- Снято! - закричал в рупор Яков Борисыч.

Все сразу задвигались, облегчённо заговорили.

- Яков Борисыч! - оборачиваясь, крикнул один из операторов. - Огня мало было!

Я посмотрел на крышу, переводя дыхание. Огонь действительно был довольно низкий.

- Яков Борисыч! - сказал я. - Ещё раз!

Он посмотрел на меня.

- А успеем?

Яков Борисыч снова посмотрел на меня, потом поднёс рупор ко рту.

- Ещё дубль! - закричал он. - Загоняйте лошадей!

Жуков и ещё какие-то люди затащили обратно лошадей.

- Пиротехники! Больше огня!

- Е-есть!

Пиротехники, поставив лестницу, залезли на крышу, что-то разлили.

- Внимание! - закричал Яков Борисыч. - Поджигай!

Пламя было выше, чем в прошлый раз: осветило даже стоявшие в стороне пожарные машины.

Ко мне вдруг подбежал ассистент оператора.

- Побольше вдоль конюшни проскачи! - крикнул он и побежал обратно.

- Приготовились! - закричал Яков Борисыч.

"Бип!" - донеслось из тонвагена.

- Мотор!

"Би-бип!"

Снова выскочила перед камерами девушка и, крикнув: "Кадр сто, дубль два!", хлопнула в деревянную хлопушку.

- Начали! - крикнул Яков Борисыч.

Кому-то кивнув, я побежал.

Я пробежал мимо операторов, снова открыл двери и вбежал в коридор. На этот раз лошади стояли неспокойно, ржали. Дым облачками уже просачивался сверху.

Только я открывал лошадей - они выскакивали. Последний - Орлик, и я на нём.

Я поскакал вдоль конюшни.

- Снято! - глухо, как сквозь вату, услышал я наконец крик Якова Борисыча.

...Потом я видел, как снимали падение крыши: за домом затрещал трактор, потянул крышу тросом и она провалилась, поднялся столб пламени, но я уже как-то отключился.

Ночью мне снился пожар, я даже проснулся в поту. Я встал. Отца уже не было. Я походил по квартире, позавтракал.

Я вдруг вспомнил с чувством некоторого неудобства, что не вижусь с отцом третий день, настолько меня затянула работа в кино.

В этот день я в съёмках не участвовал, но Зиновий взял меня с собой на место следующей съёмки. На льду реки, у проруби, стояли уже тонваген, камерваген, лихтваген, от него чёрные кабели шли к высоким чёрным ДИГам.

Я посмотрел наверх. Антенны на доме Василия Зосимыча над обрывом по-прежнему не было. Это было естественно, так и должно было быть, но я вспомнил вдруг, как снимал у них антенну, и ещё - как вчера они просили меня приделать им антенну обратно и как после моего отказа уходили вдвоём, под ручку, маленькие, тёмные на фоне солнца, и мне стало почему-то грустно...

- А без этого - никак? - вздохнув, показал я на прорубь Зиновию.

- Опять ты за своё! Без этого, без того! - Зиновий вскипел. - Не нравится - не снимайся! Никто тебя особенно не просит!

- Почему... не просит? - спросил я.

- Потому! Еле Якова Борисыча уговорил тебя взять! Думал, хороший парень, из простой семьи! Нормально снимется, без всяких вопросов! Знал бы, что ты такой!..

- Вообще-то, я из простой семьи, но мой папа - профессор.

- Оно и видно! Вечно лезешь во всё, что тебя не касается! Твой предшественник, хочешь знать, на этом и сгорел!

- Как... сгорел?

- Так! Одно ему не нравилось, другое. Пришлось расстаться!

Я молчал.

- Из-за тебя же, кстати, - с досадой сказал Зиновий. - Из-за тебя же, кстати, он и топится!

- Кто, - удивился я, - предшественник?

- При чём тут предшественник?.. Главный герой!

- А... зачем? - испугался я.

- Ну, он с дежурства ушёл, а конюшня-то и загорелась. То есть, если бы не ты, лошади могли бы сгореть. Ну, и не может он себе этого простить, понимаешь? Что из-за него чуть было лошади не сгорели. Тем более все думают, что он это лошадей спас... Спас-то ты, а все думают, что он. Понимаешь? А ты молчишь!

- А почему я молчу? - удивился я.

- Потому что ты гордый.

- При чём тут гордость-то? - Я удивился. - А он почему не скажет, как было?

- Он тоже гордый! Не может сказать людям, что такую промашку дал!

- Ну и что? - спросил я. - Лучше не говорить, а потом - в проруби топиться?

- Ну, дело там не только в этом... там сложно всё. И тут ты ещё! Он просит тебя: "Ну признайся! Ну скажи людям, что это ты лошадей спас!" А ты молчишь! Как бы предстаёшь перед ним немым упрёком!

- А почему я молчу?.. Ах да.

- Ну и вот... там ещё всё другое, всё сложно... в общем, другого выхода у него нет!

- Как же нет! Есть наверняка!

- Да, ты уж, конечно, во всём разберёшься. Тут взрослые герои не могут разобраться...

Я, разволновавшись, быстро пошёл по реке.

Знал бы я, что мне такая роль предназначена - немого упрёка! - ещё бы подумал, может быть... тут из-за меня люди топятся, а я, видите ли, рот отказываюсь открыть! Гордый, видите ли! Да таких гордых...

Не замечая ничего вокруг, я прошёл километра полтора и чуть сам не упал в следующую прорубь - вовремя остановился!

Этот случай меня немного развеселил. Я пошёл обратно и пришёл, когда автобусы собирались уже уезжать.

- Что ты ещё откалываешь? Куда исчез? - кричал Зиновий. - Всей группе бросать работу, тебя искать?

Я молча сел в автобус.

- Поехали, - сказал Зиновий шофёру. - Заруби на носу, - провернулся Зиновий ко мне, - хочешь сниматься - никаких номеров!

Молча мы подъехали к общежитию. Зиновий куда-то мрачно ушёл, а я ходил по площадке у общежития, всё думая, как я буду выглядеть в роли немого упрёка.

Вдруг к ступенькам общежития подъехало такси. Я удивился, отвлёкся от своих мыслей: кто это так шикарно приезжает в такую даль на такси?

Открылась дверца - и вышел парень, мой ровесник.

Я с ходу был потрясён его красотой: белые кудри, голубые глаза, словно чуть виноватая улыбка.

- Скажите, - улыбнувшись, спросил меня он, - вы случайно не знаете, где здесь киногруппа?

Я очень почему-то обрадовался: всё-таки хорошая штука кино, какие приятные приезжают люди.

- Я провожу, - сказал я, стараясь тоже показать, что я человек вежливый и культурный. - Прошу! - И показал на крыльцо.

Я пропустил его вперёд, провёл по коридору и, постучавшись, ввёл его к Якову Борисычу.

- Вот, Яков Борисыч, видимо, к вам, - сказал я.

Яков Борисыч, почему-то изумившись, вскочил со стула и удивлённо переводил взгляд то на него, то на меня.

- Ну... погуляй пока... погуляйте, - растерянно сказал он, - потом я скажу.

Мы вышли.

Приехавший долго смотрел на меня, потом улыбнулся.

- У меня несколько странное имя - Ратмир! - сказал он, протягивая руку.

- Саша! - Я спохватился, что сам раньше не догадался представиться. Очень приятно!

Я не врал, я действительно почему-то очень обрадовался.

Я понял: если он участвует, значит, в фильме не может быть ничего плохого - вот почему мне стало так хорошо.

Мы прошли в конец коридора. От лучей солнца, прошедших сквозь стёкла, было жарко. По освещённой стене струился вверх, извиваясь, какой-то размытый световой поток - как я понял, тень горячего воздуха, идущего из трубы дома напротив.

Я снял шапку, и мы стояли.

- Значит, вместе будем сниматься? - радостно сказал я.

- Хотелось бы, - скромно улыбнувшись, сказал он.

Я вдруг вспомнил, почему его лицо показалось мне таким знакомым и приятным: я же видел его примерно в трёх или четырёх фильмах! И он ещё скромно говорит: "Хотелось бы!" Вот это человек!

Мне очень захотелось сделать ему что-то хорошее, показать что-то интересное, а то вдруг ему тут не понравится и он уедет! Конечно, он никогда не скажет, что ему не понравилось, но придумает какой-то другой предлог и уедет!

Я задумался.

- Хочешь... в конюшню пойдём? - сказал я. - Знаешь как там здорово интересно!

- Хорошо бы! - Он обрадовался, причём искренне!

Мы пришли в конюшню, я познакомил его с Жуковым, и мы пошли смотреть лошадей - было воскресенье, все лошади стояли на месте. В конюшне было темно, только пар от дыхания лошадей клубился в окошках на фоне яркого неба.