- Откуда прожекторов столько набрали? - интересовался Катуков, любуясь лучами, плавно скользившими по тучам дыма, пыли, гари.

- Кто его знает...

Дан сигнал - и пехота вместе с танками непосредственной поддержки ринулась в атаку на "ослепленного" противника.

И вот уже Чуйков докладывает: захвачена первая позиция! Командующий ходит, довольно потирая руки. Бормочет: "Хорошо! Хорошо! Очень хорошо!"

Пройдена вторая позиция! Кажется, успех дела решен!

Но примерно к обеду Василий Иванович, с лица которого улетучилась недавняя радость, неохотно доложил, что огневое сопротивление противника усилилось и гвардейская пехота залегла.

- Что значит "усилилось"?! Почему залегли? - спросил Жуков. - Вперед!

- Сильное сопротивление с Зееловских высот. Бьет масса артиллерии. Пехота лишена поддержки танков: часть сожжена, другие завязли в болотах и каналах одерской поймы.

- Атака захлебнулась? - Жуков просто не мог поверить. - Это вы хотите сказать?

- Захлебнулась или не захлебнулась, товарищ маршал, - Чуйков мрачно тряхнул головой,- но наступать мы будем!

И пехота опять рванулась на Зееловские высоты. И снова безрезультатно. Артиллерия противника свирепствовала, появляясь там, где мы ее абсолютно не ожидали. Один за другим вспыхивали и загорались танки, застрявшие в каналах или торфяной жиже.

Во второй половине дня маршал Жуков не выдержал: отказался от первоначальной идеи ввести нас в чистый прорыв и принял предложение Катукова пустить танковую армию в бой немедленно. Но единственную среди пойменных болот дорогу на Зеелов насквозь простреливали вражеские пушки. Вскоре наши подбитые танки перегородили проезжую часть, затем были забиты кюветы: в них тоже застряли боевые машины. К вечеру можно было подвести неутешительный итог: первый день генерального наступления не ознаменовался развитием успеха войск 1-го Белорусского фронта.

Наутро пришло радостное сообщение: 1-й Украинский фронт прорвал главную полосу обороны противника, и маршал Конев, согласно плану, ввел в прорыв танковые армии.

После отъезда Военного совета фронта мы с Катуковым рассудили, что делать на КП Чуйкова нам больше нечего. Решили ехать в армию, чтобы самим двигать войска вперед. Оставили связь напрямую и уже через пятнадцать минут оказались в своем штабе.

- Товарищ генерал, притащили пленного с важными документами,- доложил командир отдельного разведывательного мотоциклетного батальона майор Графов.Приехал на фронт из самого Берлина.

- Давай сюда!

Немец, судя по всему, был штабным офицером. Документ, захваченный при нем, оказался очередным приказом Гитлера по войскам, в котором подводились итоги боев за 16 апреля. Фюрер торжественно извещал армию, что наше наступление отбито и тем самым выиграно время для поисков конфликта между союзниками. "На Одере решается судьба Европы,- писал Гитлер.- Здесь будет поворотный пункт войны... Русские потерпели самое кровавое поражение, какое только вообще может быть". Для поднятия духа Гитлер с пафосом объявил, что Геринг передает Берлину сто тысяч асов, Гиммлер - двенадцать тысяч лучших сотрудников гестапо и СС, Дениц - шесть тысяч моряков. Эти подкрепления и спасут Берлин!

- Вы верите тому, что здесь написано? - спрашиваю гитлеровца.

Пленный поднял на меня худое, измученное лицо. Стали видны глаза безумные глаза фанатика.

- Кто верит фюреру - верит в победу!

- Но мы под Берлином...

- Мы тоже были под Москвой!

- Но мы тогда еще только собирались с силами, а вы сейчас свои силы уже израсходовали. На что вы рассчитываете?

Абсолютно спокойно он ответил:

- На чудо.

На исходе дня 16 апреля Михаил Алексеевич Шалин доложил, что, несмотря на неоднократные атаки пехоты и танков, взять Зееловские высоты не удалось: фронт застрял.

Катуков расстегнул ворот, глубоко вобрал в себя воздух:

- Такого сопротивления за всю войну не видал. Как вкопанные стоят гитлеровские черти! А нам приказано наступать - днем и ночью двигаться, не считаясь ни с чем! Надо ехать в войска.

До штаба Бабаджаняна всего полчаса езды. Дорогу освещало зарево пожарищ. Почва под колесами ощутимо вздрагивала от могучей канонады: это советская артиллерия обрабатывала Зееловские высоты, которые упрямо, поливая кровью метр за метром, штурмовали тысячи воинов.

В штабе корпуса застали комбригов. Гусаковский, Смирнов, Моргунов - все окружили Бабаджаняна и Веденичева, анализировавших обстановку по карте. Завидев нас, Армо вытянулся, на лице - отчаяние.

- Почему задержка?!

Доложил. Трудности у корпуса действительно большие. Передовой отряд сумел прорваться к высотам на максимальной скорости. Это было настоящим подвигом: маневра у Гусаковского не было, единственную дорогу - и ту забил стрелковый корпус генерала А.И. Рыжова. И все-таки авангард Армо, а вслед за ним и остальные бригады вырвались к линии вражеской обороны. Но на подъеме стало особенно тяжело: высоты оказались недоступными для танков. Сначала командиры танков пытались маневрировать по пологим местам, но таких почти не оказалось. Чем ближе к вершинам, тем отвеснее вздымались кручи. Опытные механики-водители повели боевые машины по диагоналям подобно тому, как человек штурмует неприступную вершину не прямо в лоб, а зигзагами. Но для танков идти на подобный маневр было смертельно опасным делом: немецким снарядам подставлялась уязвимая бортовая броня. Сами танкисты зачастую не могли открыть ответный огонь, так как на склонах их пушки задирались высоко кверху. На пути гвардейцев были минные поля и рвы, фаустники поджидали их в каждом окопе, а главное, тяжелая артиллерия и зенитки, поставленные на прямую наводку, простреливали почти каждый метр склонов.

- Бьют в упор! - кончил доклад Бабаджанян. - Взять в лоб Зеелов очень трудно, можем положить весь корпус - и все равно это будет без толку.

- Ваше решение?

Тогда Бабаджанян осторожно провел красным карандашом небольшую стрелку по линии железной дороги, рассекавшей Зееловские высоты на правом фланге, километрах в пяти севернее города Зеелова. Гетман на лету понял эту идею обхода, одобрительно прошептал: "Верно! Напролом лезть нечего, надо умненько",- и стал внимательно разглядывать изогнутую светло-коричневую полоску высот, перечеркнутую красной карандашной линией.

- Главными силами отвлеку внимание,- в черных глазах Бабаджаняна заиграла привычная хитринка,- а по насыпи железки пущу Гусаковского. Здесь крутизны нет, проем для дороги вырыт. Если успеем ворваться в боевые порядки противника..

Широкая худая ладонь Армо легла ребром на намеченную цель, - и пальцы его согнулись, как бы сгребая высоты в полуокружение.

.. .Тьма сгустилась, но бой не прекращался. Пять армий фронта без передышки рвались вперед. Грохотали тысячи пушек, взрывались десятки тысяч бомб, трещали сотни тысяч автоматов и винтовок, и под весь этот аккомпанемент "профессор наук передового отряда", как любовно звали товарищи Гусаковского, незаметно подобрался на фланге к позициям врага, с боем прорвал их и свернул по тылам к югу. В 23:00 пришло сообщение, что первые три домика на северной окраине города Зеелова находятся в руках танкистов.

Я немедленно радировал Шалину:

"Бабаджанян тянет в прорыв весь корпус и вместе с пехотой Рыжова обходит Зеелов с северо-запада. Как у Дремова?"

"Темник вклинился на скаты высот,- отвечал Шалин. - Противник контратакует свежей дивизией. Положение тяжелое".

Военным советом армии было принято решение перебросить Дремова на маршрут Бабаджаняна и развивать успех.

Всю ночь и первую половину следующего дня корпус Бабаджаняна вел упорные бои: частью сил развивал успех на запад, а группа подполковника П.А. Мельникова повела наступление на восток, в тыл обороны противника. Корпус будто серпом охватил гитлеровцев с фланга и медленно скашивал все, что оказалось зажатым между его концами.

17 апреля, ко второй половине дня, выступ шириной в несколько километров вдавился на гребни высот: оборона противника надломилась на самом важном направлении.