Почему я утверждаю, что люди в Апатитах встретились мне замечательные? Да потому, что жил с ними бок о бок, не раз их испытывал. Я, например, мог спокойно идти или ехать на грузовике с полными карманами и мешком денег, полученных в банке. Никто меня не останавливал, не грабил. Люди понимали: начальник везет зарплату для рабочих. Я отдавал все деньги секретарше: она без пересчета складывала их в металлический ящик, называемый нами высокопарно сейфом. А потом раздавала получку всем буровикам. Никто никогда никого не обманывал.

Попробуйте сегодня выйти из банка без охраны с сумкой или портфелем, набитыми банкнотами. До ближайшего угла не дойдете, ограбят, а то и пырнут ножом, пристрелят. А вот в Апатитах, в начале 60-х годов, в северном городе-зоне, городе-зэке, можно было обходиться безо всякой охраны, без бронированных автомобилей и оружия. Да, меня окружали приветливые, добрые лица. Никогда не забуду их ясные взгляды.

* * *

Пошел второй год моей жизни в Апатитах. В Москве томилась жена, скучали по мне стареющие родители. Росла без меня дочка Катя. Неудержимо потянуло домой, к семье. И так удачно вдруг все устроилось, что хоть песни пой. Предложили мне в тресте должность начальника Московского бурового участка, где я прежде числился прорабом! В то время он был в ведении Калужского строительно-монтажного управления все того же треста "Союзшахтоосушение".

На этот раз пришлось мне выполнять специальные работы на объектах Главмосстроя. Что за объекты? Первой на память приходит Люберецкая станция аэрации, расположенная в поселке Некрасовка у Люберец. Это крупнейшее в Европе инженерное сооружение, которое в сутки очищает биологическим методом около трех миллионов кубометров сточных вод. Люберецкий гигант входит в Северную систему канализации и состоит из Хапиловской насосной станции, напорных трубопроводов, самотечных каналов, подводящих и отводящих, протяженностью 28 километров. По этим каналам очищенные воды текут в Москву-реку.

Я пришел сюда, когда расширившая границы "Большая Москва" потребовала эту крайне необходимую станцию. Она должна была помочь Пахринской станции. Впервые в Люберцах сооружались отстойники диаметром в сорок метров. Там появились четырехкоридорные аэротенки. Ширина каждого такого "коридора" достигала 12 метров, а глубина 5 метров. Впервые там же появились метантенки емкостью 8200 кубометров. Мы гордились, что строим станцию с такими поистине космическими масштабами. Инопланетяне, если они есть, могут увидеть наши каналы с большой высоты, как астрономы видят каналы на Марсе.

Наша страна была на подъеме. В космос полетел первым в мире Юрий Гагарин, за ним устремились другие космонавты. Хрущев в Кремлевском дворце с трибуны съезда КПСС на весь мир "торжественно" заявил, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме! Эти слова цитировали в докладах, передовицах "Правды", их постоянно повторяли по радио и телевидению, растиражировали в плакатах, висевших и в наших строительных вагончиках. Это значило, что и мне суждено было увидеть сияющие вершины светлого будущего, которое мы приближали настоящим, строя уникальную очистную станцию.

Этот громадный объект стал моей стройплощадкой. Два года каждое утро в комбинезоне и каске я ехал от ВДНХ на видавшей виды грузовой служебной машине, крытой тентом. Станцию построили в 1963 году.

* * *

Много было других стройплощадок, где мы бурили скважины, осушали грунтовые воды, строили тоннели для подземных коммуникаций. Они, как правило, располагались на новых городских землях, куда еще не подвели линии метро, на далеких окраинах. Важные объекты возводились, не привлекая внимания прессы. Но они необходимы городу, как живому организму кровеносные сосуды.

Какие это объекты? Первой назову Западную водопроводную станцию. Она служит Москве с 1964 года. Воду забирает из Москвы-реки. Сооружения для очистки и обезвреживания создавались здесь по типу довоенной Восточной водопроводной станции. В отличие от нее новая станция предназначалась, чтобы подавать питьевую воду новоселам кварталов, возникших на Юго-Западе, на самой крутой в городе Теплостанской возвышенности. Западная станция, как все тогда в Москве, строилась в сборном железобетоне.

Нашими объектами были Филевский канал, Северный канал, Южный канал... Бурили мы скважины на старом дореволюционном металлургическом заводе "Серп и молот". Завод развивался, несмотря на то что его трубы дымили вблизи центра, в гуще жилой застройки.

Итак, я снова жил в Москве. Но на периферию больше не рвался, потому что размах работ был, как в Апатитах. На Московском буровом участке, как и там, числилось около двухсот рабочих, мы выполняли план строительного управления. Контора наша помещалась в полуподвале на Тихвинской улице, в районе Новослободской. Почему-то так повелось при советской власти, что администрация стройуправлений располагалась чаще всего в каких-то темных углах, сырых и холодных стенах...

Наша база механизации находилась в Некрасовке, поближе к главному объекту, Люберецкой станции аэрации. Мотаться приходилось из конца в конец по окраинам, расположенным на десятки километров друг от друга. Но настроение не пропадало, работа мне нравилась, я от нее не уставал.

Почему мне так несказанно повезло с этой работой? Не было счастья, да несчастье помогло. Прежний начальник Московского бурового участка дело завалил. Меня срочно вызвали телеграммой из Апатитов в Москву прямо на экстренное совещание в тресте. Там приняли меры, чтобы исправить положение.

Управлял тогда трестом "Союзшахтоосушение" Дмитрий Васильевич Солодовников. Он меня хорошо знал, потому что Апатитский участок подчинялся ему лично. Именно Солодовников безо всякой моей просьбы или ходатайства отца выдвинул мою кандидатуру на должность начальника. На совещании, куда я прибыл, он предложил мне срочно браться за бурение в Москве. Я немедленно согласился, и меня тут же утвердили в новой должности.

Прямо как в сказке! По тем временам для молодого инженера то была высокая должность. Появились у меня завистники. Они распускали слухи, что место мне досталось по блату. Мол, отец Ресина в одной компании с Солодовниковым, тот и ему, и сыну приискал хлебное местечко. Отец действительно служил с Солодовниковым, но ко мне это тогда не имело особого отношения. Дмитрий Васильевич меня приметил в Апатитах, никакого кумовства и протекционизма здесь не наблюдалось.

Подход к моей кандидатуре был очень серьезный: Солодовников пригласил меня в кабинет, завел обстоятельный разговор, сказал, что верит, готов за меня поручиться. Я услышал тогда слова о громадной ответственности, падавшей на мои плечи: "Это же Москва, почти управление тебе вручаем!" Он обещал мне всяческую помощь и поддержку. Слово свое сдержал.

* * *

Тогда я уже был кандидатом в члены партии - вступил в КПСС, когда жил в Апатитах. Как это произошло, ведь я в комсомоле даже не состоял? Дело было так: потребовалось срочно отгрузить для колхозов удобрения. Транспорта, по обыкновению, не оказалось, телеграммы о помощи приносили одну за другой, да еще с угрозами: срываете сев, государственный план. Все шли со своими требованиями, конечно, в горком партии. Ну, а там в промышленном отделе обратились ко мне: Ресин, выручай!

На первых порах ласково просят. Но если не выполнишь просьбу-задание, пропишут потом под первое число, подгадят так, что век помнить будешь. Но транспорта-то нет! Как выполнить партийное поручение? Изловчился, упросил кого-то, достал транспорт, отгрузил удобрения, после чего сразу в герои попал. И тут выясняется, что я беспартийный. Как так?

- Ресин, - говорят мне в парткоме, - вступай в партию, пиши заявление!

Я начал отговариваться, мол, еще не созрел, не достоин, в комсомол недавно вступил... Тогда мне поставили вопрос ребром: "Что, у тебя есть какие-то возражения против линии партии?"

- Какие могут быть возражения? - сбавил я обороты.

- Ну и дело с концом. Считай, принят. Кандидат, поздравляем!