Придя в свою комнатушку, я раздеваюсь, чтобы вытереться, потом надеваю красивую пижаму и снова отправляюсь в поход.

Подойдя к комнате Мартин, я начинаю скрестись в дверь, чтобы разбудить ее. Скоро под дверью появляется полоска света. Узнав мою манеру стучать, она открывает, не спрашивая, кто пришел.

– В такое время! – восклицает она. Я ее обнимаю.

– Представь себе, нежная моя, что я увидел тебя во сне... Мне захотелось соединить сон с реальностью... Слишком часто действительность разочаровывает после сна, но в этот раз она просто бесподобна...

Такая речь смягчила бы даже бронзовую статую. Она идет прямо в сердце Мартин и, преодолев этот этап, направляется в другие, столь же чувствительные части ее тела.

Мы чудно проводим время.

Организуется большая партия «Папа, мама, бонна и я» с холодными закусками, музыкальным парадом и хоровыми песнями в исполнении школьников.

Я исполняю ей «Похищение Прозерпины», «Фантастическую скачку», «Злую фею», «Туда-обратно» и «Не раскрывая кошелек» – произведеньице моего сочинения.

Она сходит от этого с ума, кричит «бис!», и я повторяю до тех пор, пока не утоляю ее жажду.

Затем я пользуюсь ее состоянием полузабытья, чтобы задать несколько вопросов. Как вы знаете, я никогда не забываю о деле.

– Скажи, милая, после обеда ты пила кофе с ассистентами, верно?

– Да, мой любимый дурашка!

«Любимый дурашка»! Надеюсь, она больше не повторит это, иначе попробует мой кулак.

– Ты не помнишь, кто-нибудь выходил в это время?

Она поднимает брови.

– Почему ты об этом спрашиваешь? Чтобы пресечь ее сомнения и дать себе время на раздумья, я говорю:

– Я объясню тебе после... Она размышляет.

– Ну, кажется, старик ушел раньше всех, да?

Это меня раздражает...

– Да, я помню. А кроме него?

– Планшони ходил в свою комнату за сигарами.

– Он быстро вернулся... Кто-нибудь еще выходил? Она безуспешно роется в памяти.

– Кажется, больше никто.

Я тоже перебираю воспоминания и тоже ничего не могу вспомнить... Значит, он выпустил голубя не во время обеда... Может быть, утром? Да, пожалуй...

– Почему ты об этом спрашиваешь, дорогой?

– Просто так...

– Противный! Ты обещал рассказать! Нет, каково! Эта раскладушка теперь начала изображать из себя тирана! Я спрыгиваю с кровати.

– Спи, мое сокровище, и до завтра...

На следующее утро, в семь часов, ночной сторож начинает барабанить в мою дверь.

– К телефону, – кричит он. – Вас вызывает Париж. Он мне сообщает, что в поместье есть два телефона: один в кабинете профессора, другой на складе. Именно ко второму я и направляюсь.

Я с сильно бьющимся сердцем беру трубку. Несомненно, звонит Старик. И опять-таки несомненно, у него есть для меня новости.

– Алло?

– Это вы, Сан-А?

– Да.

– Приезжайте немедленно!

– Что слу...

– Нет времени! – рявкает он. – Возвращайтесь!

И кладет трубку.

Это первый раз, когда он разговаривает со мной таким тоном. Что это значит? Я стою с трубкой в руке, совершенно обалдевший.

Почему он заткнул мне рот? Боялся, что я скажу что-то лишнее? Да, наверняка именно из-за этого...

Я поднимаюсь заняться туалетом, одеваюсь и иду стучать в дверь профессора Тибодена.

Он уже готов. В его галстук воткнута золотая булавка – Можно подумать, он собирается нанести визит римскому папе. Но нет, он надевает белый халат.

– Я слышал телефон, – говорит он мне. – Звонили вам?

– Да, профессор. Это был мой шеф. Он хочет, чтобы я вернулся сегодня утром...

– О! Есть новости?

– Не знаю...

– А вы, со своей стороны, что-нибудь узнали? Я не решаюсь говорить о голубях. Зачем его снова огорчать этой фантастической историей?

– Э-э... Ничего особенного, господин профессор. Я только приехал...

– И уже уезжаете! – вздыхает он.

– Вне всяких сомнений, это поездка туда-обратно... Я буду вам признателен, если за завтраком вы при остальных поручите мне сделать в Париже важные покупки, чтобы объяснить мой отъезд.

– Отлично...

Все происходит согласно предусмотренному плану. Два часа спустя я являюсь в Службу и спрашиваю Старика, но мне отвечают, что он на совещании у министра внутренних дел, а мне велел передать, чтобы я его подождал. Значит, мне придется убивать время в своем кабинете.

Я рад встретить там Берюрье. Толстяк лопает огромную порцию солянки, одновременно читая «Ле Паризьен».

– Привет, – говорит он мне. – Ты где пропадал?

– Отдыхал в провинции.

Я с ужасом показываю на его солянку.

– Что это за куча дерьма?

– Мой завтрак... Я заказал ее в бистро за углом. Там готовят самую лучшую солянку во всем районе.

– Ты что, не можешь есть это дома или в туалете? Это же неприлично!

Он пожимает плечами и яростно подцепляет вилкой большую порцию, которую собирается донести до рта. Франкфуртская сосиска делает ноги и сваливается ему на ширинку. Он хватает ее двумя пальцами и заглатывает одним махом, чем доказывает мне, что она осталась совершенно съедобной.

Я смотрю на него, смущенный и втайне восхищенный такой прожорливостью.

– Ты уверен, что у тебя нет солитера, Берю? – спрашиваю я наконец.

Он благовоспитанно рыгает в сложенную зонтиком ладонь.

– Ну и что? – спрашивает он. – Жить-то всем надо... Что с того, если у меня в брюхе сидит солитер? Мои доходы позволяют мне его прокормить!

После такого убийственного аргумента мне остается только отступить, что я делаю в темпе, потому что мне сообщают о возвращении Старика.

Он сидит за рабочим столом. Его руки с кожей, как у ящерицы, положены, словно драгоценные предметы, на кожаную папку.

– Ну слава богу! – вздыхает он, увидев меня. Я закрываю дверь и направляюсь к креслу для посетителей.

– У вас есть новости, патрон?

– Еще какие!

Он берет футляр для лапки голубя, как две капли воды похожий на первый, и достает из него сообщение, написанное на такой же, как в прошлый раз, кальке.

– Без комментариев, – говорит он, протягивая мне текст.

Я читаю, и по мере чтения моя рука начинает дрожать.

Первый голубь перехвачен. Послал вам формулу по запасному каналу. Просьба не входить со мной в контакт до нового сообщения, в поместье агент Секретной службы.