- Хорошо, что же дальше?
- То есть - за концом? Помилуйте, принц, но это уже другая задача. Вы же просили, помнится, сам конец. Но вы правы, нам кое-чего ещё не хватает. А именно - морали нашего эпизода... Итак, мораль. Первое: суть явления противоречива. Прекрасно! Это стоит того, чтобы записать его не на деревянной табличке, а высечь на камне. Второе: храбрый муж, достойный вечной славы и получивший её, благоразумно вооружившись безумием - ещё одно стоющее камня! Амлед скрыл под личиной слабоумия поразительное для человека разумение. Он не только получил в хитрости собственную безопасность, но и с её помощью отомстил за отца. И заставил нас недоумевать: чем он славен покрепче - храбростью или мудростью...
- Повремени-ка это записывать, чтобы не пришлось исправлять, - остановил Гора его спутник. - У меня и многое другое вызывает недоумение. Что за крючья, к примеру? Мне непонятно.
- Снова здравый смысл... А ведь мы, кажется, уже с ним справились. Непонятно вам потому, что вы попросили сразу дать вам конец. А крючья - это из предыстории. Надо идти в сторону, обратную движению времени хроники, чтобы читателю предстал и тот эпизод... Хорошо, пойдём против времени. Но недолго. Крючья Амлед готовил на глазах гостей дяди и придворных, которые именно на основании этого зрелища заключили, что Амлед - шут, идиот. Он обжигал их на огне камина, где жарилось и мясо.
- Да где он взял их?
- Напишем - заготовил заранее. Привёз из Британии. Что тут теперь непонятного? Скажите лучше, вам что - не понравился мой конец? Смотрите, как ловко всё устроено: дело обошлось без смерти героя, а слава у него всемирная, то есть, он задёшево получил бессмертие.
- Задё-ошево, - Амлед не глядя взял кружку Гора и допил её, - мораль торгаша. Это не в твой лично адрес, господин мой. Но уж очень этот эпизод пахнет греком Одиссеем и женихами его.
- Женихами его жены, принц!
- Не думаю, что греки столь тонко различали эти вещи. Хотя их имена тоньше и благозвучней твоих. У греков бы я был Телемак. А эти варварские... Фенгон, Герута... тьфу. Почему б тебе не заменить их хотя бы на Клавдия и Гертруду? А что это за выкрутас: Амлед?
- Имена новые, принц, новые - а не варварские. Мир обновляется, мы на сломе времён, а вы... Ведь вы тоже молоды, как молода вся Европа! И такой странный консерватизм. Не теряйте стремнины времени! Кроме того, в новом мире всем известно, что Амлед - буквально означает "дурачок". Но никто в Круге Земном уже не помнит, что такое Телемак.
- Значит, я буквально означен тобою как: дурень благородный. Прекрасно.
- Хорошо, я заменю Амлед на... Амлоди, Хамлет, Гамлет, наконец... Хотите?
- Нет, эти клички ещё хуже. Но скажи, себе ты, небось, подобрал имя более изысканное?
- Я намного старше вас, принц, и уже не в силах сражаться с предрассудками, - Гор скромно опустил глаза. - Кроме того, я сноб, как это ни прискорбно. Я выбрал себе имя: Гораций. Моя слабость простительна, ведь на выбор повлиял притаившийся в этом имени благородный "рацио". Но, в конце концов, и с вашим именем не всё ещё кончено! Мы сможем, если захотим, облагородить его по пути...
- А вот послушай, Горацио, мой вариант концовки, - Амлед направил свой взгляд в противоположную сторону, к потолку. - Принц посылает дяде вызов на дуэль, это честней и более достойно славы. В дуэли он падает смертью храбрых, но и насмерть поражает противника. Да и всех других врагов, в знак возмездия полного за... ну, хоть за нарушение дуэльного кодекса. Допустим, враги отравили лезв...
- Как, поражает врагов после своей смерти? Вы видите сами, это в вашем варианте полно упущений! И ещё - видите? Смерть отнюдь не необходима для концовки.
- Не после, не после! А во время. В минуту смерти, в, если хочешь смертный миг. Смерть же необходима. Пусть не тебе, писцу, но герою. Как и жизнь. И не будем об этом больше спорить. Разное происхождение всё равно не даст нам найти общий язык.
- Но... ваше происхождение ещё нужно определить, но...
- Вот ты и займись этим.
- Но неужели вы будете настаивать на смертном исходе для вас же! Ведь речь идёт о вас, о вашей смерти...
- Вот именно, - подтвердил Амлед. - Кому ж выбирать, если не мне. И, кажется, ты ничего не имел против разговора о ней совсем ещё недавно...
- Как эти люди жаждут гарантированного бессмертия! Как они любят испробованные средства! Как эти люди... пошлы, - прошептал Гор и продолжил громче:
- А вам не жаль таких превосходных деталей, как сколотый гвоздём с ножнами меч?
- Мне, рыцарю? Жалеть о шутовской профессии и наряде шута? Не смеши людей, не смеши меня, Гор.
- Боже, верни ему хоть часть разума... этому рыцарю! Хотя бы ничтожнейшую его часть: здравый смысл!
- Ну вот, теперь ты взываешь к здравому смыслу, а не ты ли сам недавно смеялся над ним? Снова - твоё упущение?
- Противоречие, - поправил Гор, немного успокаиваясь. В голову ему, очевидно, пришла некая новая мысль. - Которое можно снять, если разделить понятия: здравый смысл и разум. То есть, доказать, что они - не одно и то же.
- Глупости, - сказал Амлед лениво. - Во-первых, при достаточно тонкой работе не то что разум и здравый смысл, а ум и чувство неотличимы друг от друга. Во-вторых, весь разум просто и тонко выражен в едином рыцарском кодексе и защищён его неделимой планидой. А в-третьих, что за страсть всё на свете различать?.. Так что - пиши-ка, господин мой, что я говорю. И пусть Амледа поднимут на погост как воина, так-то! А не как купчишку: бросят в грязь. Нет-нет! Ещё поправка: пусть Гамлета. Всё же этот вариант чем-то лучше...
Рыцарь за окном исчез из поля видимости. Вероятно, уже добрался до порога обжорки. Солдаты ещё возились с застрявшей в грязи колесницей.
- С каких же слов мне, по-вашему, начинать?
- Как можно короче и прямей: известно, что... И сразу к делу.
- Известно, - записал рыбьей костью на табличке Гор, - что юноша-поэт должен быть как талантлив, так и обучен. Ерунда. Поистине, он должен быть всего лишь достаточно глуп.
ТАБЛИЧКА СЕДЬМАЯ.
- Прекрасный пример тщеты человеческих усилий, - Гор уныло заглянул в пустую кружку. - Вот трудишься, думаешь, находишь... И всё напрасно. Является кто-нибудь со своим собственным мнением о том, о чём и не слыхивал никогда, и всё: руины, руины, руины. Ужас, ужас! Поймите, принц, нам нельзя отпугивать читателя кровавыми казнями. Нам нужна мера. По сути своей - жизнь штука серая, как воробышек. А вы хотите малевать её красками, подобными тем, которыми рисуются ваши гербы, штандарты и знамёна. Нам нужна проза! Иначе, никто нам не поверит. Публике нужна чистая проза! От крови же, проливаемой вами, поэтами, разводится только грязь... Побольше вон той.
Он кивнул в сторону, наконец, перебравшегося через порог обжорки рыцаря.
- Даже такой вот олух - и тот вас слушать не станет.
- Посмотрим, - усмехнулся Амлед. - Но замечу, что ты жалуешься на поэзию и уповаешь на философию. В то время как нуждаешься, ты сам так сказал, в доверии, в вере. И потому...
- Это большая честь для нас, господин рыцарь Одре! - воскликнул хозяин, подбегая к вошедшему.
Рыцарь с трудом снял с головы шишак, обнаружив лысину, такую же блестящую и в ржавых пятнах. Веки рыцаря - полуприспущены, взгляд - намеренно неподвижен. Разумеется, для него не загадка, что проезжие принадлежат к самой низшей касте: шпильманы, а то и ушли. Их присутствие в том же помещении, где находится он сам, оскорбительно. Тем не менее, он требует пива, что и вызывает нескромное замечание Горациуса-Гора: достаточно ли для того, чтобы пить пиво, иметь глотку, или нужны и другие части тела. Гамлет отвечает на это указанием на необходимость наличия лишь самого пива. Рыцарь недолго сохраняет невозмутимость. В итоге перепалки возникает ссора и, чтобы прекратить её, Гамлет признаётся, что он - принц Датский. Рыцарь отнюдь не склонен этому верить. Тогда Гораций предъявляет как доказательство дощечку со своей рукописью, представляющей собой хронику, которую проезжие только что обсуждали и оформляли. Между всем прочим рыцарь читает в этом документе и такое: