ТЕРПЕНИЕМ!

И ОЖИДАНИЕМ.

- Простите, Валерий...

- Признавался. - Валера заставил себя посмотреть на Глеба Станиславовича.

Взгляд профессора светился лукавством и любопытством, но огонек в нем потух, он сухо кашлянул и опустил глаза на рукопись.

- Простите еще раз, - печально сказал он. После недолгого размышления он продолжил:

- А я не удосужился. С супругой моей, Прасковьей Петровной, мы прожили душа в душу сорок девять лет. Пять месяцев она не дожила до золотого юбилея, умерла - земля ей пухом. А я ни разу не сказал ей о своей любви. Сын наш единственный, Андрей, погиб на фронте, под Минском. Я и тогда не признался. Жизнь посвятил любовной лирике, а сам не догадался произнести таких простых и нужных слов. Теперь я вспоминаю: в молодости Прасковья Петровна часто говорила, что любит и обожает меня. Я все списывал на ее легкомыслие, уж щебетушкой она была. А потом перестала говорить - после того как получили мы похоронку. Порой я ловил ее вопросительно-задумчивый взгляд и не понимал, чего она ждет.

Теперь понял. Молчанием своим мы губим души близких и дорогих нам людей. Молчание порождает неуверенность и страх, а страх, в свою очередь, вызывает стремление подавлять чувства, способные лишить человека уверенности в себе. Он пытается искоренить в себе уязвимость и слабость. И что остается? А остается так называемое хладнокровие, а проще говоря, равнодушие и безразличие. Но мы-то с вами знаем, что нет страшнее безразличного человека. Равнодушие губит нас, а мы трусливо молчим, боясь произнести добрые, нежные слова. Боимся, что нас заподозрят в слабости. Как будто мы не потомки Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Тютчева и многих, многих... - Голос профессора стал тихим. Дрожащие сухощавые пальцы, словно паучьи ножки, гладили папку, осторожно прощупывая ее углы. - Многих, - обреченно закончил он.

Валера отвлекся от своих дум и внимательно слушал Глеба Станиславовича. Теперь он знал, почему Маша благоговела перед учителем, и жалел, что не смог послушать его лекций.

- Интересно вы рассуждаете, Глеб Станиславович, - со скрытым намеком сказал он. Хотелось бы послушать еще профессора, экспромтная речь которого отвлекала Валеру от собственных неурядиц и в то же время была созвучна его настроению.

Старик удивленно поднял глаза.

- Я? - Губы его дрогнули в слабой улыбке. - Нет, молодой человек. - Так рассуждает Машенька, я лишь подвел итог и об этом хотел побеседовать с ней. А она ушла в отпуск, словом не обмолвившись.

Странный итог, уныло подумал Валера. Разве мало он сказал ей о любви, разве была Маша обделена его вниманием, заботой, лаской? Он изначально стремился узнать Машу такой, какая она есть, и у него появилась еще одна возможность.

Не особенно веря в удачу, Валера осторожно спросил:

- Я могу почитать?

- Думаю, Маша не стала бы возражать, - решил проблему профессор. Прочтите, любопытно будет узнать ваше мнение.

Роман был написан в форме дневника, в котором тесно переплетались реальность и фантазия. В основу легла знакомая легенда о графине. Правда, она не утонула, а, узнав о судьбе ребенка, превратив любовь в ненависть, погубила мужа и после каждую ночь ходила к пруду, взывала к Богу о прощении и заступничестве.

Другая женщина через сто лет, испытав превратности мужской похоти, сознательно отреклась от любви, оттачивая в себе холодное равнодушие, истребляя природой данные нежность и доверчивость.

Две женщины и одна судьба.

Графиня каялась в грехе, исступленно просила Пресвятую Богородицу вернуть ее родное дитятко и не замечала в тени деревьев молодого кузнеца, тайно следившего за прекрасной и измученной госпожой. Современная Снежная королева искала своего Кая, чтобы на нем испытать силу своего бездушия.

Маша подробно описывала роман с Валерой, раскрывая смысл своих поступков, не украшая их, не скрывая расчетливости, вела к тому, что Любовь не властна над сакраментальной Вечностью. Порой Валера перечитывал отдельные эпизоды и пытался понять, как могли уживаться в Маше смертельный холод равнодушия с пылким очарованием простоты. Героиня мстила за свою оскорбленную любовь, она доказывала себе превосходство разума над чувствами. Легко играючи последними, она то давала послабление, то замуровывала их глубоко в себе. Она испытывала себя на неприкосновенную бесчувственность заглушенных инстинктов.

Читая, Валера заново переживал моменты, когда он отчаянно боролся с невидимой стеной Машиной души, пробивался сквозь дебри отчужденности и замкнутости. В голове не укладывалась мысль, что она смеялась над его страстью и чувствами, что его стремления забавляли ее, ублажали самолюбие, не затрагивая ничего доброго.

...Молодой кузнец восхищенно смотрел на графиню, боясь вспугнуть ее своим присутствием. Она, как статуя у пруда, обратила бледное лицо к небу, прижав к груди руки. Ветер трепал ее платье, путал непокрытые волосы, а она все молилась и молилась звездам. Безнадежно влюбленный юноша неслышно оставил свое убежище и приблизился к несбыточной мечте, прячась в высоких камышах у пруда. Графиня не слышала, ведя бесконечную беседу с Пресвятой Девой.

Но перелом произошел в ее преемнице. Любовь затопила ее пустую душу, заполнила собой каждую клеточку, каждую мысль, втолкнула в полный красот и желаний мир, заполнила мечтами и надеждами...

Богородица вняла молитвам дочери Божьей. Безмолвный, трепетный юноша благоговейно прижимался губами к подолу платья своей госпожи и любимой, доверив ей свою судьбу и жизнь. Прощенная графиня воздела руки к Богу, клятвенно обещая достойно заслужить Его благодать.

На этой ноте заканчивался роман. Ниже вместо слова "Конец" было написано: "Графиня утонула".

Валера смотрел на последний лист в полной растерянности. Он не мог понять, что страх смерти заставил современную героиню поверить в любовь - и героя, и как таковую. Но что подвигло графиню, обретшую ниспосланную сверху любовь, пойти на смерть? Зловещие слова приобретали поистине магический ужасающий смысл. Обе женщины нашли свое счастье, тогда почему Маша уготовила им, а значит, и себе трагический исход?