- Все сработали честь по чести, товарищ старший лейтенант! докладывал Криворотько. - Засекли точки, автомашины, замаскированные около хат, подсчитали - девять штук. Вернулись обратно, лесочек прошли, на поле очутились - метров восемьсот осталось до вас. Буслов идет впереди, я сзади прикрываю. Смотрю, он встал и машет мне рукой. Подхожу - режет ножом телефонный кабель. "Правильно", - говорю. Вырезали метров пятьдесят. Решили закурить. Рожь такая - на коне можно спрятаться. Я быстро наглотался, а он сидит себе покуривает - не торопится. "Пойдем", - говорю. "Подожди маленько. У нас, - говорит, - время еще есть". - "Откуда ты знаешь? Наши с тобой часы-то у мастера..." - "А я, - говорит, - по звездам знаю: на охоту без часов хожу. Маленько посидим, - говорит, - связь придут чинить, мы живого немца и сцапаем..." Я ему говорю: "Нельзя, просрочим". А он свое: "Маленько просрочим - не беда! Комэска сказал, если будет возможность - поймайте "языка". Надо попробовать". Ну и попробовали... Век не забуду!

Криворотько тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб и продолжал:

- Слышим - идут, бормочут по-своему. Немного - три человека вроде по голосам. На машине приехали, мотор гудит, а они слезли и идут. Буслов говорит: "Ты двух бей, а я одного схвачу". Так и решили. Ну, ждем, значит. Лежим. Слышу - собака: "гав! гав!.." Меня даже мороз по коже подрал...

- Да!.. - Чалдонов выразительно покачал головой. Он понимал, что значит встретить сторожевую собаку.

- "Уходим", - шепчу я ему, а он меня цап за шиворот: "Куда?"

- Да разве можно от овчарки удрать? - вставил все время молчавший Буслов.

- Пока он меня за воротник держал, - продолжал Криворотько, собака-то со всего маху на нас и налетела. Он стукнул ее прикладом, а немцы вот они, рядом... Орут! Мать честная! Я из автомата свалил одного, Буслов - другого, а этот бежит! - Криворотько показал на пленного. Буслов догнал его и толкнул разок. Слышу - где-то рядом мотор во ржи тарахтит. Надо бы сматываться - так нет, Буслов гранаты взял и пополз. Слышу: трах! Это он танкетку прикончил. А я с этим рыжим вожусь. Гляжу Буслов бежит, а собака-то очухалась да опять на него. Ну, пристрелили ее, а уж уходить некуда: день. Так и сидели в лесочке, пока не услышали - наши "ура" кричат. Вот и все.

Поблагодарив разведчиков за службу, Чалдонов приказал Криворотько поставить станковые пулеметы на трофейные брички и двигаться вслед за эскадроном. Наскоро написал в штаб полка донесение и, протягивая Буслову, сказал:

- Передать лично командиру полка. И пленного отведешь. Ты схватил ты и веди.

Построив эскадрон, Чалдонов широкой рысью двинулся на Подвязье.

ГЛАВА 8

До командного пункта дивизии штаб Доватора вел Поворотиев. Лейтенант был утомлен до последнего предела, а отдохнуть, как приказал Лев Михайлович, он так и не успел.

По лесу ехали бодрым шагом, без особых предосторожностей.

В темноте, дробясь и перемешиваясь с конской поступью, цокали подковы, звякали привьюченные клинки, доносился сдержанный людской говор, мелькали вспышки украдкой зажженных цигарок. Узкая тропка, по которой двигался штаб, сворачивала то вправо, то влево, уходила все глубже в лес. Неожиданно Доватор наехал на круп стоявшего впереди коня. Сокол встревоженно остановился. Лев Михайлович разглядел в темноте силуэты всадников. Это были дозорные.

- В чем дело? - спросил Доватор.

- Болото, товарищ полковник...

Доватор выехал вперед. Следом за ним - Карпенков. Увидев Поворотиева, Лев Михайлович спросил:

- Куда заехали, ваше степенство?

- Он сам не знает куда! - сказал Карпенков.

- Тут тропинка должна быть! - пробормотал Поворотиев. Он понял, что спутал ориентиры и заблудился. Вглядываясь в темный, мрачный лес, он передергивал поводья, мучил коня, мучил молчаливо стоявших в ожидании людей, а больше всего - самого себя. Не так страшна была яростная ругань Карпенкова, как молчание Доватора.

- Начальник штаба, ориентируйтесь, - сухо приказал Доватор.

Карпенков, проклиная все на свете, пригнувшись к передней луке, водил фонариком по развернутой карте. Но, казалось, легче было сосчитать на небе звезды, чем ориентироваться в кромешной тьме смоленского леса, с его сотнями тропок, дорожек и просек. Пришлось возвращаться обратно. На командный пункт штаба дивизии прибыли все же вовремя. Начинало светать.

Начальник штаба дивизии капитан Ковров, узкоплечий, с узким лицом, сидел у костра и сушил портянки.

Доватор подъехал к костру; не слезая с коня, спросил:

- Где комдив?

Капитан быстро вскочил, хотел было козырнуть, но в правой руке у него была портянка. Он стоял в одном сапоге, наброшенная на плечо бурка сползла на землю. На груди светился орден Красного Знамени. Блеснув сплошным рядом золотых зубов, капитан ответил:

- Комдив, товарищ полковник, на переднем крае.

- А что делается на переднем крае? - постукивая стеком о шпору, спросил Доватор.

- Разрешите, товарищ полковник, чебот надеть! - Капитан, улыбнувшись, показал на босую ногу.

- Надевайте.

Доватор переменил на седле посадку, глубже продвинул в стремена носки сапог. Взглянув на сапоги капитана, заметил, что они были все в грязи, а сам капитан был мокрый до пояса.

В стороне казаки копали большую квадратную яму, похожую на блиндаж. Повернув голову, Доватор спросил:

- Это что?

- Могилку роем, товарищ полковник, - ответил пожилой казак и, всадив лопату глубоко в землю, почтительно вытянулся.

Тут только Доватор увидел, что под елью на плащ-палатке лежит труп капитана Наумова.

Лев Михайлович опустил голову, отвернулся, точно вспомнил в ту минуту, что на войне за каждым ходит по пятам смерть.

Стрельба постепенно стихала, удаляясь; только на правом фланге изредка вспыхивала ожесточенная перестрелка, но вот и она резко оборвалась. Доватор знал, что там все еще безуспешно пыталась пробиться кавдивизия.

На небе разгоралась заря, но в тени густых деревьев было сумрачно и неприветно.

- С передовым отрядом нет связи более двух часов, - докладывал капитан Ковров. - Рация молчит. Посланный на усиление полк Бойкова залег. Осипов сначала замешкался, а потом прорвался. На узком участке противник закрыл брешь. Надо полагать, полк Осипова окружен в отдельном лесочке, западнее Устья. Так говорят раненые. Головной отряд Бойкова немцы обстреляли в районе сараев...

Доватор понял, что обстановка неясная, запутанная, и приказал Карпенкову снять с правого фланга еще два полка и приготовиться к прорыву усиленной группой. Повернул коня и поехал в полк Бойкова.

Получив приказание Чалдонова, Буслов без особого труда разыскал прежний командный пункт, но там уже никого не было. Устало опустившись на пенек, Буслов вынул из кармана роскошный, с кружевами, кисет, закурил, раздумывая, куда ему теперь следует направиться. Немец, показывая руками на землю, что-то заговорил, поглядывая на Буслова.

- Чего ты бормочешь, как глухарь? - спросил Буслов.

Немец продолжал показывать на землю и тыкал себя в грудь.

- Вот, поди ж, разбери его! Ты меня не тревожь, а то по шее дам. Сядь лучше и сиди!

Буслов махнул рукой.

- Данке, данке! - немец одобрительно кивнул головой и сел.

- Что - танки? Горят за мое почтение!.. Ты уж лучше помалкивай...

Немец протянул руку, давая понять, что он просит курить.

- Ты, значит, курить захотел? Чтобы такой кисет стал поганить? А знаешь, что мне за это будет? Меня Маринка в Волге утопит... Ты можешь понимать, кто такая Маринка или нет? Капитан парохода, понял? Невеста моя. - Буслов прищурил глаза, и в них заиграла добродушная улыбка.

- Я, я, - бормотал немец, кивая головой.

- Что "я-я"? Ты меня собакой травил, а теперь закурить просишь. Какой деликатный! Совесть у тебя есть? Или вы привыкли с чужой сковороды блины жрать? Да что с тобой говорить, все равно ни бельмеса не понимаешь... На уж, покури. - Буслов захватил щепотку табаку и подал немцу.