Замедленным аллюром, шагом, или стараясь не обнаружить перед кем-то страх - или уповая на что-то, ты прошла к своей комнате. Прикрыла за собой дверь. Поколебавшись, повернула ключ. С каждой новой попыткой он проворачивался легче. Но и ты легко усваивала его особенности, повторяя эту простейшую операцию. Едва переступив порог, ты глянула в зеркало. Слишком мал столик, на котором оно стоит: чтобы получить своё же, пришлось кланяться. Из правой створы складня-трельяжа тоже кланялся тебе твой посвящённый во всё двойник, бледный твой близнец. Ты подмигнула ему. И получила то же в ответ.

Пережитое в душе, опять ставь ударение по желанию, пусть и не на деле, а только в воображении, вернее - оставшееся после него возбуждение не позволило тебе сразу лечь в кровать. Ты попыталась открыть окно: после мытья затхлый, как из годами запечатанного шкафа с грязным бельём, запах в конуре стал вдвойне неприятен. Но с площади сквозь щели жалюзи дохнуло жаром, словно из обогревателя в машине или духовки, и чуть позже пришлось отказаться от этой затеи.

По ту сторону ставен остывала горчичная площадь, лишённый теней каменный дворик колумбария. Выгоревшая - как бы подспудная, полувыявленная желтизна с золотистым горчичным оттенком. Нет, была одна тень, слева, в портале церкви. И ещё одна в узком переулке, точно таком же, каким ты час назад скатилась на эту площадь - но только по другую сторону церкви, метрах в двадцати от комиссариата. Из его двери на тротуар несколько раз за ночь выходили карабинеры, при портупеях, но без фуражек. Все по одному и тому же, мокрому делу. Под конец вышли сразу трое, смеясь. Конечно, они перепились там, в своём уютном гнёздышке. Какой толк от того, что оттуда отлично видна твоя машина? Такие ничего уже не видят, а если и увидят - то не помогут, ничем.

Откуда твоему хозяину, или сторожу, знать, что после ты долго сидела, упираясь лбом в жалюзи и едва сдерживая слёзы? И только потом закрыла окно и стала устраиваться: отвернула покрывало, перевернула подушку... Но не решилась улечься на желтоватую наволочку. Впрочем, этот оттенок ей могло придать бра. Ты поискала вокруг, открыла тумбочку - а вдруг там найдётся что-нибудь посвежее. Кое-что действительно нашлось, но вовсе не то, что нужно.

Ты вытащила из тумбочки аккуратно сложенную тряпку, развернула. Вслед за слежавшимся запахом из её складок выпорхнула серая моль, коротко блеснула серебряной пыльцой и прилипла к потолку. Тряпка оказалась ночной рубахой. Ты таких и не видывала, разве что в кино. Возможно, символ деревенского гостеприимства. Ты зачем-то помяла её, и даже понюхала. Нутряной запах шкафа, а может и человеческого чрева. Мягкая, ворсистая, в тёмных катышках ткань, запечатлевшая на себе прикосновения чужих тел, хотя и тысячу раз стиранная. Вот тут уж точно: вовсе не тусклый свет придавал ей такой серый оттенок, а время. Ты сунула рубаху назад в тумбочку и легла поверх покрывала, не разбирая постели. Она ведь наверняка такая же, вся в свидетельствах попыток уничтожить следы прежних постояльцев. А-а... ничего страшного. Всех-то страхов - одна неустроенная ночь.

Бра несколько раз за ночь гасло, каждый раз предупреждающе прозудев. Ты снова включала его, трижды тянула шнурок, потому что с первого раза не получалось. От чёрного паука, прилипшего к стене над светильником, к замершей на потолке моли снова протягивалась длинная тень. Прогнать? Но тень неподвижна, стоит ли беспокоить мёртвые тени... Вызвать другую тень, чтобы она прогнала эту, позвать хозяина? Ну нет, он того только и ждёт, наверное - сам и подсадил cюда осьминога, приятного соседа. Он и сам похож на паука, готового кинуться из своего укрытия на неосторожно приблизившуюся жертву. И вообще, не придумываешь ли ты повод, милочка, чтобы вызвать того типа к себе?

Вот так ты и пролежала до утра, иногда проваливаясь в сон, но тут же просыпаясь, когда в очередной раз гасла лампа. И тогда, заводя глаза кверху, ты не находила различий между сном и действительностью, зато находила только что снившегося тебе паука, на своём прежнем месте, в прежней позиции. А моль на своём. Такой точный повтор, словно они оба действительно давно умерли и стали частью комнатного дизайна, лепниной, и вместе с тем - сомнительным украшением сна. Или, словно, умерла сама ты. Испробовать, что ли, на них газовый баллончик? Весь этот болотный городишко ничуть не живей, чем любая другая убогая деталь, влепленная в бессмысленную лепнину декоративной ночи. Испробовать бы баллончик на всём этом, на всех тут, но прежде всего - на этом типе за конторкой.

- Нет, не помню, - проскрипел этот тип, явно пытаясь выдавить из себя колкость. - Давно не пробовал. Я всегда сплю дома, здесь. Нет причин куда-нибудь уезжать. Вы выходите, синьорина? Возьмите зонтик. Шпарит жутко. Дело вообще-то обычное, но так, как в эти дни, бывает нечасто. В прошлый раз, ну да, я помню, это было лет двадцать назад: точно такая же духовка.

Он достал из-под конторки отвратительный зелёненький зонтик и положил перед нею.

- Может, она с тех пор и тянется, всё та же. Или, может, вы её видели не двадцать лет назад, а только что во сне, - передразнила она его вчерашнюю реплику, но сухо: синьорина - всего лишь ханжеский вариант того же младенца. У вас тут всё не как у людей, в мае - и так... шпарит. Но вы очень заботливы. Хотя и напрасно: у меня хорошая выносливость. Получше, чем у иного быка.

- Именно в мае это и было в прошлый раз, - подтвердил он. - Мне будет неприятно, если моя постоялица... превратится в пациентку.

- А мне показалось, что солнца сегодня не будет. Как поднялась, сразу глянула и, вроде, небо уже затянуло.

- Это ещё хуже, когда оно сквозь такие облака. Да и не облака это, к нам они редко доходят, а высокий туман. Остатки испарений наших, некогда роскошных болот. Так сказать, выдоенное из нас самих молочко. Не смотрите, что зонтик вроде бы не даёт тени. Откройте его и всё, и скажите спасибо за совет. У нас это принято, вы никого этим не удивите, скорей наоборот. Для такого обычая есть основания, поверьте.

- Вы тоже ходите с зонтиком?

- У меня свой зонтик. - Он скосил глаза вправо: там на крючке висела чёрная кепка. Даже теперь он не улыбнулся. - Не моё, конечно, дело, но вам и ноги надо бы... прикрыть.

- Сгорят?

Она тоже постаралась не улыбнуться. Помня его реакцию на, оказывается, присущую ей гримаску - и не сощурить глаза. Чтобы гарантировать себе успех стараний, она вытащила из сумочки и надела солнечные очки.

- И сгорят тоже. - Взгляд его скользнул ниже, но наткнулся на бортик конторки, скрывавший её шорты. - Да вы не беспокойтесь, зонтик подойдёт вашим очкам. Вроде так и задумано: весёленький зелёненький ансамбль. А про ноги... лучше я вам про них скажу, чем другие.

- Тогда вы же скажите и другое, - воспользовалась она случаем, он сам предоставил ей такую возможность, - у вас в Сан Фуриа есть ведь и другие обычаи, кроме зонтиков и кепок, так?

- Какие обычаи? - Он упорно рассматривал бортик, будто впервые его видел. - Что вы имеете в виду?

- Ну, другие бытовые особенности, подчёркивающие местный колорит. Обряды. Свадьбы, например... Я имею в виду: у вас на свадьбах играют музыканты, и, наверное, оригинальные местные мелодии, нет? Я б охотно познакомилась с таким музыкантом.

- Начто это вам?

- Я собираю такие мело... обычаи. Это моя профессия. Моя специальность романская культура, взять поуже - фольклор, если вам что-то говорит это слово. Я преподаю в университете и пишу книги. И сейчас готовлю новую монографию. Это моя работа, находить, сохранять и интерпретировать оригинальные явления культуры, извините, я не нарочно, мне трудно подобрать для вас слова попроще. В наше время, когда многое исчезает... А обычаи - это живая история культуры, и было бы непоправимой глупостью допустить, чтобы какой-нибудь культурный символ навсегда...

Она энергично провела ладонью по стойке, будто смахивала со стола крошки. На гранитный пол осыпались коричневые чешуйки облупившейся краски. Погоди у меня, я тебя ещё так раскачаю... Выпадешь за борт своей лодки.