- Видишь, бульдозеры, - Дуня дернула головой в сторону второй машины.

- Да, - сказал Швейцер.

- Что - да? У вас, небось, нет таких?

- Когда мы приедем? - спросил тот в ответ, уже выказывая первые признаки нетерпения.

- Скоро! - Дуня крутанула рукоять, и мопед свирепо взвыл. - Из леса выедем - и сразу город! Ну, почти сразу.

Швейцер притих. Важность того, что вот-вот случится, начала проявляться перед ним во всей полноте. Город был для него такой же тайной, как и куриное яйцо - разница в масштабах не играла никакой роли и существовала только в абстрактном представлении. Суть оставалась одинаковой; источник информации те же книги, фотоматериалы, репродукции знаменитых полотен. Если добавить, что лицеистам не показывали фильмов, ссылаясь на отсутствие необходимого технического оснащения - оно, дескать, было где захвачено Врагом, а где коварно приведено в негодность, - то все непознанные явления мира выстраивались перед ним в унылый ряд, организуясь, конечно, по росту, но и только, в унылом однообразии, в плоской двухмерности. При желании их можно было заменить цифрами - баллами, в согласии с местом, которое они когда-то занимали во вселенной.

За деревьями мелькнуло что-то серое; оно быстро приблизилось и оказалось асфальтовой полосой.

Мопед, расправляясь с канавой, подпрыгнул в последний раз и ловко проехал по опасному мостику. Даша вырулила на шоссе и резко взяла вправо. Через полминуты лес остался позади, и потянулись землистые, пыльные избы.

Швейцер потянулся снять очки, но передумал.

Не только избы, но и замки с башнями, пореже. Красный кирпич, вольные флажки, огромные белые блюдца, притороченные близ окон второго этажа.

Мимо промчался громоздкий автомобиль с открытым кузовом. Потом прокрякал трактор, свистнул лакированный джип. Замелькали столбы с непонятными символами, кричащие плакаты с изображениями людей, машин и каких-то предметов. Надписи шли на кириллице и на латинице, разобрать их Швейцер не успевал.

Жилые постройки тасовались, стало больше аккуратных домиков с длинными стальными прутьями, нацеленными в небо. Вдоль обочины выстроились странные лиственные деревья.

Остался позади помост, увенчанный стеклянной будкой. Внутри над чем-то смеялись люди в форме; еще один прогуливался снаружи, положа обе руки на автомат с коротким стволом, повешенный на шею. Человек был затянут в черный панцирь, возле горла просматривался краешек тельняшки. Он проводил ездоков настороженным взглядом.

- Отлично! - крикнула Дуня. - Этот меня не знает. Вопросов не будет!

- Это и есть гаишник? - осторожно осведомился Швейцер.

- Ага! Ментяра, пьявка сосучая!

Мопед ворвался в город.

8

Они не стали углубляться и спешились на окраине, затормозив у дверей одноэтажного плоского домика с окнами во всю стену. Над входом нависала вывеска с крупным красным числом: "24".

- Постой снаружи и никуда не отходи, - приказала Дуня, снимая шлем. Ни с кем не заговаривай. Я только коня загоню. Лучше перейди вон туда, к углу поближе, пусть не думают, что ты со мной. Дай сюда каску, на руль повешу.

Швейцер, ступая по-кошачьи, дошел до угла здания и встал там, готовый к любым боям. Колени дрожали, и он давился собственным сердцем. Дуня позвонила, ей отворил некто незримый, но Дуне отлично знакомый. Она вкатила мопед внутрь, и белая дверь медленно поплыла на место.

Швейцер потерянно топтался, не зная, куда глядеть. Здание находилось на маленькой площади, которая, конечно, показалась ему огромной и вызывала священный трепет. Великолепие, окружавшее Швейцера, могло таить в себе равные части светлого и черного, и он в равной степени преклонялся перед обеими. Стояло раннее утро, людей на площади почти не было, но Швейцеру хватило и тех немногих, кого он видел. Это были удивительные люди, невозможные люди. Почти все они спешили по каким-то таинственным делам, и было ясно, что в этой спешке нет ни грана чрезвычайности, что все размеренно и мирно и повторяется изо дня в день. Прохожие были одеты по погоде, в легкое гражданское платье, и не имели при себе оружия. Казалось, что они гораздо дальше от войны, чем сам Швейцер, который, вопреки доводам рассудка, все прикидывал, чем будет отражать вражескую атаку. Под ногами у него валялась какая-то ржавая железка, он ее подобрал.

Какой-то мужчина, нарядившийся неряшливо и грязно, прохаживался под липой - это липа? может быть; - он кого-то ждал, и ждал, похоже, уже давно, возможно - с ночи. На плече мужчины расположился бдительный кот с брезгливой мордой.

Прошла - старушка? старушка, - ведшая на длинном шнуре кудрявую собачку? - существо, похожее на... на... Швейцер, знакомый с кухонными кошками, собак не встречал. Оно разинуло крохотную пасть и строго гавкнуло на Швейцера, который от испуга подскочил на месте.

- Спокойно, спокойно, собачек, - заворковала старушка, видя, как он взвился, но обращаясь не к нему, а к существу. Она стала подтягивать зверя к себе, а тот между тем упирался всеми четырьмя лапами. - Что ты?

Она смерила Швейцера неприязненным взглядом. Сама была толстая, низенькая, в линялом платье, расписанном грушами.

Тот сжал железку.

- Ох, Господи, грехи наши, - пробормотала старушка неизвестно, зачем, подхватила зверюжину под мышку и быстро заковыляла прочь.

Белая дверь распахнулась, и на пороге вновь появилась Дуня, державшая в руках две перевернутые пирамидки, обернутые в яркую бумагу.

- Хочешь мороженого?

Швейцер пожал плечами и неуверенно протянул руку.

- Ага, не пробовал, - Дуня удовлетворенно кивнула. - Значит, угадала. Его надо не кусать, а лизать, понемножку, а то простудишься еще.

Швейцер неуклюже сорвал обертку и языком дотронулся до содержимого. Наверно, было вкусно, но Швейцеру было не до яств. Но что-то холодное, это он понял.

- Ну, что тебе, Куколке, показать? - спросила Дуня. Она торжествовала, гордясь собой за то, что так ловко заполучила себе в кавалеры инопланетянина. Она ощущала себя всемогущей и щедрой - мороженое было лишь малой толикой того, чем она думала облагодетельствовать это невинное дитя.

Ответ Швейцера был неожиданно четким и определенным: