Что мы получили в итоге? Об этом есть смысл сказать несколько слов. Мы избрали больного президента, который перенес впоследствии сложнейшую операцию на сердце. Практически большую часть времени после своего избрания в силу объективного недомогания Ельцин был президентом де-юре, а не де-факто. Недомогание президента превратилось в деталь его образа, причем деталь, наиболее запоминающуюся. Мало работающий президент, независимо по каким причинам это происходит, ставит под сомнение эффективность и нужность президентской власти как таковой.

Мы часто любим употреблять модное для нашей развинченной политической жизни слово "гарант". Это слово очень нравится нашему президенту. Правда, президент, и не только он, воспринимает этот постулат как нечто статичное, наподобие скалы, прикрывающей нас от ветра или разбушевавшихся волн. Я есть - и этого достаточно. Президент гарант свободы слова, соблюдения Конституции. Гарант в политике, экономике, чужд статичности. Это всегда масштаб действия, движения, жизни, а проще говоря, результативного труда. Ибо результаты, и только результаты, могут что-либо гарантировать. Ослабленная президентская власть сделала малоэффективной всю исполнительскую вертикаль, обескровила ее. Правительство сплошь и рядом оказывалось в положении, когда оно вынуждено компенсировать мало работающего президента, не имея его полномочий. Правительство так и не поняло, что такое работа президента, какие дела обозначает для себя президент как обязательные, каждодневные. Имеет ли она отлаженные параметры, а значит, может ли быть предсказуемой? Если посмотреть со стороны, то создается впечатление, что в нашей стране президент живет своей жизнью, а правительство своей, сохраняя в аппаратах постоянный градус ревности друг к другу. Переход младореформаторов в стан заднескамеечников, отрешение их от власти - есть дань за избрание больного президента, когда желание обладать властью берет верх над целесообразностью и пониманием психологии собственной страны.

Работающий в щадящем режиме президент не есть катастрофа, когда его обязанности, скорее, представительски-формальные или, как принято говорить в таких случаях, в пределах обязанностей английской королевы. Ничего подобного у нас нет. Президент в России согласно Конституции наделен всеобъемлющими, если не сказать больше, неограниченными полномочиями. Когда писалась Конституция, а она писалась именно под этого президента, Ельцин чувствовал себя хорошо. Впрочем, это чувство могло быть и обманчивым. Абсолютно здоровым, начиная с 1990 года, президент не был никогда. И тем не менее тех самых полномочий, которых ему так не хватало в 91- 93-м годах, он получил в полном объеме. С той лишь разницей, что теперь они не называются чрезвычайными, теперь это просто конституционные права президента России. Их всеохватность и довлеющая значимость оказались столь высоки, что по сравнению с ними любые чрезвычайные полномочия смотрятся как легкий политический насморк власти. Но существует незыблемое правило. Полномочия не живут сами по себе. Если они не чрезвычайные и не утверждены на некий кратковременный срок, значит, они повседневные. И повседневно востребованы к исполнению. Здесь, в пересечении предполагаемого и реального, общество получило незапрограммированный эффект безвластия. Карта президентских прав и обязанностей оказалась намного обширнее карты президентских возможностей, как физических, так и профессионально-интеллектуальных. Властному дому противопоказаны пустоты. А если они все-таки образуются и не заняты властью предписанной, то с ее негласного согласия их занимают ее имитаторы или, проще говоря, "лжевласть".

Вот, по существу, самая опасная болезнь системы правления. Президентская власть в России оказалась поражена именно этой болезнью.

Можно по-разному истолковывать поведение президента, глубокомысленно предполагая стратегический и тактический замыслы. Ей-Богу, мы никогда не отрешимся от нашей извечной болезни нереально оценивать высшую власть, придавая ее поступкам некую прозорливость, которой на самом деле нет. И никакая свобода маневра тут ни при чем. Ничто не изменит отношение коммунистического электората к Ельцину, и ничто не скроет его неприязни к КПРФ. Так что некой третейскости в поступках президента нет, не было и не будет. Ельцин избрал свое положение "над" как некое отделение, сохраняющее тайну высшей власти. Всякая недосягаемость - суть бесконтрольность, - вот почему Ельцину не нужна своя партия. "Над" - пусть не полная, но гарантия невмешательства в президентскую повседневность со стороны конкретной политической силы, которая, в случае его согласия ее возглавить, вынуждала бы его прибавить себе дополнительные обязанности гаранта ее политической успешности и властных претензий. А иначе - зачем он им? Брать лишний груз на плечи - с какой стати? Да и вся эта суета демократических тусовок с выяснением, кто из них главнее и приближеннее к президенту, ему надоела. Сказать честно, он и в прошлом эти либеральные посиделки недолюбливал, но терпел. Тогда в Межрегиональной депутатской группе случилось совпадение интересов. Сахаров умер, куда они без Сахарова, а тут появился лидер, да еще и опальный. Он был нужен им. А они ему. Свои-то партийцы все разбежались. Горбачев до конца не верил, что межрегионалы объединятся вокруг Ельцина. Он, Горбачев, и породил их. И вдруг такой кульбит. Почему они пошли с Ельциным, а не с ним? Все просто - Горбачев дал им трибуну, а я дал им власть. Эти новые демократы мало чем похожи на тех, прошлых, горбачевской поры. Тех приходилось терпеть, а с этими надо возиться.

За всеми шагами по выбору формулы управления стоит закамуфлированная леность Ельцина, его слабость как управленца, работающего в повседневном режиме. Отсюда этот миф, растиражированный СМИ и всячески подогреваемый самим Ельциным, что он "политик экстремальных ситуаций", когда надо сконцентрировать силы в коротком временном пространстве. Но не в этом суть неадекватности президента, выступающего в образе лидера, делающего неожиданные ходы. Дело в том, что решения, принимаемые в экстремальных ситуациях, всегда имеют алиби экстремальности. Вы имеете право сказать: иначе поступить было нельзя. Время для принятия решения было слишком ограничено. Это устраивало Ельцина. Младореформаторы хотя и говорили о ельцинской партии, но говорили вяло. Их тоже стала устраивать формула президентского правления в режиме "над". Он там - на облаке, или в резиденции, или в ЦКБ, - а мы здесь правим, занимаем пустоты властного дома. Ну, а президентская партия, она нужна была "до того", ну, скажем, до 96-го года. А теперь президенту необходим щадящий режим. И модель этого сверхщадящего режима должна разработать преданная администрация, выдержанная в домашне-семейных тонах. Под таким углом на политическом небосклоне взошла судьба Валентина Борисовича Юмашева, человека на сто процентов чуждого этой роли и должности. Кстати, и сам Юмашев этого никогда не скрывал.

Итак, у нас есть все основания подвести некий итог. Перманентное нездоровье президента, как это ни парадоксально, вполне органично вписывается в выбранную Ельциным формулу президентского присутствия "над". Высшее лицо государства независимо от своего собственного самочувствия всегда вне ситуации, где-то над повседневностью. Почему так опасны его внезапные выходы из среды неучастия, которую он сам для себя сотворил? Потому что это почти всегда вмешательство из неадаптированного мира. Если признать, а не признать нельзя, что Кремль оторван от жизни, то всякое отсутствие Ельцина в Кремле его отдаляет от повседневности кратно, ибо оно еще умножается на щадящий режим жизни.

Ушел 98-й год, наступил 99-й. Наконец в стране появилось правительство, которое не тратит 80% своих усилий на противостояние с парламентом. О том, как сложится судьба этого правительства, видимо, будет написано немало страниц. Мы ограничимся одной фразой. Прошлое лишило их средств, чтобы войти в будущее.

И если говорить о преемственности, то это есть полное повторение ситуации, в которой оказалось в 1990-м году правительство Силаева, а в 92-м году правительство Гайдара. Только теперь пустой казну сделали не коммунисты, а демократы. Это малоприятное признание не есть свидетельство симпатий и антипатий автора к тем или иным политическим силам, напротив, мы являемся свидетелями традиционной неумелости выстраивания власти. И той, что претендовала на диктатуру, и той, что утверждала коллективное руководство, и той, что поспешила объявить новую эру и назвала себя демократической. Поэтому, закрывая дверь за трудным, насыщенным, драматичным 98-м годом, надо признать, что он оказался годом финальным, не совпадающим с конституционной финальностью: выборами нового состава парламента и выборами нового президента. Период демократического правления длился семь лет. Эти семь лет были достаточно красноречивыми как с точки зрения минимальности успехов, так и с точки зрения масштабности провалов и ошибок. Не станем систематизировать объективные и субъективные обстоятельства, обеспечившие этот скромный и, скорее, печальный итог. Признаем, что демократические силы действовали в неблагоприятных условиях, но при этом уточним, что, когда они становились властью, эта неблагоприятность существовала как данность и всякие ссылки на некую непредсказуемость событий либо политическая несостоятельность, либо лукавство. Поэтому назовем несколько очевидных причин поражения демократических сил и команды младореформаторов, как новой команды управленцев в России.