Строителями переправы командовал Алексей Садиленко, человек могучего здоровья и неуемной энергии. Казалось, что Садиленко - один в нескольких лицах. Вот только что он был рядом с Рвановым и требовал выделить в помощь саперам взвод для выравнивания подходов к реке. Проходишь по улице чуть дальше - и снова видишь Алешу, приказывающего старосте собрать в селе все лопаты. Заглянешь в какой-нибудь двор, а Садиленко уже там, машет вовсю топором, проворно и ловко обтесывая бревна.
Националисты время от времени постреливают из леса, но идти к Мульчицам по открытой местности не решаются. Конечно, никого из жителей мы за село не выпускаем, чтобы бульбаши не дознались о подготовке партизан к переправе. Народ тут неплохой, настроен по-советски, но разве не бывает паршивой овцы и в хорошем стаде?!
Пора бы хоть чего-нибудь поесть!.. У штабной кухни стоит повариха Екатерина Рудая и кормит грудью нашего самого маленького партизана Петьку. Муж Кати, пулеметчик Смирнов, погиб еще до рождения сына. Отослать младенца на Большую землю мать не решается, все боится, как бы его там "не перепутали". Вот Петька и переносит вместе с ней все трудности походной боевой жизни.
- Ну как, не плакал сегодня Петро, когда бульбаши напали? - спрашиваю я повариху.
- Что вы, Алексей Федорович! Да разве он не понимает обстановки! гордо отвечает Екатерина.
Понимает там или не понимает, но факт остается фактом - во время боев Петька не плачет, не хнычет, а молча лежит, спеленатый, под телегой и, говорят, при первых же выстрелах засыпает. Наверно, раньше во время перестрелок Катя до того укачивала младенца, что у него выработался определенный условный рефлекс... Иначе как еще объяснить дисциплинированность и выдержку годовалого партизана?!
Строительство переправы было закончено к трем часам ночи. Садиленко и его вымокшие по самые плечи люди стоят цепочкой вдоль всего моста, готовые, если понадобится, снова прыгнуть в студеную воду, исправить повреждение или даже поддержать настил руками. Но переправа идет благополучно.
Прежде всего вслед за разведкой перебрасываем на другой берег один из батальонов с задачей зайти в тыл поджидающим нас у брода националистам и разгромить их. К рассвету мы узнали, что это удалось, но пока еще не было известно, как нас встретит правый берег. Партизаны готовы ко всему. По шаткому мосту, в кромешной темноте двигались непрерывной колонной люди, кони, повозки. Когда перешел Стырь последний человек, саперы разрушили переправу.
Соединение снова на марше. Сначала идем по каким-то пустошам, затем по незнакомой лесной дороге. Пройдя километров пять, останавливаемся на отдых. Со стороны Мульчиц доносится отдаленный грохот - там рвутся мины. Вероятно, бандеровцы бьют по месту нашей переправы, бьют в пустой след.
* * *
Низко над лесом кружит "юнкерс" с черными крестами на крыльях. Но костров мы не жжем, подводы стоят под деревьями, палатки замаскированы, и фашистский самолет, так и не обнаружив партизан, устремляется к ближайшей деревне, чтобы сбросить на нее бомбы.
Через полчаса "юнкерсы" прилетают опять, рыщут над нами, не могут найти и снова в бессильной злобе бомбят беззащитные селения. Это происходит изо дня в день, едва только прояснится небо. После того как бандеровцы не смогли воспрепятствовать нашему уходу за Стырь, против партизан брошена гитлеровская авиация. Лишний раз подтвердилось, что фашисты немецкие и фашисты украинские действуют заодно.
Мы уже с неделю за Стырью. Когда нет в небе самолетов, двигаемся то в одну сторону, то в другую, стараемся всячески запутать свои следы, не выдать противнику своих намерений. Время от времени сталкиваемся с мелкими бандами националистов, при случае поколачиваем их, но бульбаши чаще всего предпочитают уклоняться от боя. В этом районе, как и повсюду, они воюют главным образом с мирными жителями. В селениях, через которые мы проходим, крестьяне клянут националистов. Натерпелись тут от их бандитских налетов и грабежей.
Зайдешь в хату, а она совершенно пустая, если не считать потемневших икон в углу. Даже рушники - полотенца, украшавшие образа, - сняты хозяевами, спрятаны. Все вынесено в поле, в лес, все закопано, укрыто мебель, утварь, постели, одежда, продукты. В лесу держат крестьяне и скот. Бандеровцы приучили!
А нас жители встречают приветливо, угощают горячей картошкой, молоком, яичницей, просят оставаться подольше. Всех, конечно, интересуют новости с Большой земли. Только от нас узнают здесь, что Красная Армия подошла вплотную к Днепру и вот-вот его форсирует. Есть уже в батальонах и новые партизаны из местных жителей.
Мы мало стоим на месте, все время двигаемся, маневрируем, но на привалах в подразделениях ведется обычная политработа. Отметили 25-летие комсомола. Провели беседы, посвященные этой дате, выпустили специальные номера стенгазет и боевых листков. У нас много молодежи, около пятисот комсомольцев, и о большинстве из них можно сказать доброе слово.
Выпуск боевого листка в любой из наших старых рот - дело обычное, есть и авторы, и редакторы, и материала находится сколько угодно, но в бригаде имени Ванды Василевской листки выпустили впервые, и для поляков это целое событие. Тем более что в одной из заметок досталось на орехи бойцам Станиславу Соколовскому и Мариану Фалькевичу за то, что они во время последнего марша вели себя недисциплинированно, отлучались из колонны.
Мы с Дружининым постоянно интересуемся, как идут в бригаде дела. В общем, с трудностями первого для них большого и тяжелого похода польские товарищи справляются неплохо. Есть, конечно, и такие, что охают, ноют, кое-кто во время нападения бандеровцев изрядно струхнул, но ведь и нельзя многого требовать от новичков. Ничего, пообстреляются, понабьют мозолей в походах, попривыкнут, подучатся и станут отличными партизанами!
Все время поддерживаем радиосвязь с оставшимся в районе Лесограда 5-м батальоном. Первые сообщения Николенко были не очень-то утешительными: "Противник вошел лес зпт продвигается на север зпт беспокою его засадами...", "Противник щупает лес тчк отвлекаю разных направлениях тчк послал роту на диверсии...", "Противник обнаружил старый лагерь зпт все поломал зпт пожег..."
Старым лагерем Николенко называл тот, в котором последнее время находилось гражданское население. В начале лета мы построили его для себя, для штаба, но потом нашли в семи километрах севернее более удобное место, где и основали Лесоград.
Получив последнюю радиограмму Николенко, мы стали думать-гадать, пойдет ли противник дальше, отыщет ли наш новый лагерь.
- Обязательно дальше попрутся, если уж до середины леса дошли, утверждал командир нашей войсковой разведки Антон Сидорченко. - Все прочистят, просмотрят, будьте уверены!
- Не уверен, далеко не уверен! - возражал ему Дмитрий Рванов. - Зачем им дальше идти, подставлять головы под пули ребят из пятого батальона, когда один лагерь они нашли и разрушили! Откуда бандеровцам знать, что есть где-то второй?..
- Для верности дальше все прощупают, - стоял на своем Сидорченко. Пятый батальон для них не помеха.
- Да они не представляют, сколько там осталось батальонов! Николенко со всех сторон тормошит... У населения уточнить? Но ведь мы знаем, как бульбашам в селах отвечают: пройдет один партизан, скажут, что прошла тысяча, пройдет тысяча, скажут, что прошел один. Нет, вот увидите, будем дома справлять и Октябрьские праздники, и мой день рождения!
Дмитрий Иванович был самым молодым из руководящих работников соединения. Он родился 8 ноября 1917 года, и мы часто называли его ровесником Октября.
Следующая радиограмма Николенко показала, что ровесник Октября как будто и прав: "Противник оттягивается Серхов зпт группируется там". Серхов - это уже не в семи, а в двадцати километрах от Лесограда. Не пора ли нам собираться в обратный путь? Пожалуй, еще не пора... Неизвестно, что будут делать фашисты и бандеровпы в Серхове, надолго ли там задержатся. Обстановка станет яснее в ближайшие день-два, а пока решено провести несколько хозяйственных операций.