- Что и требовалось доказать! - вслух подумал я, подходя к Ефимову.

- Чего ты там бормочешь? - прогнусавил полковник в носовой платок.

- Лапы-то ему отрезали, а потом выкинули. Перчаточки, значит, смастерили, а самого Длинного Гену за ненадобностью сюда. Думали, вовсе с концами. А он взял и вылез на свет Божий.

- Ну и что нам это дает, великий сыщик?

- Пока то, что ни техника, ни нумизмата с любовницей, ни пацана с почты он не убивал.

- Ну и что? Об этом ты талдычишь уже десять дней.

- Кому-то хочется, чтобы все думали, что Гена жив до сих пор.

- А кому это хочется?

- А вот об этом, мой полковник, я постараюсь сегодня узнать. Где мой верный Ухов?

- Там, где ты сказал.

Санитары тащили брезент гнилого мяса к машине, следователь пытал бульдозериста, а в сером небе каркали вороны, возмущаясь нашим нахальным воровством.

Все было так, как и должно было быть. Не было только главного - коренных жителей этого дома. На них канареечный цвет милицейского "уазика" действует так же, как свет на вурдалака. Наверняка сейчас пар двадцать глаз внимательно наблюдают за нашими действиями. Ждут, болезные, когда же уберется этот чужой, враждебный им элемент.

- Господин полковник, разрешите обратиться?

- Чего тебе?

- Вот деньги. Пусть Ухов возьмет две-три бутылки водки и едет сюда, только в штатском. И еще, пока ничего не сообщайте Полякову.

- Право первой ночи? - ухмыльнулся Ефимов. - Некрасиво.

- Нет, если он будет знать заранее, тогда не сработает внезапное появление "четверки".

- Я тебя понял, но это от меня не зависит. Это уже вопрос опознания трупа.

- Но о том, что это Поляков Геннадий, пока знаем только мы. Ладно. Пусть Ухов ждет меня здесь. Через полчаса я подъеду.

Я давно не сидел за рулем, и гнать, как гнал, да еще на ворованной машине, было чистым безумием. Но Бог не выдал, свинья не съела. Я подрулил к самому офису, несмотря на гневные, протестующие окрики охранников.

- Мальчики, спокойно, мне срочно нужен Поляков.

- А ты кто такой?

- Передайте, что его ждет Гончаров по срочному делу, очень срочному. Жду в машине.

- Прямо пойдет он к твоей машине, раскатал губу.

- А это не твое трезорское дело. Тебе сказано передать - передай.

- А ты вылазь тогда. Колек, обшмонай его

- На, держи газовый пистолет, больше ничего нет.

Вован выскочил сразу, будто поджидая меня. На машину он не обратил никакого внимания.

- Что случилось, Иваныч?

- Да вот, твою "девятку" обменял на "четверку".

Он мельком скользнул по машине, совершенно на нее не реагируя.

- Ты че, серьезно?

- Садись, поехали.

- Мне некогда.

- Это срочно. Садись, в дороге все объясню. Это серьезнее, чем можно предположить.

- Генку убили? Нашли тело?

- Еще серьезнее, садись. Ты мне платишь, я работаю на тебя.

- Сейчас. Тузик, где Тузик?

- Поехали на этой. Тузик твой тоже может быть опасен. Пойми, тебя обложили.

- Едем.

Он плюхнулся на переднее, пассажирское место, и я окончательно понял, что автомобиль ему не знаком.

- Вован, будем говорить серьезно. Не перебивай. Следы твоего брата привели меня на пляж, где работают проститутки. Там я нашел его малиновый пиджак.

- Где он?

- Сейчас увидишь, только не перебивай. Этот пиджак я нашел у одной проститутки, но она, судя по всему, ни при чем. Она привела тогда Генку в божеский вид и посоветовала подняться в трактир не пешком, а на машине. Он подошел к стоянке и попросил подвезти его. И тогда какая-то женщина, окликнув его по имени, предложила свои услуги. Он сел в "четверку" на то самое место, где сидишь ты. И машина эта была та же самая, сейчас ты на ней едешь.

- Господи, но чья она?

- Она в угоне с тридцатого июля. То есть ее угоняли не для продажи, а для того, чтобы на ней увезти твоего брата. Под твоим сиденьем установлено два электрошока. Очевидно, его сначала парализовали, а уж потом... Но давай-ка отвлечемся.

- Что значит - отвлечемся? Он жив?

- Не знаю. Давай поговорим о тебе и о твоей фирме. Кто, кроме тебя, имеет в банке право второй подписи?

- Генка.

- Значит, если ты умрешь, то право будет иметь твой брат и... Кого он приблизит, как ты думаешь?

- Думаю, он остановит свой выбор на Семушкине, сам-то он в бизнесе ни черта не смыслит.

- А твой личный капитал, как распределится он?

- Половину ребенку, а половина Генке, такое условие подписано.

- Теперь прорабатываем второй вариант. Погибает твой брат, кого предпочтешь ты?

- В смысле?..

- Кому доверишь право второй подписи?

- Своему экономисту.

- А что получится с личными сбережениями брата?

- Они целиком отходят мне. У нас никого больше нет.

- Мой тебе совет. Не отдавай право подписи своему экономисту. Ни под каким видом.

- А с какой стати? Да я и не смогу это сделать, пока жив Генка.

- Гена мертв. Все, приехали. Выходи.

- Как мертв, он же убийца?

- Нет, он не мог быть убийцей, потому как сам был убит в ту ночь второго августа.

- Но отпечатки, следы крови. Кругом отпечатки его пальцев. Меня же затрахала ваша милиция. Говорили, что я скрываю убийцу.

- Но ведь ты в это не верил.

- А факты, улики, куда деться? Я уже начал верить.

- Зря, но выходи, приехали.

- Что это, какая-то свалка.

- Свалка. Здесь и нашли твоего брата мертвым.

- Когда?

- Сегодня.

- Кто?

- Вот те ребята. Подойди к ним. Скажи хоть спасибо или что... Потом мы с тобой еще обговорим детали.

Окаменев, как на ходулях, Вован подошел к бульдозеру. Мужики, чуя дармовую выпивку, засуетились, принялись наперебой описывать процесс обнаружения и состояние трупа.

- Константин Иванович, я здесь, - тронул меня за плечо Макс. - Ваше поручение выполнил. Все в машине.

- Ты пиджак не оставил?

- Нет, на заднем сиденье валяется. Что предстоит сегодня?

- Сейчас решим.

Вован по-прежнему тупо смотрел в землю, словно до него не доходил смысл сказанного. А по обширному мусорному полю уже тут и там, словно сурки, сновали человеческие фигурки, собирая, сортируя, выбрасывая или складируя понравившееся барахло.

Пора и мне было браться за работу.

- Владимир Петрович, время не ждет, - окликнул я застывшую долговязую фигуру.

И он так же, беспрекословно повинуясь, на деревянных ногах поплелся к нам. По дороге остановился, выложил на гусеницу денежный пресс и поклонился куда-то в глубь мусора. Стакан водки я держал наготове. Не думал я, что этот циник полупреступник так расквасится. Мне казалось, он отреагирует спокойнее.

- Держи, Вован, помяни брата.

- Да, да, конечно.

Захлебываясь, он выпил стакан, вылив остатки в мусор.

- Устрою я поминки, они у меня слезами кровавыми умоются. Найди их, Гончаров. В долгу не останусь.

- Об этом поговорим часа через два. Сейчас езжай в свой трактир и жди меня там. И запомни, никаких подписей. Макс, отвези его в тот ресторанчик и следи. Никуда ни на шаг от него не отходи. Будет просить водки, выбирай бутылку из кладовой сам, но много не давай. Я приеду через час-полтора. Здесь надо поболтаться.

Ефимов расщедрился и прислал аж пять бутылок. Батон колбасы и три булки хлеба. В придачу я забрал у Макса вчерашний набросок портрета Жоры. Некрасивое это занятие - при помощи водки выуживать информацию у людей и без того ущербных, Богом обиженных. Но действует практически безотказно.

Первой подошла женщина неопределенных лет, одетая в обноски с определенным запахом, унылая и с явной грустью в глазах.

- Покойничка поминаете?

- Поминаю, сестра, - смиренно согласился я.

- А кем ему будете-то?

- Дядюшкой.

- А не нальете стаканчик, я б тоже помянула.

- Отчего же не налить, помянуть - дело святое.

Она, манерно отставив мизинчик, разом хряпнула сто пятьдесят и не спеша, с достоинством удалилась. И тут на меня, как на Бастилию, двинулась невесть откуда взявшаяся толпа. Да не хватило бы и пяти ящиков! Поэтому я поспешно закрылся в машине, через стекло выбирая информатора действительно знающего. Десятка полтора бродяг терлись вокруг машины, словно под ней лежала самая вкусная корочка сыру. Наконец до моих ушей дошел нужный мне разговор.