- А лошадей кто будет выбирать? - живо отозвался Кароли. - Это дело тонкое - лошадь выбрать... Разве для этого фельдфебеля нестроевой роты, Ашлу, взять?

- Ашла-шашла... гм... Шашла... это что такое? - спросил его Полетика.

- Виноград есть такой десертный.

- Да-да... Помню... - несколько раз поднялся на цыпочки полковник, вздохнув. - Душистая такая?

- Есть душистая, - та называется мускатная шашла.

- Шашла-шашлык... Будто из этой... как ее?.. из шашлы шашлык делается? Гм... шашлык, ведь он из баранины?.. - взял за пуговицу капитана Урфалова Полетика.

Приземистый капитан Урфалов сильно потянул коричневым изогнутым носом, точно перед ним был свежезажаренный шашлык, а не Полетика, и сказал уверенно:

- Первая, изволите видеть, закуска под водку, господин полковник!

- Надо бы здесь когда-нибудь заказать, а? Вот вы это можете... А за шашлой... гм... зачем же за шашлой нам ехать в этот... как его?.. в Мариуполь?

- Насколько я понял, за лошадьми будто бы в Мариуполь, - не удержался, чтобы самым серьезным тоном не вставить, прапорщик Ливенцев, и Полетика, помигав несколько секунд мечтательными голубыми глазами, счел нужным рассердиться вдруг:

- А, конечно, за лошадьми! За коим же еще чертом мы в эту Ашлу? И вы никуда не поедете, вы останетесь здесь, в дружине!

- Да я и не собираюсь никуда - ни в Ашлу, ни в Ош, ни в Оршу!

Подполковник Мазанка очень поморщился, поглядев в его сторону, а Кароли постарался взять точное направление на Мариуполь и на лошадей, и деловая беседа о том, кого взять и как ехать, затянулась еще на целый час, причем Ливенцев все не мог понять, зачем хочет ехать в Мариуполь сам Полетика, когда ему гораздо спокойней было бы сидеть здесь в канцелярии и подписывать, что поднесет на подпись адъютант, а потом зайти в кондитерскую, спросить стакан кофе и пирожных, сесть за мраморный столик и дожидаться, когда девицы в белых фартуках поднесут то и другое. А через минуту уже по-детски заскучать от бездействия и погрозить девицам пальцем:

- Вы что же это не несете мне этого... что я заказывал?.. Смо-три-те! А то сейчас придет сюда еще один полковник, с большими-большими усами, очень строгий! Он вам тогда задаст!

Девицы начнут хихикать, а Полетике будет казаться, что действительно обещал зайти и действительно зайдет сейчас подполковник Мазанка, и он будет нетерпеливо ждать его, поглядывая на дверь, наконец скажет сердито:

- Черт знает что! Нет и нет его до сих пор! - и пойдет из кондитерской на улицу как раз в то время, когда одна из девиц уже нальет ему стакан кофе и положит на тарелочку пирожных.

На улице он встретит ратника не своей дружины, а другой, которой командует генерал Михайлов и которая разбросана от Балаклавы вдоль берега до Фороса - охраняет берег.

- А-а! - скажет он ратнику. - Здравствуй, братец!

- Здравия желаю, вашескородье! - грянет во весь голос ратник.

- Ты откуда сюда?

- Из Фороса, вашескородь!

- Что же, командир ваш там как? Жив?

- Так точно, жив!

- Ну, ступай!

- Я так что артельщика дожидаю, он в магазин пошел, вашескородь!

- А! Ну, тогда стой.

Потом увидит другую кондитерскую, вспомнит о кофе и пирожных и зайдет сюда.

Конечно, это гораздо спокойнее, чем ехать куда-то в Мариуполь, возиться с лошадьми, считать казенные деньги, заниматься сложением и вычитанием, не высыпаться в гостиницах...

Но, слушая бестолковщину в канцелярии дружины, Ливенцев нащупал случайно письмо Семена Михайлыча и Василисы Никитичны Лабунских, которое он несколько дней уже носил в боковом кармане тужурки, и у него возникла простая и убедительная мысль - отправить вместе с Кароли в этот поход за лошадьми в Мариуполь и Демку, потому что другого подобного случая может и не быть, и вернее всего, что не будет.

Когда Ливенцев улучил время сказать об этом Кароли и показал ему при этом письмо с адресом: "Фонтальная улица, дом Краснянского", Кароли даже просиял:

- Как же! Фонтальная улица!.. Я на Фонтальной улице детство свое провел! Помню, как по ней греки с говяжьими костями бегали... Ведь у греков кость дорого стоит он ее сам в своем супу часа два варит, потом на улицу с ней выбежит и кричит: "Кре! Кре! Кре-е-е!" - бегут гречанки, по копейке платят, чтобы в своем супу подержать для вкуса пять минут... Больше пяти минут держать не полагалось, а ему доход: одна пять минут подержит - копейку дает, да другая, да третья, - вот ему три копейки остается. А потом уж кость эту на вес продает тем, кто кости собирает, - еще копейку за нее получит.

Увлекшись приятными воспоминаниями детства, Демку он обещал непременно взять.

Ливенцев хотя и видел Демку в этот день около бухты, не решился раньше времени говорить ему ничего, и только в день, когда стало известно, что вечером выезжают на пароходе Полетика, Кароли и несколько заядлых лошадятников из ополченцев во главе с фельдфебелем Ашлою, он сказал ему:

- Слушай, Демка! Тебе, брат, везет, как дай бог, чтоб целую жизнь везло! Только не прозевай. Иди вечером на пароходную пристань: отправляются в Одессу, а оттуда на фронт... понимаешь? - на фронт, куда ты так стремишься, - сам командир дружины, поручик Кароли и еще несколько человек ратников. Вот и ты там устроишься с ними.

Ливенцев сказал это как мог таинственней и вполголоса, и Демка вздернул узенькие плечи и как-то боком, криво открыл рот, а глаза глянули на прапорщика и подозрительно и бешено-радостно в одно и то же время.

- Вы... это правду говорите? - прошептал Демка.

- Чистейшую! - не улыбнувшись и не моргнув, отвечал Ливенцев, чувствуя себя врачом у постели смертельно больного. - Я ведь говорил тебе, что надо бы тебе домой ехать, а теперь вижу, что ты этим военным ядом отравлен до неизлечимости, - значит, все равно. Хочешь погибнуть там, - погибай, твое дело!

- Я не погибну, не таковский! - сжал кулаки Демка и даже челюстями заскрипел.

- Может быть, и не погибнешь... Так вот - фронт так фронт. Только не прозевай парохода.

- Как же они одни едут? А дружина вся?

- Дружина пойдет за ними следом... они квартирьерами едут. Будут смотреть, куда там, на позициях, всю дружину поставить... Это всегда так делается, - вот почему сам командир и поедет... Одним словом, дело твое. Мне уж отговаривать тебя надоело, - попытайся, посмотри, что за позиции такие. Я думаю, что ты и сам сбежишь и что уж больше тебя тянуть на смерть не будет.

- На смерть! Я не пропаду, небось!.. Я... А шинель и винтовку мне дадут?

- Там, до Одессы доедешь, дадут. От Одессы до фронта там уж близко. Пятьсот тысяч войск там стоит.

- Ого! Пятьсот тысяч!.. Больше, чем всего народу в Севастополе!

- Ну еще бы!.. Так вот, не зевай...

И так как Ливенцев подумал вдруг, что Демка будет теперь спрашивать всех в дружине насчет этой скорой отправки и кто-нибудь скажет ему, что едут совсем не в Одессу, то он добавил:

- Если хочешь ехать, то здесь уж не околачивайся, а иди прямо туда, где пароходы отходят. Поручика Кароли ты ведь знаешь в лицо?

- Ну да, знаю.

- Вот! И командира, конечно, знаешь... Как только увидишь, что они на пароход садятся, ты сейчас же к ним.

- А не прогонят? - прошептал Демка.

- Я их упросил, - так же шепотом и таинственно ответил Ливенцев.

Демка снял благодарно свой лиловый картуз, а потом, когда надел его снова, по-солдатски поднес руку к козырьку и отошел, и следивший за ним глазами Ливенцев видел, что он не желал даже ждать здесь до вечера, а прямо пошел на пароходную пристань. Так как он знал, что этим же вечером отходит пароход и на Одессу, то не боялся вполне понятного любопытства Демки. Ашлу же он предупредил, чтобы так именно и говорили воинственному мальчугану, что едут сначала в Одессу, а оттуда немедленно на фронт.

Прошло дней десять.

Приказы по дружине подписывал вместо Полетики Мазанка, в ротах занимались все теми же ружейными приемами и сборкой-разборкой винтовок (выдали всем винтовки), ратники читали "Русское слово" и гадали, к новому году распустят их по домам или так на месяц, может быть, раньше? Они уже знали, что командир дружины уехал докупать лошадей, но лошади лошадьми, а роспуск ополченских дружин роспуском, одно другому не должно было мешать. Наконец, появились в канцелярии дружины и Полетика и Кароли; Ашлу с другими ратниками оставили около купленных лошадей, которых не так просто оказалось доставить.