- Дорогое у нее стащила! - ясновидит Полина дальше.

Катюха губу есть прекратила. И будто понять не может, о чем речь колдовская.

"Не она!" - Люся в напряжении замерла.

- Драгоценность украла! - режет правду-матку колдунья. - Да?

Катюха плечами жмет, какие десять копеек?

"Пора кончать издевательство", - подумала Люся и шагнула к столу.

- Отдай кольцо! - вдруг вскочила со стула Полина со щипцами в руках. Отдай! Не то загнется твой зек от рака простаты!

- Отдам! - бросилась к двери Катюха. - Отдам! - затарахтела каблуками по ступенькам.

...Не носит Люся ни то кольцо, ни цепочку. Пылятся в шкатулке.

Восторженными пятиклассницами они с Катюхой поклялись, раскровенив иголкой левые указательные пальцы и соединив ранки, что будут свидетельницами на свадьбах друг у друга.

Когда наступил час Люсе заказывать фату, она отыскала телефон подруги и позвонила.

- Ага, разбежалась! - нарушила кровавую клятву Катюха, и трубка однотонно заныла.

"Зря Полину с колдовством послушалась, - оторвала от уха тоскливые звуки Люся. - Зря".

ЗАЛЁТНЫЙ СЕЛЕЗЕНЬ

Лежа без сна, Нина Искрова вспомнила, как над старшей сестрой Лидой подшутили с мамой. Сестра только замуж выскочила. Куда с добром гордая. В тот вечер со своим Шуриком засели на кухне чай пить. Дверь закрыли, час воркуют, второй... Будто одни на всем белом свете. Может, другие тоже хотят чайку пошвыркать! Нина несколько раз порывалась в кухню от такой наглости, мама тормозила: "Не вредничай!"

Потом сама не выдержала, подмигнула: "А давай пошкодим!"

Взяла швабру, с балкона до кухонного окна дотянулась и тук-тук. Да не птичкой-невеличкой, что клювиком зимой еле слышно тюкает в стеклышко: бросьте крошку хлебца. Как хорошим кулаком саданула. Дескать, открывай, не то раму вынесу к чертям собачьим.

Этаж даже не второй, четвертый. А за окном темень.

Лида резано как завопит:

- Ой, батюшки! Что это?

Шурик, защищая молодую жену, из-за холодильника топор выхватил, которым мясо рубят. На окно нацелился секир делать, если какой Змей Горыныч прилетел за молодой женой, все три пасти на свеженинку нацелил.

- Я кому-то постучу! - воинственно кричит в стекло. - Черепушку развалю для профилактики дурости!

- Форточку, форточку закрой! - Лида перепугано верещит.

Мама рот ладошкой зажала, чтоб смех не вырвался раньше срока, швабру дочери сует: "Еще стукни!"

А когда Шурик выскочил с топором рубить ворогов, вообще сложилась вдвое от веселья.

Нина была родом из Братска. Лида с мамой по сей день жили в гидроэлектрических и алюминиевых краях. В средине ноября сестра вызвала на переговоры и обухом по голове: "Мама в больнице. Дела неважные. Врачи предлагают операцию. Гарантий нет".

- Я приеду! - испуганно крикнула в трубку Нина и захлюпала носом.

- Пока не дергайся, не рви сердце, если что - сообщу.

Легко сказать "не рви". Днем в кутерьме дел еще туда-сюда. Как спать, впору стенки грызть. Было бы рядом, а тут две с гаком тысячи километров это не через огород в тапочках перебежать. Вот жизнь! Как мама не хотела отпускать после университета в Омск: "Где родился, доча, там и сгодился". Куда там послушаться! Сами с усами и ушами.

Нина придумала: если чаще быть мысленно с мамой, думать о ней, той станет легче. В постели подолгу лежала без сна, воскрешала в памяти картины детства.

Самое раннее, что помнила, вокзал харьковский, Нине тогда года четыре было, клоп клопом в белой заячьей шубке, а в руках связка бубликов. Вдруг мужчина присел рядом на корточки. Как сейчас видит его масленую улыбочку. Ухватился за бублики, потянул легонько к себе. Отдать объеденье, которого в Братске нет! Ни за что! Нина вцепилась обеими ручонками. А тот увлекает за собой. И вдруг грохот за спиной. Между вокзальными диванами с высокими спинками, распинывая узлы и чемоданы, летела мама. Она отошла к кассе. Через минуту глянула, дочери на месте нет, а сцена с бубликами уже развивается у выхода в город.

- Я пошутить хотел! - поспешил оправдаться мужчина летящему в него снаряду.

И упал на задницу от удара в грудь. Нитка порвалась, бублики покатились по залу.

- Мужик, - хохотала потом мама, - на две головы выше, но полетел, как пушинка.

- Убить ведь могла!

- Запросто! В тот момент пятерых бы расшвыряла.

И это ее мама, которая всю жизнь за километр обходила конфликты. "Зачем, доча, трепать нервы, свои и чужие?" Но пошутить, разыграть всегда большая любительница.

В школе Нина с первого дня маялась почерком. Вместо палочек выходили кривлялочки, вместо овалов - завалы. Буквам, несмотря на линейки, море по колено: то вверх полезут, то вниз поползут. Картина не для слабонервных.

"Вот ты у меня писарчук!" - горестно кивала головой мама.

Писарчуку тоже не нравилось. Читать еще до школы научилась, палочки лучше всех считала, а тут беспросветные трояки. Однажды Тамара Михайловна единицу вкатила. Не оценила Нининых стараний. А ведь та поступила, как изнуряющий себя требовательностью художник, который яростно очищает холст и пишет с нуля. Нина тоже забраковала коряво написанное, резинкой вернула "холсту" первозданность. Да бумага оказалась не тем многоразовым материалом. Второй вариант жутче первого вышел. И был оценен красным "колом".

Нести цветастую срамоту домой было чересчур. Нина вырвала страницу и спрятала в поленнице. Жили они в частном секторе. Все бы хорошо, да умишка не хватило подальше затолкать секрет.

Через день мама с охапкой дров заходит.

- Это кто у нас в хозяйство такое добрище приволок? Печку будем "колом" топить или огород городить?

И никаких воспитательных нравоучений.

В тот же год, весной, вернулась мама с классного собрания и хохочет.

- Ну, девки, вы даете прикурить! Лидку надо в первый класс посадить, "мама мыла раму" с ошибкой пишет, а Нинку на второй год оставлять. Вы что, думали Тамара Михайловна дурнее вас?

Лида училась в пятом классе и писала красиво. Буквы не колобродили, слова не кособочились. Нина придумала сестру привлечь к своим проблемам, раз у самой не выходит. Поднакопила конфет и упросила переписать тетрадку. Правда, новый писарчук наделал, торопясь к конфетам, ошибок, "раму" через "н" вывел.

- Нина, кто за тебя так красиво написал? - спросила учительница.

- Сама, - набычилась Нина. - Мама отлупила...

- Так, может, маме надо охаживать тебя ремнем перед каждым уроком?

Мама вместо ремня только потрепала хитрунью по голове: "Нельзя так, доча".

Мысленно в каждую свободную минуту Нина тянулась в Братск, к маме, всплывало в памяти давнее, почти забытое. То же переписывание... Интересно, Лида помнит? Какие-то случаи рассказывала Иришке, дочери-девятикласснице. Через день звонила сестре. Улучшений не было...

Мужа Василия Нина впервые привезла в Братск через пять лет после свадьбы. Все не получалось. И вот собрались. Встречала гостей мама. По дороге с вокзала предложила:

- Давайте Лиду разыграем. Василия та ни разу не видела. Пошлем вперед, пусть скажет, что сахар дешевый продает.

- На фотографии видела.

- Думаешь, помнит? В последнее время совсем обабилась, такая заполошная стала. Василий шапку на глаза натянет...

Василий все, как теща наказала, сделал.

- Сахар дешевый краснодарский нужен? - позвонил в дверь.

- Конечно. А где машина?

- Вон у соседнего подъезда.

Лида выглянула в окно. Во дворе на самом деле стоял крытый "газон".

- Если с мешком, на десять рублей дороже, - играл купца Василий.

- Своих кулей хватает!

И заметалась в поисках "своих". Василий было ступил в коридор. Хозяйка грубо выперла за порог: "Иди, натопчешь башмачищами! Только помыла!"

Позже извинялась: "Откуда знала, думала, еще утащит что-нибудь с вешалки".

Сорвала с двух подушек наволочки, посыпалась вниз по лестнице. А навстречу Нина.

- Привет, сестра, - пролетела мимо с таким видом, будто вчера, а не два года назад, виделись.