Теккерей Уильям Мейкпис

Призрак синей бороды

Уильям Мейкпис Теккерей

Призрак синей бороды

Перевод М. Виноградовой

После роковой случайности, лишившей ее мужа, миссис Синяя Борода, как легко вообразить, первое время пребывала в глубочайшем горе. Во всей стране не нашлось бы вдовы, более нее потратившейся на черный бомбазин. Она спрятала свои прелестные локоны под гофрированными чепцами, а ее креповая вуаль ниспадала до самых локтей. Разумеется, она никого не принимала и не виделась ни с кем, кроме своей сестрицы Анны (чье общество для вдовы можно было назвать каким угодно, но только не приятным); что же до братьев - то их возмутительное поведение за столом всегда вызывало в ней одно отвращение. Что было ей до их шуток о майоре или скандальной истории с шотландским полковым хирургом? Пили ли они вино из прозрачных бутылок или же из темных ей-то что была за печаль? Их рассказы о конюшне, параде или последних собачьих бегах казались ей совершенно омерзительными; и кроме того, она терпеть не могла их нахальные усики и гнусную привычку курить сигары.

Она всегда считала их в лучшем случае буйными и вульгарными молодыми людьми; но теперь, о! Теперь их присутствие было настоящим кошмаром для ее чувствительной души! Как могла она глядеть на них после случившегося? Она думала о лучшем из мужей, безжалостно поверженном ударами их жестоких и тяжелых кавалерийских сабель; о добром друге, щедром владетеле поместья, безупречном мировом судье, в чьи семейные размолвки осмелились вмешаться эти грубые драгунские корнеты, и чьи почтеннейшие синие власы они стянули в безвременную могилу!

Она воздвигла своему усопшему господину величественнейший монумент в семейном склепе Синих Бород. Ректор, доктор Лукавс, бывший тутором мистера Синяя Борода в колледже, начертал там эпитафию на самой что ни на есть напыщенной и патетической латыни: "Siste, viator! moerens conjux, heu! quanto minus est cum reliquis versari quam tui meminisse {Помедли, путник! Горестная супруга, увы! Насколько меньше значит для нее общение с оставшимися, нежели воспоминания о тебе (лат.).}"; - словом, все, что обыкновенно пишут в эпитафиях. Над оной надписью возвышался бюст усопшего праведника с рыдающей над ним Добродетелью, окруженный медальонами его жен, и на одном из этих медальонов имени еще не было, равно как (гласила эпитафия) вдова не могла обрести себе утешения прежде, чем имя ее будет выгравировано на нем. "Ибо тогда я пребуду с ним. In coelo quises {В небесах покой. (лат.).}", - говорила она, возводя свои прекрасные очи к небу и цитируя торжественные слова мемориальной доски, вывешенной в церкви и на замке Синей Бороды, где дворецкий, виночерпий, лакей, горничная и поварята облачены были в глубочайший траур. Даже лесничий выходил пострелять птиц с креповой повязкой; пугала в саду - и те велено было одеть в черное.

Единственной особой, отказавшейся носить черное, была сестрица Анна. Миссис Синяя Борода охотно рассталась бы с ослушницей, но у нее не было других родственниц. Отец ее, как, верно, помнят читатели первой части ее Мемуаров, женился во второй раз и, как то повелось искони, мачеха и миссис Синяя Борода ненавидели друг друга лютой ненавистью. Миссис Шакабак нанесла в замок визит с выражениями соболезнования, но на второй день вдова обошлась с ней столь неучтиво, что мачеха в ярости покинула сию негостеприимную обитель. Что до семейства Синей Бороды, то, разумеется, они-то вдову на дух не переносили. Разве мистер Синяя Борода не оставил ей все до последнего шиллинга? А поскольку детей от предыдущих браков у него не было, то состояние его, как вы сами легко можете себе представить, составляло весьма кругленькую сумму. Засим сестрица Анна оказалась единственной родственницей, которую могла содержать при себе миссис Синяя Борода, а как известно, женщина просто обязана иметь при себе какую-нибудь особу женского пола при любых обстоятельствах, будь то несчастье, радость или же соображения благопристойности - скажем, когда она замужем или в деликатном положении.

Но продолжим наш рассказ.

- Я никогда и ни за что не одену траур по этому возмутительному чудовищу, сестра! - восклицала Анна.

- Я бы попросила вас, мисс Анна, не употреблять при мне подобных выражений касательно лучшего из мужей или же немедленно покинуть эту комнату! - отвечала вдова.

- Вот уж и впрямь мало радости тут торчать. Просто не понимаю, сестрица, отчего это ты не выбрала для этой цели чулан, где хранятся прочие миссис Синяя Борода.

- Вздор! Они все забальзамированы монсеньером Ганналом. Как ты осмеливаешься повторять гнусные наветы на лучшего из мужей? Да возьми только фамильную Библию и прочитай, что говорит мой обожаемый святой о своих женах - прочти, что написано его же собственной рукой:

"Пятница, 20 июня. Сочетался браком с возлюбленной женою моей, Анной Марией Скроггинсиа.

Суббота, 1 августа. Осиротевший муж едва нашел в себе силы начертать в этой хронике, что дражайшая из жен, Анна Мария Скроггинсиа сегодня скончалась от боли в горле".

- Вот! Разве может быть что либо убедительней этого? Читай дальше:

"Среда, 1 сентября. Сегодня я повел к алтарю Гименея утешение души моей, Луизу Матильду Хопкинсон. Пусть этот ангел займет место той, которую я потерял!

Среда, 5 октября. О, небеса! Сжальтесь над обезумевшим от горя страдальцем, вынужденным отметить здесь крах драгоценнейших его надежд и чувств! Сегодня моя обожаемая Луиза Матильда Хопкинсон испустила дух! Недуг в области головы и плеч стал внезапной причиной события, кое оставило обездоленного нижеподписавшегося несчастнейшим из смертных.

Синяя Борода"

- И каждая, каждая жена отмечена в этой летописи подобными же благозвучными, патетическими, чистосердечными, добродетельными и нежнейшими словами. И вы полагаете, мисс, будто человек, написавший столь чувствительные строки, может быть убийцей?

- То есть ты хочешь сказать, будто он не убивал их? - переспросила Анна.

- Боже помилуй, Анна, убивал их! Да они все до единой умерли столь же естественной смертью, какая, надеюсь, суждена и тебе! Мой благословенный муж был по отношению к ним ангелом доброты и кротости. Его ли вина, что доктор не сумел излечить их недуги? Ну, разумеется, нет! А после их кончины безутешный муж велел забальзамировать их тела, чтобы никогда не расставаться с ними и по эту сторону могилы.