Вскоре, после восхода солнца, вернулся мулат Корреа, ведя за собой лошадей дона Рафаэля. Я вышел ему навстречу, по направлению к палаткам Барреры, и разглядел издали, что Баррера бреется. Кларита, сидя на чемодане, держала перед ним зеркало. Не отвечая на их приветствие, я вскочил на круп коня мулата, и мы вместе въехали в корраль.

- Видел Алисию? Что она просила передать?

- Я не мог ее видеть, она плакала, запершись в своей комнате. Грисельда прислала вам узел со сменой белья. Она каждую минуту выходит посмотреть, не едете ли вы. Собрала вещи и говорит, что сегодня они обе будут здесь.

Эта весть наполнила мою душу радостью. Наконец-то Алисия вспомнила обо мне!

- Они приедут в лодке?

- Нет, хозяйка велела оставить трех лошадей.

- А обо мне спрашивали?

- Мама говорит, что вы лишнего наговорили о них хозяину.

- А знают они о моей ране?

- Разве что-нибудь случилось? Вас ранил бык? - Так, царапина. Уже все прошло.

- А где моя двустволка?

- Твоя двустволка? Наверно, вместе с моим седлом в лагере Барреры. Поди спроси там.

Когда я остался один, мучительное сомнение овладело мной: не бывал ли Баррера в Мапорите? Я приставил Мауко днем и ночью следить за ним, но правду ли говорит мне кривой? И тут же я подумал: "Баррера прихорашивается, потому что ему известно о приезде Алисии. Возможно, что так, а может быть - и нет".

Но Алисия знает, как себя вести. Кроме того, Баррера боится меня. Нет, я должен прогнать эту мысль и отдаться радости близкого свидания! Если Алисия захотела вернуться ко мне - значит, она все еще любит меня и хочет, отбросив застенчивость и гордость, вернуть меня, сделать своим навсегда. Серьезным и наставительным тоном она упрекнет меня за мои поступки и, чтобы усугубить мою вину, придаст своему лицу хорошо знакомое мне, незабываемое выражение: крепко сожмет губы, и на щеках ее появятся ямочки. Готовая простить, она сначала скажет, что мне нет прощения, но потом сменит гнев на милость.

Я со своей стороны умело отдалю момент жаркого примирительного поцелуя. Я галантно помогу Алисии выйти с лодки на берег и постараюсь, чтобы она заметила перевязанную руку, а на ее вопрос: "Ты ранен? Ты ранен?" - отвечу: "Все это пустяки... Меня беспокоит твоя бледность".

Если они приедут верхом, я сделаю то же самое, подойдя к ее лошади.

Я предстану перед Алисией таким, каким она меня еще не видела: небрежно одетым, с растрепанными волосами, с обросшим бородою лицом, с ухватками крепкого, работящего мужчины. Хотя Мауко обычно кое-как обдирал мне лицо ножом для резки ремней, я решил не просить его об этом сегодня, чтобы выгодно отличаться от соперника.

Потом мне пришла в голову мысль покинуть Ато Гранде до приезда женщин и появиться вечером среди вакеро, ведя за своим жеребцом разъяренного быка, который с фырканьем будет меня преследовать; он свалит на землю мою лошадь, и Алисия, замирая от ужаса, увидит, как я буду дразнить его плащом и повалю на землю к удивлению пеонов.

Мулат вернулся от Барреры с ружьем и седлом:

- Сеньор Баррера очень огорчен. Он не знал, что эти вещи находились у него. Я слышал, что он посылает людей ловить разбежавшийся скот.

- Я тебе запрещаю иметь с ним дело. Если не хочешь ехать один, я поеду с тобой.

- А дон Фидель сказал вам, где они заночуют?

- В Матанегре.

- А мне он сказал, что в пойме Пауто. Я, пожалуй, поеду, а то меня застигнет ночь и лошади разбредутся.

- Отнеси это белье в мою комнату и принеси мне винчестер. Едем куда хочешь. Я отправляюсь с тобой.

Я пошел на кухню проститься с Субьетой. Сколько я ни окликал его, никто не отозвался.

Когда мы отъехали от Ато Гранде настолько, что видны были одни лишь верхушки пальм, мулат слез с лошади и зарядил ружье.

Лучше всегда быть настороже. Порох и пули еще никого не обманули.

- Чего ты опасаешься?

- Нас могут нагнать люди Барреры. Я нарочно сказал, что мы едем в Пауто, чтобы это услышали ребята, которые закрывали ворота в корраль. А теперь поедем туда, куда вы сказали.

Мы проехали еще лиги три. Я был поглощен мыслями об Алисии, когда мулат вывел меня из задумчивости:

- Извините меня. Я хочу посоветоваться с вами. Кларита приворожила меня.

- Ты влюбился в нее?

- Об этом-то я и хочу посоветоваться. Недели две тому назад она сказала мне: "Какой красивый негр! Вот кто мне нравится!"

- И что ты ответил на это?

- Мне стало стыдно...

- А потом?

- Об этом я тоже хочу спросить; она предложила мне запугать старого Субьету и уехать с ней отсюда.

- Зачем запугать? Ради чего?

- Чтобы он сказал, где у него зарыто золото.

- Да не может быть! Это ее научил Баррера.

- Совершенно верно, потому что Баррера мне тоже сказал: "Если этот мулат приоденется, каким красавцем он станет; все женщины будут за ним бегать. Я знаю одну девчонку, которая его любит".

- А ты что ответил?

- "Эта девчонка с вами спит". Так ему и сказал. Но его, проклятого, ничем не проймешь. Потом он принялся бранить Субьету, говоря, что тот ничего не платит мулатам, а если и дает что-нибудь, то тут же заставляет играть с собой в кости и обирает до нитки. И это правда.

Я задыхался от жары и велел мулату ехать к водопою.

- Здесь нигде нет воды. Хороший водопой - за теми барханами.

Мы вступили в полосу, где земля была так суха и тверда, что о нее сбивались копыта лошадей. Но нам необходимо было пересечь ее, потому что по обе стороны непроходимыми лабиринтами тянулись сурали - обиталище ягуаров и змей.

Водопой оказался лужей, взбаламученной животными. Вода была солоноватая на вкус, мутная и густая, как сироп, но лошади пили ее с жадностью. При виде этой лужи я почувствовал тошноту, но жажда заставила меня последовать примеру Корреа. Наклонившись с седла, он подал мне полный до краев рог.

- Вместо цедилки накройте его платком, - сказал мулат.

Я вынужден был несколько раз приложиться к рогу, стряхивая мелких животных, обильно прилипавших к влажной ткани.

- Слушай, белый, здесь проезжали чужие люди. Вот след подкованного мула, а в саваннах камней нет и подковы ни к чему.

Мулат был прав: немного отъехав от лужи, мы увидели вдалеке две движущиеся точки.