24 января 1966 года

На батальонных соревнованиях по штыковому бою я проиграл. Другие роты оказались умнее. Они выделили более рослых ребят. Я метался, как кукурузное зерно на жаровне. Ничего не поделаешь, по крайней мере было весело.

Сегодня опять шел снег, но мы большую часть дня находились в помещении: готовились к экзаменам на будущей неделе. Завтра будем бросать гранаты, возможно боевые.

Сегодня получил письмо от мамы. Она никогда не забывает написать. Замечательная женщина.

Сержант Крауч, по-видимому, читал мой дневник, пока я был на уроке сегодня. Он спросил меня насчет сержантов, которые хотят, чтобы перед ними пресмыкались, - кого я имел в виду, хотя ему это хорошо известно, ведь я назвал его по имени. Я ответил ему, что это всего лишь мои второстепенные мысли и не стоит принимать их близко к сердцу. Даю голову на отсечение, завтра он назначит меня в наряд по кухне.

У нас есть здесь и другие, хорошие сержанты, такие, как Браун из Миннеаполиса. Он очень худой, с большой головой и длинными ногами. Мы зовем его между собой "ногастым". Он всегда кричит на нас тонким голоском, не придавая никакого значения выкрикиваемым словам. Сержант Гроупер тоже хороший парень, всегда подскажет нам, как нужно себя вести, чтобы не попасть впросак. Он белый и пока единственный умеющий весело отсчитывать ритм шага на марше. Если он ведет нас один, то начинает выкрикивать всякую ерунду, вроде: "В гору, с горы мы идем, к Мэри-красотке зайдем. Если красотка ушла, значит, другого нашла".

26 января 1966 года

Крауч все-таки отыгрался на мне. Назначен в наряд по кухне на этот уикэнд. До отпуска девять дней, время бежит быстро, занятия и занятия. Сегодня были учения по штурму позиций противника. Мы шли и ползли по узким дорогам и стреляли по стационарным целям. Наступали целой группой. Пока одна шеренга стреляла, другая продвигалась вперед. Было страшновато, потому что некоторые ребята стреляли, не очень-то выдерживая направление.

27 января 1966 года

Сегодня утром опять было учение по штурму позиций противника. И холодно ж, черт возьми, по крайней мере двенадцать градусов ниже нуля. Нас, наверное, готовят для войны с эскимосами. У меня настолько замерзли пальцы, что я думал, они отвалятся. Был момент, когда я с ужасом почувствовал, что они как будто в огне. Ноги до сих пор не согрелись. После десяти часов пребывания на таком холоде начинаешь подумывать об уходе в самоволку. Некоторые ребята даже плакали. Они ужасно посинели. Один очень черный негр все время жаловался, что белеет, а белый парень с Юга засмеялся и сказал: "Ничего, парень, не бойся, не замерзнешь".

29 января 1966 года

На улице по-прежнему ниже нуля. Ребята маршируют - готовятся к этому проклятому параду. Пропади он пропадом. Я в списке больных. Вчера вечером на занятиях по тактике я зацепился задом за колючую проволоку. Ши пришлось выпутывать меня. Он так смеялся, что снимал с меня проволоку целых пять минут Крауч сказал, что если такое дело произойдет со мной во Вьетнаме, то "чарли"{11} поджарят на обед мой зад.

Трех ребят, ушедших в самоволку, до сих пор не нашли. Наверное, теперь их ищет эф-би-ай{12}, Несколько человек из нашей роты подумывали о том, чтобы сбежать и скрыться по ту сторону горы, но мы отговорили их. Осталась одна неделя, но многие ребята все еще не готовы воевать. Теперь уже поздно и ничему не научишься. Дядя Сэм заграбастал нас на следующие двадцать два месяца.

31 января 1966 года

Еще несколько дней - и начальной подготовке конец. Все мы как выжатые лимоны. Теперь экзамены. Мне они кажутся совсем ненужными. Разве может кто-нибудь забыть то, через что нам пришлось здесь пройти? Это так же бессмысленно, как крутить забитый до отказа винт. Единственное светлое пятно во всем этом деле - двухнедельный отпуск после экзаменов. Наверное, это будет последний отпуск, следующего долго-долго не дождемся. Ух и повеселюсь же я!

3 февраля 1966 года

Некоторые из экзаменов, которые я уже сдал, оказались намного легче, чем я ожидал. Может, оставшиеся будут труднее? Все ребята волнуются, нервничают. А что волноваться-то? В одном можно быть уверенным: никого из нас не уволят.

5 февраля 1966 года

Ну вот и конец. Я получил 85 очков, хотя и не очень-то стремился к этому. Оценка Ши ниже но он совсем не огорчен этим. Сегодня повесили списки с назначением. Собравшиеся около них ребята зло шутили и острили. Ча-Ча Лопес и я, кажется, остаемся вместе. Мы оба назначены в школу повышенной одиночной подготовки. Это здесь же, в Райли, только в другом районе, наверное в Фанстоне. Сейчас мне на все наплевать.

20 февраля 1966 года

Мои предположения оправдались - мы в Фанстоне. Никакого сравнения с Кастер-Хиллом! Казармы - старые деревянные дома. Нас набили в них как сельдей, да и пахнем мы как сельди. Дом двухэтажный, и на всю казарму только две ванны. Должно быть, они построены еще во времена первой мировой войны. Повышенная одиночная подготовка - это, конечно, не забава, и нам будет не легко. Но пока на нас никто не нажимает. Начальство, наверное, занято подготовкой камер пыток для нас. Говорят, что мы пробудем здесь десять месяцев. Ну что ж, это как раз до рождества.

21 февраля 1966 года

Сегодня получил письмо от Марии Анн из Швеции. До чего же она хороша и все понимает. Надеюсь, она будут еще свободна, когда меня уволят. Мы можем здорово зажить вместе. Но до увольнения еще очень далеко.

26 февраля 1966 года

Мне изменили военно-учетную специальность. Временно меня зачислили в какую-то моторизованную группу. Не имею почти никакого представления, что это значит. Сержант Гроупер тоже здесь, поэтому на марше с его сексуальными прибаутками нам опять будет весело. Обычная подготовка начнется только через неделю. Пока нас, видимо, будут назначать на различные работы.

4 марта 1966 года

Начались беспокойные и трудные дни. Меня сегодня доконали. Во-первых, сегодня день моего рождения и в качестве подарочка я в наряде по кухне. Уже третий раз на этой неделе. Обычно в наряд по кухне каждого назначают раз в две недели. Здесь и еще один негр, ему тоже дают наряд за нарядом. Его фамилия Оллгуд. Он говорит, что, с тех пор как попал в Фанстон, его и еще одного негра сержант назначает на кухню по нескольку раз в неделю. На меня нажимает белый сержант Моррис. Ему все не нравится: и как я одет, и как стою, и как иду, и как разговариваю. Он не спускает с меня глаз. Сегодня утром он приказал мне выйти из строя:

- Паркс, ты выглядишь так, будто только что из Гарлема.

- Почему, сержант? - спросил я. - Почему вам так кажется?

- Знаю я вас, вы все одинаковые, - сказал он.

- То есть все новобранцы? - переспросил я.

Он бросил на меня злой взгляд.

- Нет. Я сказал, вы все. Тебе бы пора знать, что значит - вы все. А теперь помолчи и получи-ка десять приседаний.

Я так и не понял, что он имел в виду под "вы все", но старательно выполнил десять приседаний. С каждым днем мне становится здесь труднее и труднее. Лучшего для вступления в двадцать второй год жизни и не придумаешь.

7 марта 1966 года

Не знаю, где учились большинство ребят из нашей казармы. Сквернее их привычек и повадок я не видел. Они ковыряют в носу, по целой неделе носят одни и те же носки и нижнее белье. В казарме вечно стоит вонь. Три четверти их - с Юга и говорят с отвратительным акцентом. Поначалу мне показалось, что Оллгуд - парень из Миссисипи - говорит довольно плохо, но по сравнению с этими кракерами {13} его речь звучит, как речь английского профессора в Оксфорде. Все они держат себя обособленно. Редко кто говорит со мной. На товарища по комнате мне повезло. Белый парень по фамилии Постхорн из Шебойгана в штате Висконсин. Хороший парень, говорит медленно и негромко, шаг медленный, ничем и никому не надоедает, все воспринимает спокойно и знай себе выполняет задания. Хотелось бы и мне так, если бы, конечно, эти сволочи сержанты не наседали на меня.