупа-то. И тогда думать будем. Что-нибудь да сообразим. За солдата много не запросят. Узнаем цену - пойдем на рынок к бандитам моим, договоримся. Где наша не пропадала! - и подмигнула ободряюще на прощанье.
Возвращаясь домой, Ирина Сергеевна уже не злилась на нее, переполнившись бабским сочувствием, и подосадовала, что понадеялась-таки на помощь со стороны бывшего мужа, наивная. А вот Люськино предложение, решила Ирина Сергеевна, может пригодиться. Понадобится - она хоть к бандитам, хоть к рэкетирам пойдет. И если за Славика потребуют выкуп, деньги найдет. В ногах будет валяться, вымаливать, банк ограбит, в конце концов, а то и зарежет кого-нибудь, но найдет. Иначе какая же она мать...
Она бежала почти, стуча каблучками по впечатанной в остывший асфальт гальке, торопилась домой, и тонущий в сиреневых сумерках город смотрел на нее оранжевыми окнами притихших домов слепо и равнодушно. До боли в сердце стало ей ясно вдруг, что на всем этом отвоеванном когда-то у дикого поля, обжитом и густонаселенном - поэтажно, до самого поднебесья - пространстве, нет ни одного человека, который думал бы сейчас о ней, о Славике, о случившейся с ними беде. Люди жили, обустраивались, спешили, надрывались от натуги, психовали и мучились бессонницей, ссорились и судились, договаривались и разводились, получали инфаркты, истово лечились, а потом умирали, наконец, но в итоге их са-мозабвенной, поглощающей все силы и помыслы деятельности всякий раз получалось что-то обескураживающе-неуютное, мало приспособленное к спокойной и счастливой жизни.
В подсвеченных лиловым закатом сумерках подошла она к дому. У подъезда пофыркивал, чадя выхлопной трубой, желто-синий милицейский "уазик". Двор был пуст, и вышедший из подъезда молодой, в расстегнутом кителе милиционер с тощей коленкоровой папочкой направился было к машине, но, заметив припозднившуюся жилицу, шагнул к ней, определив безошибочно:
- Милохина Ирина Сергеевна?
- Я... Что-нибудь о Славике?!
- Каком Славике? - удивился милиционер.
Ирина Сергеевна дышала загнанно, соображая путанно, что Славик, наверное, действительно ни при чем, ведь он служит, или служил... в армии, а милиция занимается другими. Милиционер - три маленьких звездочки на погонах, старший лейтенант, кажется, Ирина Сергеевна в этом плохо разбиралась, заметив ее испуг, попытался успокоить, догадавшись:
- Славик - это муж или сын? Нет, я по другому поводу. Евфимия Борисовна Шнеерзон - ваша знакомая?
- Подруга, - вновь напрягшись, подтвердила Ирина Сергеевна.
- Она вам письмо оставила. Я его принес и хотел бы с вашей помощью уточнить кое-что для протокола.
- Протокола? - замороченно попыталась уяснить для себя суть сказанного Ирина Сергеевна. - Почему письмо?.. Мы с ней только что виделись. Если для... протокола, или как там его... Она сама вам все расскажет...
- Не расскажет, - вздохнул милиционер, доставая из тонкой папочки раскрытый грубо и распахнутый, как голубка со сломанным крылом, почтовый конверт. - Тут для вас написано, про болезнь неизлечимую и другое...
- А сама-то она где? Фимка-то? - бестолково отбивалась Ирина Сергеевна.
- А сама гражданка Шнеерзон три часа назад из окна своей квартиры выбросилась. Девятый этаж, знаете ли... Так что, если не возражаете, прошу проехать со мной в морг на опознание тела." Формальность, конечно, но больше некому. Это недолго. А назад вас потом доставим. В целости и со-хранности, добавил зачем-то милиционер. Вздохнув тяжко, он спрятал письмо в черную папку и, придерживая бережно под руку, повел онемевшую Ирину Сергеевну к машине.