Мой сарказм её не убедил.

- Бомбу пронесли на борт по частям: небольшая батарейка, электронные часы, электрическое реле и небольшое количество жидкой взрывчатки. Во Франкфурте не было необходимого оборудования, чтобы засечь эти вещи. Бомбу собрали в туалете и осторожно разместили за сиденьем одного из террористов, непосредственно над главным бензобаком. Во вспомогательных баках было достаточно горючего, чтобы долететь до Европы, поэтому главный бак был практически пуст. Однако он содержал достаточное количество горючих испарений. И террористы это знали.

- Продолжай. - Эти подробности заинтересовали меня.

- Бомба не должна была взорвать самолет. Между крышкой бака и полом есть пространство шириной менее полуметра, в котором находится электропроводка, ведущая к главному баку. Взрыв был совсем небольшим, его услышали лишь несколько человек, находившихся в непосредственной близости от него. Но его оказалось достаточно, чтобы пробить бензобак и вызвать огонь под главной палубой.

- Но ведь такое повреждение было бы немедленно замечено экипажем или хотя бы зафиксировано.

- Ничего подобного, - возразила Амна, - главный бак был пуст, а провода ведущие к нему, перерезаны. Командир и экипаж абсолютно ничего не узнали. Наверно один или два пассажира сообщили о небольшом хлопке стюардессе, но ничего уже нельзя было сделать - самолет взорвался.

- Как же ты все это узнала? - спросил я наконец.

- У Латифа много связей. В основном с людьми, враждебными Саддаму. А кое-что, за соответствующую плату, может узнать каждый.

- Какое движение представляли террористы?

- Никакое. Если бы их схватили, они бы назвались членами террористической организации из Филиппин.

- Но ради чего это сделано? Не вижу смысла. Что указывает на причастность Саддама к этому дикому поступку?

- Это был эксперимент. Тогда не было уверенности в успехе. Теперь у Саддама есть оружие, которое вселит страх во всех его западных врагов, как только он захочет его использовать. Его надо остановить.

- Да, но кто его остановит?

- Есть люди, - уклончиво ответила она.

- Что это за люди? - спросил я. - Если кто-то встанет на его пути, он просто уберет их. Никто ничего не узнает и ничего не сможет сделать. Вот ты, что ты сможешь сделать?

- Кое-что могу! - почти выкрикнула она.

- Что ты такое говоришь? - устало сказал я. - Какие у тебя возможности?

- О нет, я могу, и я должна это сделать. - Она не смотрела на меня.

- О чем ты? - насторожился я.

- Ни о чем.

- Что ты имеешь в виду? - настаивал я, - что ты должна?

Наконец Амна взглянула мне в глаза:

- То, что я давно уже должна была сделать.

Я сразу понял её.

- Ты присоединилась к коммунистам, - вздохнул я.

Амна не ответила. Ее молчание было красноречивее всяких слов. Я подошел к ней, присел и сжал её руки в своих.

- Женщина, ты что, лишилась разума? Ты хочешь, чтобы нас всех убили? Ты погубила всех нас! О чем ты думаешь? А как же Надия и Салих? Даже если наш брак так мало значит для тебя, ты их мать и в первую очередь должна заботиться о них.

- Я делаю это для них. Ради их будущего.

- Ты сумасшедшая! Ты лишишь их будущего, если это сделаешь!

Амна ответила не сразу. Она мрачно смотрела в пол, и я заметил слезы в её глазах. Она была умной женщиной и не питала иллюзий относительно последствий шага, который хотела совершить.

- Микаелеф, ты хороший, - наконец сказала она, - ты не заслужил такого. Прости, что все рассказала тебе, вот так.

Я отступил от нее:

- А как, Амна, ты все хотела рассказать? За обедом? Или после того, как позанимаемся любовью? Ты вообще-то рассказала бы мне?

- Я же рассказываю, - угрюмо ответила она.

- О, ну да, конечно. Ты меня за дурака считаешь?

- Я серьезно. Я хотела поговорить с тобой.

Я нахмурился:

- Ты хотела? О чем же?

- Скоро на Саддама будет покушение...

- Я не верю! Нет, не верю тебе! - Я бросился в кресло и обхватил голову руками.

- Мне поручено спросить тебя, займешь ли ты место Саддама, если покушение будет удачным. Будешь играть Саддама, пока не закончится операция и все его сподвижники не будут уничтожены?

Я с трудом соображал. Это было худшее из того, чего я боялся.

- Эта женщина безумна, - бормотал я, не в силах поверить, что моя жена - участница заговора, задумавшая убрать президента.

- Это очень серьезно, Микаелеф.

- Это точно! - огрызнулся я.

- Когда Саддам будет мертв, - продолжала она, - начнется хаос. Важно, чтобы другие члены его семьи, особенно этот ублюдок Удай и его брат, не завладели властью. Ты можешь сдерживать ситуацию несколько часов после смерти Саддама и помочь нам захватить власть в стране.

Это производило серьезное впечатление, но шансов на успех было не больше, чем у предыдущих заговорщиков. Я не был готов участвовать в такой игре.

- Насколько глубоко ты в этом замешана? - Моя злость постепенно сменялась горечью.

- Так глубоко, муж, как это только возможно.

Я беспомощно покачал головой. Для ссоры это было неподходящее время. Стало ясно, что никакие мои мольбы не заставят её изменить решение.

- И ты, разумеется, одна из тех, кто будет непосредственно участвовать в операции?

- Нет, - ответила она. Я был благодарен ей хоть за это.

- Ты собираешься использовать мое положение, чтобы облегчить доступ к Саддаму?

- Нет, ты должен быть в каком-нибудь другом месте до исполнения плана.

- Ты же знаешь, что это безумие, - сказал я тихо, без малейшей надежды на то, что она изменит свое решение.

- Это нужно сделать, - решительно сказала она. - Ради будущего Ирака мы должны уничтожить Саддама Хусейна.

Я был вымотан и разбит.

- Твое мужество поражает меня, Амна, но я не могу в этом участвовать.

- Ты не поможешь?

- Я не могу помочь, но ради наших детей и поскольку ты моя жена, я сделаю одну вещь. Я никогда никому даже не шепну о нашей беседе. То, что сказано сегодня, не узнает ни одна душа. Но я умоляю, Амна, отдались от этих людей.

- Слишком поздно.

После того как Амна ушла спать, я ещё долго сидел. Меня ужаснуло то, что она рассказала мне. А ещё меня мучила дилемма. Заключалась она в следующем: с Саддамом надо что-то делать. Но делать это должна не Амна. И не я. Жизнь моих детей была дорога мне так, что описать это словами невозможно, и я не мог подвергать их опасности. Если о роли Амны в этом заговоре известно, то получалось, что я тоже участник заговора. Однако предавать её - это уж слишком. А помешать я ничему не мог.