— Нет, но мне казалось, что этот вариант — самый подходящий для вас.

О нет, Рэнди надеялась услышать совсем не это после того, что рассказал ей Джулиан. Однако в глазах Фрэнка, казалось, мелькнуло какое-то чувство, внезапно вырвавшееся из глубин души. Его взгляд неожиданно выразил душевную теплоту, любовь и нежность, печаль и надежду.

— Может, вы проголодались? — спросила Рэнди и тут же заметила, что лицо Таггерта впервые озарила по-настоящему добрая улыбка.

— Боюсь, я слишком растолстею за эту неделю. Рэнди приняла это как похвалу своим кулинарным талантам.

— Это вам ничуть не угрожает, пожалуй, я даже могла бы поделиться с вами своим весом.

— Не стоит. По-моему, у вас нет ничего лишнего, все на месте.

Рэнди смущенно отошла к столу и начала расставлять приборы. Когда же она снова взглянула на Таггерта, то увидела, что он уткнулся в бумаги, привезенные Джулианом, с таким интересом, словно ничего, кроме них, на свете не существует Свет, вспыхнувший в его глазах, померк, и за весь вечер Фрэнк не произнес ни слова.

Проклиная себя за то, что отказалась улететь с Уоллесом, Рэнди приняла ванну и, пробормотав:

«Ты зря теряешь время, Миранда-девочка», — провалилась в сон.

Ее разбудил такой страшный удар грома, что казалось, задрожавшие стены вот-вот рухнут. Вскочив, Рэнди увидела голубоватые вспышки молний. Столь сильной грозы она не помнила.

Впоследствии Рэнди не могла понять, почему при следующей огненной вспышке очутилась в объятиях Фрэнка. Она пришла в себя, лишь почувствовав рядом его сильное тело и губы, прижавшиеся к ее губам. Это совсем не походило на поцелуй холодного мужчины А что, если Джулиан прав и Таггерт действительно любит ее?

Едва Фрэнк нежно поцеловал ее шею, как оглушительный раскат грома сотряс небо, землю и эхом прокатился по горным склонам.

— Да, — прошептала Рэнди, — пожалуйста, еще…

Обхватив ладонями лицо Рэнди, Фрэнк не отрываясь смотрел в ее глаза. У нее перехватило дыхание. Она даже не верила, что Таггерт способен на такое.

— Не надо останавливаться…

Он был холоден в жизни, но очень горяч в постели. А главное, Фрэнк не бросал на нее испытующих взглядов, как другие мужчины, желающие понять, нравятся ли они Рэнди. Он не замечал ничего, но страстно жаждал. Ей казалось, что нежные, трепещущие пальцы Фрэнка, его тело, ставшее вдруг податливым, заполняют все пространство, изучая ее.

Рэнди могла поклясться, что еще никогда секс не доставлял ей такого удовольствия. Фрэнк предугадывал все, что она хочет, он безошибочно знал, что ее тело мечтает о ласке. Один раз Рэнди даже показалось, что он прошептал «я люблю тебя», но, возможно, она ошиблась — прикосновения Фрэнка затуманили ей голову. Лесли Харкурт, например, занимался любовью так торопливо, будто боялся опоздать к «одинокому другу». С Фрэнком все было иначе. Таггерт, забыв обо всем на свете, входил в Рэнди с такой страстью, что при каждом его движении она вскрикивала от наслаждения, а когда эти движения стали более сильными и частыми, ей показалось, что она сходит с ума. Ощутив, что Рэнди приближается к пику наслаждения, он заставил ее почти потерять сознание!

Потрясенная неизведанным раньше блаженством, она так и заснула в его объятиях, уверенная в своей полной безопасности. Рэнди давно не чувствовала такого тепла и покоя…

Только в полдень ее разбудил яркий солнечный свет, проникший через окна.

Фрэнка не было. Рэнди вышла из дома, надеясь, что он поблизости, но вокруг тихо шумел лес, прохладный и чистый после ночной грозы. О недавнем присутствии в доме хозяина свидетельствовала лишь аккуратно заправленная кровать.

Через час на тропинке послышался топот копыт.

Флегматичный Санди доложил, что получил инструкцию проводить Миранду Стау до дома.

Глава 11

Голый, неуютный офис Фрэнка Таггерта резко контрастировал с праздничным убранством территории «Монтгомери — Таггерт», здесь ничто не напоминало о наступающем Рождестве — не было ни электрических гирлянд, ни украшений… За столом, как всегда заваленным бумагами, одиноко сидел мрачный Фрэнк, безучастно уставясь невидящим взглядом в отчет по годовому балансу.

Сотрудники, все до единого, заметили происшедшие в нем за последние два месяца разительные перемены. Обычно подтянутый и цветущий, он сильно похудел, под глазами появились темные круги, а главное, босс забросил все финансовые дела, пустив их на самотек, чего никогда не бывало прежде.

— Привет! — Услышав в дверях детский голос, Фрэнк поднял голову. На пороге стоял Илай, тот самый мальчик, которого он видел один раз в жизни два года назад. Все это время их связывала лишь дружеская переписка.

— Илай! — Фрэнк по-настоящему обрадовался, и впервые за последние два месяца на его лице появилось подобие улыбки. — Иди же сюда! — Он дружески протянул мальчику руку.

Илай закрыл дверь, словно не желая, чтобы их разговор слышали посторонние, и подошел к столу.

— Признаться, ты сильно подрос. Теперь, чтобы обнять колени своего папочки, тебе пришлось бы согнуться в три погибели.

Илай вспыхнул, ему очень хотелось сказать Фрэнку, что он не нуждается в папочке, а уж тем более не собирается обнимать его колени, но он сдержался и лишь недовольно бросил:

— Думаю, я не слишком вырос за эти два года. И тут же, не совладав с собой, он вдруг бросился к Фрэнку, обнял его и, к своему ужасу, почувствовал, что на глаза навернулись слезы.

— Ты хотел о чем-то поговорить со мной? — спросил взволнованный Таггерт, протянув Илаю носовой платок.

— Да… Моя мать ждет ребенка.

— Поздравляю. А я и не знал, что она вышла замуж.

— Она и не вышла.

— Ну это не так уж страшно. Короче, тебе нужны деньги?

— Они мне всегда нужны, но дело не в этом. Моей матери необходим человек, который разделил бы ее заботы. Я не смогу покинуть дом, не передав ее с рук на руки. — Любая сумма, которую ты назовешь…

— Да нет же! Я не собираюсь брать у вас деньги!

— Ладно! Не буду настаивать. Так чем же я могу тебе помочь?

Немного помолчав, Илай спросил:

— Зачем вы написали мне последнее письмо, помните, месяца два назад?

— Боюсь, мой мальчик, этого тебе не понять.

— С каким же занудством все взрослые произносят эту избитую фразу! По их мнению, дети — воплощение тупости! Мать, например, уверена, что до меня никогда не дойдет, почему она не вышла замуж за отца своего будущего ребенка.

— Прости, наверное, ты прав. Действительно, мы, взрослые, порой забываем, что дети разбираются во многом не хуже нас. Может, мы стремимся убедить себя в том, что так значительно проще. — Фрэнк тяжело вздохнул. — Знаешь, я совершил одну большую глупость — влюбился. А потом повел себя еще глупее — испугался и сбежал.

— Зачем сбежали, чего испугались? Я очень люблю свою мать, но ведь не бегаю от нее из-за этого.

— Ну это совсем другое. Мать не выбирают. А здесь… Я даже не знаю, как тебе объяснить. Понимаешь, я всю жизнь прожил самостоятельно, ни от кого не завися, мне никто никогда не был нужен. Наверное, именно поэтому я всегда считал, что вокруг меня крутится слишком много людей. Моя семья, родственники они совсем другие. Возможно, я очень хотел жить своей собственной жизнью, боясь разделить ее с кем-нибудь. Или опасался походить на них? Не знаю… Ты в состоянии понять это?

— Вполне. Я тоже не похож на своих сверстников.

— Мы оба, ты и я, плохо приспособлены к этой жизни, верно?

— Так что было дальше? — спросил Илай, не ответив на вопрос Фрэнка. Почему вы оставили ее?

— Хм! Если честно, я полюбил ее по-настоящему. При всем желании мне не объяснить это словами — такое можно только чувствовать. Ну ведь бывает так: посмотрел один человек на другого — и сразу полюбил? Редко, но бывает. Даже несмотря на то что вначале я ее принял… м-м-м… не за ту, кем она оказалась впоследствии. Она очень добрая и мягкая. Но вот что мне больше всего в ней понравилось. Впервые в моей жизни эту женщину интересовал я сам и мои достоинства, а не деньги. Она говорила мне, что я ей не нравлюсь, и не хотела находиться рядом со мной. Сначала мне чуть ли не силой пришлось удержать ее в доме, поскольку она пыталась сбежать в Денвер.