Разумеется, если бы Сенявин сколько-нибудь явственно, сколько-нибудь демонстративно осмелился обнаружить свое нежелание подчиняться требованиям Тильзитского трактата, то он этим не только поставил бы Александра в очень трудное и прямо опасное положение перед лицом французского императора, но и лично рисковал бы за такое дерзкое беззаконное неповиновение "монаршей воле" пойти под военный суд. Но тут-то в труднейших условиях Сенявин и проявил всю тонкость своего ума. На бумаге он заявил о полной своей готовности согласно приказу царя подчиняться всем повелениям [238] Наполеона. Этим он избавлял Александра от опасных нареканий и претензий "союзника". А на деле он повел себя так, что спас от гибели и экипаж и эскадру, взяв всю ответственность на себя и, таким образом, не поссорив обоих императоров.
Таковы необходимые предварительные общие замечания, объясняющие истинную природу видимых "разногласий" между Александром и Сенявиным.
Материалами для настоящей работы послужили: документы Центрального государственного архива Военно-Морского Флота в Ленинграде (ЦГАВМФ) и Архива внешней политики России в Москве (АВПР), воспоминания и письма непосредственных участников экспедиции, прежде всего записки близко стоявшего к адмиралу Броневского, затем Панафидина и Свиньина.
Записки В. Броневского занимают совсем особое место: Сенявин давал ему возможность читать и использовать ряд документов, которые либо не были отданы в адмиралтейство по той или иной причине, либо затерялись. Броневский описывает военные действия не только с согласия, но и с одобрения адмирала. Он уверенно говорит о планах и соображениях адмирала. которые Сенявин не хотел почему-либо изложить в официальных рапортах. Записки Броневского восполняют некоторые не дошедшие до нас официальные документы.
Иностранные материалы ничтожны и количественно и качественно. Конечно, Correspondance Наполеона, воспоминания и письма маршала Мармона (герцога Рагузского) не могли быть обойдены, по читатель в своем месте удостоверится, как мало можно доверять, например, пристрастным и просто лживым, сознательно извращающим очевидные факты показаниям хотя бы того же Мармона.
Что касается русской литературы, то она дает общий очерк жизни и деятельности Сенявина, а экспедиции 1805-1807 гг. посвящена лишь небольшая часть работ. Все работы, как общие, так и (очень немногие) посвященные специально Средиземноморской экспедиции, излагают прежде всего военно-морскую сторону дела.
Автора же предлагаемой работы интересовал не только Сенявин-адмирал, но также и Сенявин-дипломат. Мы видим его не только в вооруженной борьбе с турками и французами, но и в борьбе дипломатической с турками, французами, австрийцами, англичанами. А наблюдавшие его подчиненные справедливо утверждали, что обстоятельства этой борьбы были неслыханно трудными и сложными, такими, при которых даже профессиональный дипломат мог растеряться и запутаться. Эта сторона деятельности Сенявина очень недостаточно освещена в небольшой имеющейся о нем русской литературе. [239]
Что же касается иностранной литературы о сенявинском походе, то там, где о русском адмирале мельком заходит речь, мы встречаемся либо с абсолютным невежеством, либо с самой бесцеремонной ложью. В дальнейшем мы приводим, в качестве типичного образчика, относящееся к Сенявину курьезное по лживости место из двадцатитомной тьеровской "Истории Консульства и Империи".
Но Тьер, враждебный Сенявину и извращающий его образ, говорит все-таки о нем. Другие французские и английские историки игнорируют даже его имя и всю эту Одиссею подвигов сенявинских моряков и солдат. Тут, безусловно, играет роль не одно только невежество, но и сознательное замалчивание, та самая характерная черта западноевропейской историографии, которую мы уже имели случай отметить в другом месте, в работе, посвященной действиям Ушакова в 1798-1800гг.
Наряду со свидетельствами официальных архивных документов мы даем много места русской мемуарной неизданной, а также и изданной документации. Французская, английская, немецкая документации игнорируют действия Сенявина. Приведем хотя бы один новейший пример. Курьезная, типично фальсификаторская, истинно дилетантская статейка Л. де Войнович в журнале "La R fran (1937, No 11) претенциозно названа: "Французская революция, рассматриваемая с Адриатического моря". В ней периоду 1797-1808 гг. отведено ровно две страницы, на коих даже не упоминается имя Сенявина, и ни единого звука вообще нет о русской экспедиции 1805-1807 гг. Но зато "оказывается", что и Рагуза и Далмация стали свободны и тогда, и всегда, и в 1808 г. только благодаря французам и Франции... Больше на литературе, подобной этому образчику, не стоит и останавливаться.
На советской историографии лежит долг попытаться восполнить этот пробел и ознакомить читателя с замечательной страницей в истории русских вооруженных сил, действовавших на Средиземном море, и с личностью высокоталантливого моряка, достойного представителя героической плеяды, начинающейся с соратников Петра I, продолжающейся Спиридовым и Ушаковым и далее Корниловым, Нахимовым и Макаровым. [240]
Первые годы жизни и службы
Дмитрий Николаевич Сенявин происходит из старой русской морской семьи. Морская служба Сенявиных начинается почти одновременно с появлением русского регулярного военного флота. Уже в 1697 г. Петр I сообщает князю Ромадановскому, что на голландском корабле ходит русский человек Иван Акимович Сенявин. При Петре он служил в чине боцмана, а к концу жизни стал контр-адмиралом. С честью служил тогда же во флоте, создаваемом Петром, и брат его, капитан Наум Акимович. Командуя отрядом кораблей, он 24 мая 1719 г. разбил шведскую флотилию близ острова Эзель, причем взял в плен один линейный корабль (52 пушки), один фрегат (34 пушки) и одну бригантину (12 пушек) с экипажем в 376 нижних чинов и 11 офицеров. Кончил он жизнь вице-адмиралом. С большим блеском и постоянными успехами служил и сын его Алексей Наумович, ставший к концу жизни полным адмиралом.
Дмитрий Николаевич родился в 1763 г., и, конечно, никаких не могло быть сомнений относительно его будущей карьеры. Как это Сенявин будет не во флоте?