11. Сенсация

Исследовательский звездолет «Поиск», один из двух оставшихся, кораблей галактического класса, барражировал в заутопийском пространстве, ведя наблюдения за источниками вакуумных волн. Второй звездолет — «Зов», — на котором погиб муж Джонамо Крил, с того времени был на приколе, и командир «Поиска» Гюнт не без оснований опасался, что его корабль рано или поздно постигнет такая же грустная участь.

Астронавтика давно уже утратила героический ореол, превратилась в средство транспортного обслуживания Утопии. «И сегодня, — думал Гюнт, — «Поиск» остается единственным реликтовым отголоском ее былого величия».

Предки мечтали о покорении пространства, об экспорте разума на планеты других звездных систем. Этим честолюбивым замыслам не суждено было исполниться. Утопия, задуманная как галактический форпост, плацдарм для начала космической экспансии, стала ее вершиной и… концом, выродилась в планетарную богадельню…

Гюнт понимал, что кризис астронавтики был предопределен тенденциями в развитии человечества, возобладавшими в последние десятилетия.

Галактические полеты сочли экономически бесперспективными, а связанный с ними риск — не оправданным.

Гюнт, уже немолодой человек, относился к последнему, не по очередности, а по очевидному отсутствию будущности, поколению звездолетчиков-первопроходцев. Раньше он летал на «Зове», дружил с Крилом, тяжело пережил его гибель и до сих пор мучился, пытаясь понять, зачем бортинженер пошел на верную смерть. Не доверял автоматам? Счел, что ситуация выходит из-под их контроля? Действовал в состоянии аффекта или сознательно пожертвовал собой?

Сейчас, на «Поиске», Гюнту отчаянно не хватало Крила. Нынешний бортинженер — человек совсем иного склада, угрюмый, неразговорчивый. Да и второй член экипажа космогонист Занг настолько увлечен своими вакуумными волнами, что ничего иного для него не существует.

У каждого из них ясно очерченный круг обязанностей, и нет нужды поминутно общаться. Главное, они обладают идеальной психологической совместимостью, и не оттого ли, что не мозолят друг другу глаза?

Роль командира кажется символической, она как бы зарезервирована на случай экстремальной ситуации. А его обязанности навигатора сводятся к дублированию бортовых компьютерных систем управления.

И все же Гюнт не считал себя придатком компьютера, сознавая, что присущая человеку нестандартность логического мышления дает ему неоспоримое преимущество перед самым совершенным из автоматов.

Коренастый, основательный, с цепким взглядом и бледным, как у большинства звездолетчиков, лицом, он не мыслил себя вне космоса. Однако в редкие месяцы возвращения на Мир никогда не надевал прилюдно серебристо-голубую форму астронавта, инстинктивно чувствуя ее неуместность там, где любая форма воспринимается как нелепый пережиток, посягающий на индивидуальность человека.

И он всегда покидал Мир с облегчением. Навигационная рубка была для него родным домом и в то же время вмещала в себя оставленную во Вселенной планету.

Корабельная мнемотека позволяла ему заполнить время по своему усмотрению: не сходя с пилотского кресла совершить восхождение на заснеженную горную вершину, свергнуться в прозрачном поплавке-амортизаторе с гребня водопада, скакать на иноходце по девственным прериям, которых, увы, не существует в действительности. И хотя все эти реалий были иллюзорны, Гюнт получал заряд бодрости. Мышцы его ныли от здоровой усталости: биотоковый массаж, сопровождавший иллюзию, был вполне реален и не оставлял места гиподинамии.

Звездолетчик часами играл сам с собой в компьютерные игры, тренируя реакцию, моделируя «нештатные» ситуации, разрешая головоломные задачи, которые могут возникнуть в самый неподходящий для обдумывания момент. Но всем этим занималось как бы одно полушарие его мозга, да и оно оставалось в мобилизационной готовности, а другое с холодной сосредоточенностью анализировало показания счетчиков, считывало информацию с дисплеев, прокладывало курсовую линию на хранимых в памяти многомерных навигационных картах, пеленговало звезды…

Так проходил день за днем, и Гюнт, привыкший к монотонному течению этих дней, лишь изредка нарушаемому непредсказуемыми происшествиями, не мог заподозрить, что назревает сенсация, которой суждено перевернуть не только его собственную, казалось бы, предопределенную будущность, но и привычное существование всего человечества…

Он не поверил глазам, когда в навигационную рубку без предупреждения ворвался необычно, даже необычайно, взволнованный Занг. Его всегда идеально аккуратная — волосок к волоску — прическа была взъерошена, по бледному лицу текли струйки пота. Дышал космогонист часто и неровно, с судорожными всхлипами.

— Что случилось? — спросил Гюнт.

— Сигнал! Из созвездия Доброй стаи… Наряду с белым шумом кодированная информация.

— Сигнал? Не слишком ли торопитесь с заключением?

— Это не мое заключение! — протестующе воскликнул Занг. — Экстра-компьютеры проанализировали ряд выборок и…

— Расшифровали сообщение?

— Увы, лишь частично… Сильные помехи, замирания сигнала…

— Частично… — пожал плечами Гюнт. — А не получится ли, как в прошлом веке? Помните мистификацию Черного облака?

— Черного облака? Не припоминаю…

— Эх вы! Космогонист, и не знаете? Так вот если наблюдать Седло рыцаря с Мира, из южного полушария, то вблизи Алмазного Креста оно сужается в тонкую ленту, которая сразу же за Крестом резко прерывается темным пятном, или Черным облаком.

— Вспомнил, — смущенно проговорил Занг. — Оттуда приняли излучение с линейчатым спектром…

— Вот-вот. И анализ спектра выявил корреляцию с кодом Гуи-Репсольда.

Компьютеры также засвидетельствовали осмысленный характер излучения, правда, оценив его вероятность значением 0,983. Кстати, попытки извлечь информацию как непосредственно в процессе приема предполагаемого сигнала, так и при его последующем многократном воспроизведении результата не дали.

А лет через десять Ленг доказал, что излучение Черного облака представляет собой естественную суперпозицию пространственно-временных колебаний.

Так-то!

— Но ведь 0,983 — это еще не единица! Сейчас же компьютеры считают вероятность сигнала стопроцентной. Метод прогнозируемых контр-ошибок позволяет…

— Допустим, это сигнал, — согласился Гюнт. — И каково его содержание? Ведь что-то расшифровано, пусть отрывки, куски. Есть в них смысл?

— Есть, — выдохнул Занг. — Речь идет о глобальной катастрофе на планете, которую ее обитатели называли Гемой. В результате спонтанного воспроизводства радиоактивности большая часть человечества Гемы погибла, остальные укрылись в глубинных убежищах.

— Сигнал бедствия послан ими?

— Вот здесь-то и начинается непонятное. С одной стороны, получается, что через некоторое время гемяне вымерли. А с другой… Кто-то же послал этот странный сигнал бедствия!

— И что говорят экстра-компьютеры?

— Они утверждают: «Сигнал послали личности». — «Люди?» — спрашиваю. «Нет».

— «Кто же?» — «Личности». Не роботы, не индивиды, не существа — ЛИЧНОСТИ! К каким уловкам я ни прибегал, как ни варьировал вопрос, ответ был один:

ЛИЧНОСТИ, ЛИЧНОСТИ, ЛИЧНОСТИ!

— Загадка… — задумчиво произнес Гюнт.

— Да, чуть не упустил. Сообщение заканчивалось действительно загадочной фразой: «Не дайте бесследно исчезнуть нашим… нужны всему… во Вселенной».

— А почему не умножили число выборок, не продолжили прием? Сообщение наверняка периодически повторяется!

— «Поиск» вышел из остронаправленного луча.

— Так что же вы… Надеюсь, засекли угловую координату Гемы?

Занг обиженно нахмурился.

— Засек, и с высокой точностью! Сколько ни сканировал «Поиск», нащупать вакуумный луч вновь так и не удалось.