Самохин говорил и сам себе верил, и соседка, заразившись его уверенностью, смотрела завороженно пронзительно-синими, иконными прямо-таки глазами, кивала, а отставной майор, развивая перед ней план предстоящих действий, не упоминал намеренно лишь об одном. О том, что все меры розыска, все инстанции, двери кабинетов, в которые они будут стучаться, могут привести к успеху при единственном условии: если Славик еще жив...

- Ой, спасибо, не знаю даже, как вас благодарить... - смущенно лепетала Ирина Сергеевна, а Самохин, увлекшись, поднялся со стула и, не думая больше о том, как выглядит в мятых, соскальзывающих с безнадежно выпирающего живота пижамных штанах, полосатых, каких и не выпускают теперь, принялся прохаживаться по комнатке, говоря веско:

- Я вам, Ирина Сергеевна, вот что скажу. Люди мы с вами не чужие друг другу, соседи, в одном подъезде живем. Я Славика вашего еще вот с таких лет помню. А потому помогать друг другу должны. Я человек свободный, на пенсии. Возьму на себя областной военкомат, РУБОП. А вы в комитет солдатских матерей наведайтесь. Там депутатша эта госдумовская... как ее... Серебрийская, вспомнил, заправляет. У вас разговор с бабьем... из-вините, с женщинами, я хотел сказать, лучше получится.

- Да что вам беспокоиться-то... - не слишком настойчиво запротестовала Ирина Сергеевна, но Самохин присек возражения:

- Ничего, побеспокоюсь... Это дело, так сказать, государственной важности. Ваш сын Родину защищал, всех нас от терроризма, сепаратизма, черт бы их побрал! И мой долг помочь ему! - Самохину самому стало неловко от пафоса, в который его занесло, он запнулся, но все же заявил упрямо: - Я сегодня же по инстанциям пойду. Побреюсь, переоденусь, и- вперед. А вечером доложу вам, что разузнал. Нич-че... прорвемся. Я, если надо будет, до самого Путина дойду!

- Спасибо... - растроганно шепнула Ирина Сергеевна. - Вот вы оказывается какой... Отзывчивый. А я-то, глупая, издергалась, и все без толку!

Когда за женщиной закрылась дверь, потряс головой, выдохнул громко: "Уф-ф..." - и, вытирая пот со лба рукавом, попенял себе: "Ишь, раздухарился-то... Старый хрен!"

Вернувшись на кухню, которая давно превратилась у него в самую обитаемую, обжитую комнатку, он даже телевизор сюда перенес, втиснув его между шкафом и холодильником, Самохин допил в два глотка остывший и оттого терпкий до горечи чай, запыхтел очередной сигаретой и призадумался. Легко, с радостью даже вызвавшись помочь симпатичной ему женщине, он представил теперь, как ходит по "высоким инстанциям", пробивается настырно сквозь презрительно-вежливый заслон секретарш, вспомнил виденных где-то в подобных ситуациях ветеранов-фронтовиков, штурмующих начальственные приемные под звон боевых и юбилейных медалей, с костылями наперевес, жалких и немощных. И поежился, увидев себя в этой роли, почему-то непременно в старом, замызганном кителе с темными следами на плечах от споротых погон, с медалями, которыми был награжден когда-то: "За безупречную службу" трех степеней, "Ветеран труда", "За освоение целинных земель"... трясущегося от бессильной ярости и размахивающего скользким, захватанным потной ладонью бадиком...

В дверь опять позвонили - длинно, настойчиво. Решив, что это вернулась зачем-то Ирина Сергеевна, Самохин открыл уже без заминки и удивился, обнаружив за порогом улыбчивого молодого человека в строгом костюме-тройке благородно-синего цвета.

- Самохин? Владимир Андреевич?

Отставной майор кивнул неприязненно. В последнее время в дом зачастили такие же вежливые, кукольной внешности юноши и девушки со слащаво-фальшивыми улыбками и пустыми, холодными глазами. Они раздавали молитвенники, религиозные газеты и журналы с цветными иллюстрациями, на которых изображались такие же счастливые стеклянноглазые люди. Решив, что и этот из сектантов, Самохин буркнул раздраженно:

- Чего надо?

- Я от Федора Петровича,- игнорируя грубость, не дрогнул безмятежной улыбкой гость. - Вы просили его о встрече...

- Ну-у... - неопределенно протянул Самохин. У него уже из головы вылетело давешнее желание повидаться с Федькой и переговорить на предмет денежного займа.

- Так вот, он вас ждет. Если желаете, можете связаться с ним по телефону прямо сейчас.

Гость нырнул рукой во внутренний карман пиджака, извлек оттуда махонькую трубочку мобильного телефона, щелкнул пластмассовой крышечкой и, потыкав тонкими, нерабочими пальцами в миниатюрные кнопочки, протянул Самохину.

- Пожалуйста, говорите.

Тот осторожно взял аппарат, приложил к уху, сказал растерянно:

- Алле... Самохин на проводе...

- Х-ха! Совсем из ума выжил, старый, - услышал он Федькин голос.- Какие могут быть провода у мобильника! Привет! Че хотел-то? Срочно?

- Да... в общем-то, - выворачивая глаза на трубку, словно приставленный к виску пистолет, опасливо кивнул Самохин. - Дело к тебе важное есть.

- Ну тогда прямо сейчас дуй ко мне. Побазарим, а заодно и повидаемся. А то помирать скоро, а свидеться недосуг.

- А я, Федька, адреса твоего не знаю. Или ты все еще в домике маманином на краю оврага обитаешь?

- Г-г-гы! - хохотнул Федька так, что трубка протестующе пискнула. - Ты, майор, даешь... Совсем от жизни отстал, мхом оброс. Собирайся, щас тебя довезут. Передай-ка трубу фрайерочку моему...

Молодой человек взял телефон, застыв взглядом, выслушал приказание Федьки, сказал коротко:

- Будет исполнено, - щелкнув крышечкой, обратился к Самохину: - Я на машине. Подожду вас на улице, у подъезда.

- Какая машина-то? - сварливо осведомился отставной майор. - А то наставят во дворе колымаг - поди догадайся, где чья?

- Нашу сразу увидите, - невозмутимо ответил подручный Федьки. - Других таких в вашем дворе нет, - и вышел, вежливо кивнув.

- Фу ты, ну ты! - поджав губы, покачал головой Самохин. Принарядившись в костюм и пряча в боковой карман пиджака неизменную пачку "Примы", он нащупал нафталиновый шарик, не иначе, как заботливой Валентиной положенный, и, покрутив его в пальцах, бросил за ненадобностью в мусорное ведро. И опять, вспомнив о болезни, подумал недовольно: "скоро уж, ни одна моль не поспеет..."

Насупившись, не глядя на шофера, предупредительно открывшего перед ним дверцу роскошного авто, и впрямь приметного во дворе среди неказистых собратьев, Самохин забрался в теплое, пахнущее дорогой кожей нутро машины, удрюпался на заднее сиденье и, не спрашивая разрешения, закурил плебейскую, неуместную здесь "Приму", а поймав на себе отраженный зеркалом взгляд водителя, усмехнулся ему в ответ вызывающе и пустил в салон особо густой клуб едкого табачного дыма. Улыбчивый молодой человек устроился на переднем сиденье, сразу достал телефон и теперь нашептывал что-то в него, ворковал, а машина тронулась плавно и неощутимо помчалась по улицам. Казалось, что она не движется вовсе, а наоборот, кто-то крутит за тонированными окнами-экранами видеозапись с бегущими споро кадрами суматошного города.

- "Владимирский централ. Этапом из Твери..." - с хрипотцой вздохнули за плечами отставного майора стереодинамики, и он, слушая проникновенный, с блатной слезливостью голос, подумал удовлетворенно: "Нет, братки. И прикид у вас классный, и тачка навороченная, а суть все та же, барачная, и песни все те же..."

И федька, хотя и забуревший, угодивший в мутную струю нынешнего благосклонного к жуликам всех мастей времени, все равно остался в душе окраинной шпаной, и "выкупить" его бывший "кум" сможет, если понадобится, в два счета...

Машина вывернула на кольцевую дорогу, помчалась за город. С легким шуршанием наматывалось на колеса серое шоссе, лесопосадка по обочинам размазалась в сплошную зеленую ленту, и скорость чувствовалась лишь по тому, как сухо постреливали по днищу "мерседеса" угодившие невзначай под шипы камешки. Справа от дороги показался поселок. Асфальт к нему проложить еще не успели, и автомобиль, свернув, сбавил ход, захрустел по щебню, поднимая позади тучу белесой пыли.