Со Смушкевичем я дважды встречался в Париже. Был он простым, обаятельным и интеллигентным человеком. О себе Смушкевич ничего не рассказывал, но о своих летчиках мог говорить без конца.

Мне как-то попалось его донесение в Москву:

"Живем мы здесь сплоченно и дружно. Дисциплина хорошая. Воюют наши летчики исключительно. Завтра телеграммой доложу список достойных награждения орденами. Среди летчиков есть настоящие герои. Например, комэск, который сегодня выбросился с парашютом. Он уже имеет на счету шесть сбитых самолетов. Отлично работают Пумпур, Федосеев, все комэски".

О комэске, выбросившемся с парашютом, мы в Париже уже слышали. Это был Павел Васильевич Рычагов. Во главе группы истребителей он атаковал "юнкерсы". Несколько вражеских бомбардировщиков запылали. Но оказался подбитым и самолет Рычагова. Покинув его, раненый летчик приземлился на один из мадридских бульваров. Восторженные испанцы на руках донесли Рычагова к автомобилю, доставили в госпиталь. На другой день в палату к нему вошел важный, богато одетый человек. Его сопровождал переводчик. Сеньор пылко приветствовал советского летчика, сказал, что сам видел, как летчик Пабло сбил над Мадридом два фашистских самолета, и в заключение заявил, что дарит летчику Пабло целый пароход лимонов и апельсинов.

- Куда мне столько? - удивился Рычагов.

- А это ваше дело, - улыбнулся испанец.- Поступайте с подарком по своему усмотрению.

Рычагов предложил отправить пароход с лимонами и апельсинами испанским детям, эвакуированным в Советский Союз. Так и было сделано.

В донесении Смушкевича фигурирует имя комэска Пумпура. Латыш Петр Пумпур, тоже мой бывший сослуживец, пришел в авиацию шофером, потом был мотористом и учлетом в Борисоглебской школе. Летать учился в одно время с Валерием Чкаловым. Так сын латышского батрака стал летчиком. В Испании ему были подчинены все истребители Мадридского фронта. Пумпур лично участвовал в большинстве воздушных боев, сам сбил несколько вражеских самолетов. Имя этого советского летчика в Испании было окружено ореолом героизма и непобедимости. После возвращения из Мадрида Петр Пумпур командовал авиацией Московского военного округа. Опыт, приобретенный в Испании, он щедро дарил молодым воздушным бойцам, которым вскоре выпала трудная и почетная задача - прикрывать от фашистских самолетов небо Москвы.

Положение республиканцев в Испании все более осложнялось. Превосходство врага в боевой технике, в численности войск, ошибки республиканского правительства в организации обороны приводили к военным неудачам. Мятежники и интервенты прорвали фронт, подошли к Мадриду. Капитулянтски настроенное правительство Ларго Кабальеро покинуло столицу. Руководство обороной тогда взяла в свои руки Коммунистическая партия Испании. Она воодушевила народные массы на решительный отпор врагу. Республиканская армия одерживает победы над интервентами под Гвадалахарой, Таруэлем, на реке Эбро. Но закрепить эти победы уже не хватило сил. Интервенты, подстрекаемые и поддерживаемые реакцией Запада, обрушивают на республиканцев все новые и новые удары. Социалисты, анархисты, все буржуазные партии тайно и открыто предают свой народ. Все труднее сражаться верным республике силам на отрезанных друг от друга фронтах. Одним из таких очагов героического сопротивления была Астурия, горняцкий район на севере страны.

И вот именно туда, в Астурию, в осажденный врагами Бильбао в мае 1937 года захотел попасть наш журналист Михаил Кольцов. По телефону связываюсь с нашим авиационным советником в Астурии старым моим знакомым Федором Арженухиным. Он говорит, что обстановка в Бильбао чрезвычайно тяжелая, но никакие доводы на Кольцова не действовали, и тогда мы поехали с ним в Байонну, город на юге Франции неподалеку от испанской границы. Раньше отсюда в Бильбао летали пассажирские самолеты. Но после того, как несколько из них были сбиты, авиакомпания "Пиренейский воздух" закрыла эту линию. Как после выяснилось, начальником аэропорта в Байонне был отъявленный фашист из лиги "Огненные кресты". Не имея права задерживать самолет, принадлежащий официально зарегистрированной французской авиакомпании, он выпускал его в рейс, но тотчас подавал знак своей служанке, та из аэродромного буфета по телефону звонила в Биарриц, пограничный курорт, который являлся резиденцией графа де Хос Андеса, ярого испанского фашиста. Получив сигнал, граф по радио вызывал франкистские истребители.

На аэродроме рассказывали, что накануне гибели последнего взлетевшего из Байонны самолета к его пилоту подходили парни из местной фашистской лиги и предлагали ему большие деньги, если он совершит "вынужденную" посадку на франкистской территории. Пилот отказался. "Тогда пеняй на себя". И самолет погиб вместе с экипажем и пассажирами.

Никакие доводы на Кольцова не действуют. Твердит одно: он должен попасть в Бильбао любой ценой.

И тут я узнал, что он уже побывал на пограничном кордоне, разыскал там представителя международного контроля от "комитета по невмешательству". Тот сидел за столом, уставленным бутылками, и долго не мог уразуметь, чего добивается от него нежданный проситель. А когда понял, заорал:

- Красный корреспондент? В тюрьму!

- Еле унес ноги! - смеялся Кольцов.

Только мне было не до смеха. Михаил Кольцов был талантливым журналистом, отважным человеком, но не представлял себе всей опасности и безнадежности своей затеи. Ведь если бы ему удалось даже пройти по мосту через пограничную реку, его неизбежно схватили бы франкисты - вся территория до Бильбао уже находилась в их руках.

- Долететь в Бильбао можно только на частном самолете, - подсказали мне и назвали имя летчика.

Пилот и владелец небольшого самолета, Ян Гуас выдавал себя за личного друга самого президента басков. На свой страх и риск Гуас уже не раз летал в Бильбао. Фашисты и подкупить его пытались, и по радио угрожали: "Поймаем повесим!" Но смельчак плевал на посулы и угрозы. С Гуасом, однако, связаться не удалось. Тогда в таверне Тулузы был найден другой пилот, который с радостью взялся за дело.

- Я испанец и для камарадо руссо сделаю все!

В назначенный час мы с Кольцовым были в аэропорту. В предрассветной темноте разыскали старенький самолет. Михаил помахал мне скрещенными ладонями, и самолет взлетел.

Утром звоню Арженухину. Он сообщил, что все в порядке, Михаил Кольцов в Бильбао. Через несколько дней корреспонденции Кольцова появились в "Правде".

Бои в Испании продолжались до октября 1938 года. Наконец "комитет по невмешательству" принял предательский план отзыва иностранных добровольцев. Планом предписывался отзыв десяти тысяч иностранцев из республиканской армии (примерно 80 процентов бойцов, сражавшихся в интернациональных бригадах). Столько же процентов немцев и итальянцев - франкистов (а там эта цифра составляла уже 120 тысяч человек) должны были покинуть Испанию. Республиканцы. выполнили требование, но большинство интернационалистов не попало домой, а оказалось во французских концлагерях. Франко же не подчинился решению комитета, и республика была раздавлена. В Испании на долгие десятилетия воцарилась фашистская диктатура.

Я по-прежнему трудился в университетской лаборатории. Раньше наивно считал, что все можно вычислить на бумаге: бери готовую формулу, заменяй в ней буквенные символы конкретными числами - и практический вывод готов. На деле все оказалось куда сложнее. Самая ясная формула подчас оборачивается сплошной загадкой, как только пытаешься материализовать ее в эксперименте. На первый взгляд нет ничего особенного в непосредственном впрыске топлива в цилиндры. Замени карбюратор топливным насосом, рассчитай, сколько бензина должно поступать при каждом рабочем ходе поршня,- и новый двигатель, надежный, экономичный, заработает. У меня получалось наоборот: движок работал со страшными перебоями, не давал и половины мощности, перегревался сверх всякой нормы, бензина уходило очень много. Оказалось, все должно быть в нем иное - и конфигурация камеры сгорания, и степень сжатия, и система зажигания. И момент впрыска требовалось рассчитать с точностью до тысячных долей секунды, причем для каждого режима особый. Надо было подумать и над устройством форсунки, которая распыляла бы ничтожные дозы топлива, да и сам бензин должен быть с другим октановым числом.