Сердце екнуло - колдовство.
С некоторых пор Инна стала суеверной. Раньше расхохоталась бы на магические атрибуты - рассказки дикостарой бабки, - теперь ухо топориком держит против темных сил. Живем на рубеже столетий, того хлеще тысячелетий, в такой период бесовщине самое раздолье.
Поддверная находка напугала в первую очередь потому, что сын в армии, вдруг в Чечню пошлют.
Чьих рук дело, Инна догадывалась. Этажом выше жила Криводубова... Не старуха с клюкой, злобой пополам скрюченная, нос клювом, глаз дурной, на обе ноги хромая. Нет, в спине прямая, в ногах ровная, нос не хуже, чем у других. Инженер. Но глаз тяжелый...
Инна, можно сказать, сама беду накликала. Две недели назад занесло в магазин второсортных рук - секонд хэнд. Поглазеть. И раз - туфли! Цвета бирюзы. Каблучок в меру высокий, как Инна любит, носочек закруглен. Абсолютно новые. Подошва ни грамма не потертая. Одна единственная царапина с внутренней стороны на каблуке. Кто ее увидит? На ноге сидят - не жмет, не трет, не давит. И цена смешная - сорок пять рублей - бутылка водки, которую Инна не пьет, а туфли отличные. В Париже, может, такую модель не носят, в Омске никто пальцем не ткнет.
Купила и вприпрыжку - вот повезло! - принесла домой, где по женскому принципу - сначала сделай, потом подумай, лоб наморщила: с чем носить? Цвет специфичный, что придется к нему не напялишь. На десять рядов перемерила все штук пять юбок и столько же платьев. Ничегошеньки не гармонировало. И вкус, будь он неладен, не позволял клоунских комбинаций.
Расстроилась, а потом думает: что сердце рвать из-за ерунды? Сорок пять рублей - не жили богато, нечего из пустого в порожнее переливать - каких-то пару пачек сигарет. Раз платье под секонхэндовские туфли покупать денег нет, значит, зная свою дурную натуру - туфли будут сидеть в голове занозой, решительно надо выдернуть ее, пока не загноилась. Взяла обутку и вынесла к мусорным бакам, на бетонную стеночку поставила. Кто-нибудь возьмет. Глядишь, Инне доброта зачтется...
Через час соседка Криводубова прибегает.
- Я такие шузы отхватила!
И выставляет ногу, на которой туфель с помойки.
- Смотри, как с этой юбкой прелестно!
И вправду. Юбка белая, туфли бирюзовые - идеальное сочетание.
Как Инна забыла про белое платье, что засунула на антресоли после летнего сезона... Его чуть перешить...
И так остро захотелось вернуть туфли. Но требовать: "Мое! верни!" - это детский сад на лужайке. А если купить?
- Сколько отдала?
- Восемьсот. В "Монархе" брала. Дорого, конечно, да не все же на себе экономить.
Ну, наглость! Восемьсот - это Инне три недели работать.
- Че ты бороздишь? Я их на помойке оставила, а ты подобрала! И несешь про "Монарх"! А теперь я передумала! Даю сто рублей, уступи...
Соседка крутанулась на бирюзовых каблуках и, аж глазок треснул, так дверью саданула.
Инне молчать бы про казус с туфлями, она дворничихе проболталась.
И вот результат: перья черные, колдовская вода в канун новогодней ночи, когда, может, судьба решится... Олега Максимовича пригласила "на елку" с дальним прицелом.
...Замуж Инна немало лет назад выскочила с такой космической скоростью, будто гнались за ней с топором и обручальными кольцами.
В институте на первом курсе как пошла в поход, так потом все пять студенческих лет рюкзак не снимала, да еще столько же после диплома таскалась с добровольным горбом. Визжала от радости, как в горы куда-нибудь залезть или сопли в лыжном походе поморозить. Чуть появилась возможность, сразу платье, туфли в угол, ботинки, свитер на себя и айда пошел на север, юг или восток. Чтобы по дороге первобытно надрываться от зари до зари с заплечной ношей. Зато каждый вечер костер, песни, гитара задушевная...
Друзей среди турья, этих самых туристов, полгорода насчитывалось.
Весело было, потом Инна глядь - самые-пресамые тихони из своих домоседных углов замуж повыскакивали, а ее даже никто не сватал. Не кривая, не косая, спереди и сзади нормальная, а получается - даром никому не нужна.
Тут-то Степа и подвернулся. И будто кто Инне глаза запорошил, нюх занавесил, анестезию на здравомыслие навел.
Степа оказался такой муж, что две извилины и те с трещинами. С порога семейной жизни против турья стал гайки закручивать. Не сомневался ничуть: в походы только за-ради позажиматься на свежем воздухе вдосталь идут. Считал, раз в палатках без разбора на половую разницу спят, значит, все друг с другом повально. Как же так, думал, мужику с бабой бок о бок ночевать и без того самого. Это дуракам скажи - и те засмеют.
Посему с первого дня пыль до небес поднималась, если Инна задерживалась в турклубе. "Ты под каждым мостом кувыркаешься!" - кричал. Хотя мостов в городе было раз-два и обчелся, на ту пору - всего четыре, не считая вооруженно охраняемого железнодорожного. При чем здесь мостовые переходы, спросите? А при том, полагаю, что Степа своими ревностными извилинами думал: если в палатках привыкли, им только в оригинальных условиях в кайф. В городе для этого лучше места, чем под мостом, не сыскать.
Степа выслеживал после работы, рылся в дамской сумочке, рюкзаке. Компромата не находил и злился: "Как конспирировать научилась!"
Инна по понятиям была строгих правил, ни под мост, ни под куст ни с кем не тянуло. Родив сына и услышав в который раз про подмостный секс, послала Степу в матершинное место.
Больше скорей-быстрей, как на пожар, замуж не выходила. Медленно, с раздумьями да рассуждениями, тоже не получалось. Знакомых мужчин среди турья было о-го-го. Холостых - тоже достаточно. Однако никто с семейными предложениями не выходил. Интимно пообщаться - это пожалуйста, а вместе лямку тянуть - увы.
Когда подрос сын, махнула рукой на замужество. Не хотите и не надо, я и одна не соскучаюсь.
Но проводила сына в армию и вернулась к много лет открытому вопросу. А почему бы и нет? Сорок пять лет. По-прежнему ни спереди не кривая, ни сзади не косая. Если на то пошло - зубы все до одного свои. Белые да ровные. Кто-то скажет, не в этом дело. Не надо. Это не дареный конь, который и беззубый пойдет.
Олег Максимович был мужчина самостоятельный. И с работой, и с заработками. Опыт семейной жизни у него имелся тоже в единственном числе. Не сошлись характерами. Слишком генеральский у жены, тогда как Олег Максимович рядовым целый день честь отдавать не хотел. Потому и не получилось у них два сапога пара на долгие годы.
А человек положительный. Инне нравился. Женатики далеко не все так ходят. И поглажен, и побрит, и в голове есть, с чем поговорить.
Его Инна пригласила встретить новое тысячелетие, а у двери перья валяются.
Инна позвонила знакомому экстрасенсу, как в их кругах говорили сенсику, Саньке Шулепову, коего в туристские времена звали не иначе как Шульберт. Не оттого, что Санька лихо играл на гитаре, песенки сочинял про горы и реки. Не от композитора Шуберта, а от шулера. Пройдошистый был Санька. В походе мог приболевшим прикинуться, чтобы рюкзак разгрузили. Постоянно на маршруте насчет работы норовил увильнуть. Но пел приятно.
Когда нагрянули времена сенсиков, заделался Шульберт белым магом. Говорили, какой-то университет колдовской закончил... По телевизору Саньку часто показывают, гороскопы составляет, лечит...
Ему Инна позвонила, обнаружив следы ворожбы.
- Колдовство, - определил Санька. - Без всякого сомнения. Надо очищаться. Сделай так. Налей литр воды из-под крана. Прочитай над ней "Отче наш". Читай прямо в банку, как в микрофон, вибрация молитвы должна передаться воде. Затем в пригоршню плесни и умойся, после чего набери в рот, тайком на порог ворожейке прысни. Оставшуюся воду до капли выпей.
- Сегодня пить-прыскать.
- Чем скорее, тем быстрее очистишься!
Днем Инне было не до борьбы с колдовством - стол надо готовить, отложила на вечер. Вариант с встречей Нового года один на один Инна сразу отмела. Слишком прозрачно. Еще подумает Олег Максимович - его заарканить хотят. Пригласила двоюродную сестру Светку с мужем. Светка это ведро с гвоздями. С ней не загрустит. Минуты не помолчит. Но не пустозвонное ведро, которое лишь бы тарахтеть. Эта рассказывать мастерица. На любую тему, только тронь, и анекдот, и случай из жизни...