«Установка», с которой милиционеры вели себя в зале, отчего-то совсем не подходила к такому мероприятию, как рок-концерт. Почему-то считалось, что не то что бы подходить к сцене, как сейчас это происходит на каждом концерте, но и вообще ходить между рядами, было страшным нарушением порядка.

Не могу для примера не вспомнить концерты «UB-40», которые прошли незадолго до нашего выступления в этом же зале.

Так вот там вдоль рядов ходили мужчины лет под 30 – 40 с повязками «распорядитель» на рукаве, и каждому сидящему объясняли, что какое-нибудь передвижение по залу, а места были исключительно сидячие, – не допустимо.

Один такой подошел ко мне ещё до начала концерта «UB-40», и для значимости показал свой здоровенный кулак. После чего произнес весьма самоуверенно: «Вот только встань у меня!»… Так никто в зале под «UB-40» и не танцевал! Вы представляете? «UB-40» – и без танцев?

Разве что мы с компанией пританцовывали прямо на местах, имея реальный «дипломатический иммунитет», поскольку делали это вместе со шведскими и американскими дипломатами.

Но это не суть. Суть в том, что нормы общественной морали ещё подразумевали «правильные» в ханжеском и холопском одновременно отношении правила поведения в «общественных местах».

Скорее это даже были не правила, а только запреты. Тебе ничего нельзя и все тут! Тихо сиди!

Короче, «Аквариум» начинал свою стадионную концертную деятельность, когда зал был обязан встречать артиста абсолютным безмолвием и, не сдвигаясь с мест, инертно воспринимать все происходившее на сцене. Так жить было нельзя. Значит автоматически назревал конфликт между нами и милицией. Нам нужен был максимальный комфорт для публики – милиции наоборот. Первый концерт начался с того, что сражу же остановился.

С первых же звуков музыки милиция принялась активно заталкивать публику обратно в свои кресла. Ох как ей это трудно было делать. Что там говорить – невозможно. Народ двинулся к сцене волной.

Тогда, как и всегда в таких случаях бывает, в ход пошли милицейские кулаки. Дубинки тогда были дефицитом. Ещё не начавшись, концерт грозил закончиться.

Сева взял инициативу на себя и в микрофон достаточно забавно прокомментировал эту ситуацию:

«Эй, люди в серых шинелях, уважайте артистов, повернитесь к ним лицом и слушайте концерт!»

Эта, громко прозвучавшая фраза, на мгновение вывела милиционеров из упоительного занятия наведения порядка. К ним, наверно впервые, достаточно мягко и вразумительно обратились, предложив нестандартный ход – побывав на концерте заодно его и послушать.

Так это было или не так, только момент усмирения был упущен и воспользовавшись коротким замешательством стражей порядка, публика, желавшая видеть все поближе, уже достигла края сцены. Концерт продолжился.

Теперь вернемся к самому факту концерта. На нас, как я писал выше, грубо делали план. Аппаратуры, по-настоящему способной удовлетворить музыкальный голод такого огромного количества людей в те годы не было и в помине. Все, что мы смогли получить, по мощности и качеству было бы хорошо для небольшого кинотеатра, а усилители и микрофоны были бы хороши для опытов по физике в старших классах начальной школе. Они постоянно искрили, фонили, самопроизвольно вырубались и врубались, как бы наглядно демонстрируя сам факт существования электричества.

Сцена, как по воле темных сил, без всякого на то согласия с нашей стороны наполнялась в самые неподходящие моменты дымом, скрывая на длительное время нас от зрителя и самих себя. Но концерт шёл.

Слов было не разобрать, грохот стоял, но звука, как такового, не было. Сама же сцена подозрительно прогибалась под ногами, а микрофоны на стойках от этого раскачивались так, что так и норовили клюнуть то в нос, то в глаз, а то и залететь прямо в рот.

Лично для меня такое неудобство выражалось вот в чем: когда играешь на флейте, то железный наконечник микрофона, болтающийся перед носом, попадая по инструменту, каждый раз хочет разбить тебе губу, а тем самым вывести из игры уже надолго. Что тут возразишь – хоккейный стадион!

Бедного Борю несколько раз било током от этих микрофонов так, что он практически терял сознание. В общем все было как-то не так, если не сказать – просто чудовищно…

Бесспорно было только одно – кайф в каждом этом неудобстве был, и не просто был, а был огромный!

Мы играли большие концерты, на большом стадионе и никто, никого уже не только не стеснялся, но и не боялся.

Все пришло к своему логическому финалу – самые большие сцены оказались доступными и возможности их оказались феноменальными.

И покатил российский рок-н-ролл по стадионам этой большой страны. А вместе с ним, покатил и «Аквариум».

Но вернемся опять к началу концерта, который вроде бы шёл, но, как вы помните, странно. А странное было в том, что милиционеры, проснувшись от Севиного замечания, продолжили «вязать» дальше. Просто слушать концерт для них оказалось непозволительно просто!

«Вязали» они посредством оттаскивания от сцены, с последующим выволакиванием за пределы зрительного зала. Свет в зале по чьему-то мудрому решению никто не выключал, и концерт шёл в странном режиме – мы играем, а свет в зале горит. Ну прямо как на матче! Милиция же не торопясь выволакивает народ из зала. И всех это устраивает!

Так продолжаться не могла, Борис не выдерживает и бросает гитару. Музыка опять прерывается, со сцены звучит ещё одно обращение к стражам порядка, на этот раз они не обращают на него никакого внимания, продолжая растаскивать публику.

Возникает длинная пауза, которая может в конечном итоге начинает менять ситуацию. И опять происходит чудо… Видимо почувствовав какую-то подозрительную тишину со сцены, стражи вновь дают слабину и опять впадают в оцепенение …

Концерт продолжается и движется далее по нарастающей. И тут мне попадает на глаза следующая картина – в зале, вдоль сцены, схватив крепко за волосы, в буквальном смысле волокут нашу американскую приятельницу по имени Дженни. Волокут её два храбреца в милицейской форме. Видимо волокут из зала…

Не сговариваясь мы все прекращаем играть, на сей раз уже с серьезными намерениями выручать товарища из беды.

Боря ещё раз обращается к милиции с призывом остепениться и перестать колотить свой же народ, короче, концерт начинает походить на дискуссию с представителями органов порядка, а не на общение со зрителем. Чушь какая-то!

Но эта пауза в конечном итоге оказывается последней. С этого момента наступает относительное примирение с обоих сторон. И публики, и милиции.

Ситуация разряжается сама собой – в зале гаснет свет, милиция как-то сама собой успокаивается и более уже никто не оттаскивает людей от сцены, благо желающим есть где стоять, а партер встает на своих местах и оставшуюся часть концерта проводит стоя. Практически все, наконец, довольны!

К концу программы никто не помнит с чего все началось. Великая сила искусства берёт своё!

Так что с этого момента признание «Аквариума» было абсолютным. И не только у власть имущих, но и у их окружения.

Вот пример этому. Все тетеньки-билетерши, работавшие в то время в «Юбилейном» подбирались тогдашним начальником отдела кадров по одному основному принципу – он брал на работу только прошедших тюремную службу женщин. Бывших надзирательниц, телефонисток, поваров, нарочных…

Кого из «Крестов», кого из Выборга, кого с телефонного узла МВД, в общем они все имели дело с заключенными по бывшему основному месту работы.

Тихие они были такие, но службу свою знали крепко и если куда им было велено не пускать, так и не пускали. Никакие уговоры и авторитеты не действовали. От этого попасть на концерт, даже со служебного входа, было практически не возможно. Многие знаменитости, не имея билета, оказывались на улице, благодаря принципиальности этих барышень. Нет пропуска – пошел вон!

Так вот эти тетеньки-билетерши в последний день подошли ко мне, когда я с чашкой кофе сидел в буфете и, обступив полукольцом, неожиданно заявили: