- Ты даже не представляешь, как мне самому этого хочется, Абдулла.

- Почему? - спросил он с любопытством. - Ты несчастлив?

Я не знал, что сказать. Как я мог объяснить ему, почему я несчастлив, не рассказывая всего остального?

- Да, - после паузы ответил я, - я несчастлив.

- Что такое? Что-то с Амной?

- Нет-нет, с Амной все отлично.

- Значит, с работой?

Я помедлил, прежде чем ответить.

- Да, - вздохнул я, - это из-за работы.

- Никакая работа не стоит этого, - твердо сказал Абдулла, возвращайся домой и оставь эту чертову работу.

- Я не могу оставить работу. Это не так просто.

- Почему? Что это за работа, которую нельзя бросить? Что хорошего в таких деньгах и в доме, в котором ты живешь, если это не делает тебя счастливым? Возвращайся домой, Миклеф.

Я разрывался между желанием рассказать хотя бы частично о своей проблеме и опасением вовлекать во все это Абдуллу. Хоть я и не видел Абдуллу с того времени, как женился, я доверял ему более, чем кому бы то ни было, кроме родственников. Мы были близкими друзьями, и я часто ругал себя за то, что не подавал о себе вестей. Наконец я принял решение.

- Я видел Садуна после того, как его призвали в армию, - заявил я.

- Его не призвали, он пошел добровольцем, - сказал Абдулла, слегка нахмурившись, - но когда ты видел его? Он не говорил об этом.

- Более пяти лет назад. Он был в казармах, в местечке под названием Чамчамель, недалеко от Киркука.

- Да, он был там, - согласился Абдулла. - Я писал ему туда. Что ты делал в таком месте?

- Я был там в командировке.

- От министерства образования?! - недоуменно спросил Абдулла.

Я долго смотрел на Абдуллу. Мне было тяжело. Иногда мне нужно было кому-то доверять. Возможно, из-за этого и погиб Мухаммед.

- Я никогда не работал в министерстве образования. Эта история была ложью.

Абдулла недоуменно нахмурился.

- Перед тем как я расскажу остальное, - продолжал я, - ты должен обещать мне, как мой самый дорогой друг, что никогда и никому не скажешь того, что я собираюсь рассказать. Ради нашей с тобой безопасности. Это строго секретно.

Абдулла выглядел оскорбленным.

- Конечно, Миклеф, верь мне. Но в чем же дело?

- Ты наверняка помнишь, что, как-то утром, перед тем как я уехал в Багдад, меня забрали солдаты Республиканской гвардии.

- Да. Я очень волновался. Я думал, что тебя арестовали. Я помню, что после этого ты стал загадочно скрытным.

- На самом деле меня возили к Саддаму Хусейну.

- Что? - невольно усмехнулся Абдулла. - Ты встречался с Саддамом Хусейном?

- Это странная история. Мой зять, Акрам, которого ты знаешь, упомянул своему начальнику, что я похож на Саддама. Меня вызвали к нему, и... с тех пор я работаю у него.

Абдулла ещё улыбался, но глаза его расширились от изумления.

- Невероятно. Я с трудом могу поверить. И в чем состоит твоя работа?

Я заколебался вновь.

- Я подменяю его, - наконец ответил я.

- Ты его подменяешь? - Абдулла недоверчиво покачал головой. - Я слышал, что Саддам использует двойников, но думал, что это просто правительственная пропаганда. Ты появляешься на публике вместо него?

- Да. Садун говорил тебе, что в Чамчамеле он встречался с Саддамом?

- Говорил. Вернее, он сказал, что говорил с ним. Это был ты?

- Да. - Я рассказал Абдулле большую часть того, что произошло с 1979 года.

- Что об этом думает Амна? Она вроде бы презирает Саддама.

- Ей не нравится ни он, ни его семья, но она понимает мою ситуацию.

- Разумеется, деньги её не интересуют, - заметил Абдулла, - но не находит ли она трудной такую двойную жизнь?

- Почему двойную?

- Ты же знаешь, что её отец был коммунист, как и все его дети. И Амна в том числе.

- Да, возможно, - отмахнулся я, - но Амна не активист.

- Ты уверен?

- Ты что думаешь, я не знаю, чем занимается моя жена? - несколько раздраженно спросил я.

На самом деле я не был так уверен в пассивности Амны. Допустим, после рождения Салиха её ожесточенность по отношению к режиму приутихла. Сначала я относил это за счет послеродовой депрессии, однако, даже после того, как она оправилась и начала возвращаться к нормальной жизни, она больше не упоминала Саддама. Я надеялся, что материнство отвлекло её от политики, но позже у меня появились подозрения, что её терпимое отношение к Саддаму не означает бездействия. Однако Абдулла не стал развивать эту тему.

- Как там её братья? - осведомился он.

- Я не так часто вижусь с ними, но уверен, что они ничего не знают.

Абдулла пожал плечами:

- Раз ты уверен, то это не мое дело.

Мысли о контактах Амны с ИКП вызывали неприятные ощущения. Я постарался не думать об этом.

Перед расставанием Абдулла заверил меня, что сохранит в тайне наш разговор, и попросил меня больше не пропадать так надолго. Я почувствовал себя очень виноватым, перекладывая часть своего бремени и на него, который ещё не оправился от пережитого горя.

- Держись, Абдулла. Если я понадоблюсь, ты знаешь, как связаться со мной, когда бы это ни было.

- Хорошо, но ты тоже будь осторожен. Ты заплыл в опасные воды.

- Я буду осторожен, - обещал я, но слова эти ничего не значили.

Когда меня привезли обратно в Багдад, я удивился, увидев огромную пробку, образовавшуюся из машин, двигавшихся в противоположном направлении. Поскольку иранцы продвинулись аж до Мехрана, повсюду носились слухи о сдаче города и народ спешно уходил на запад в сторону Иордана. Все больше распространялись слухи о заговорах и терактах, а поскольку ценой мира была жизнь Саддама, возрастало число иракцев, склонявшихся к тому, чтобы заплатить эту цену.

Мэр Багдада Самир Мохамед оказался вовлеченным в широко освещавшийся скандал в связи с делом английского бизнесмена Яна Рихтера. Из-за этого несколько недель мой зять Акрам, служивший у мэра, очень волновался.

Однажды вечером он зашел ко мне без моей сестры. Он очень нервничал, отказался от чая, предложенного Амной, и сказал, что хотел бы поговорить со мной наедине. Когда Амна вышла, он сразу заговорил о деле.

- Кто-нибудь спрашивал тебя обо мне? - спросил он с дрожью в голосе.

- О чем ты?

- Микаелеф, ты, пожалуйста, со мной в такие игры не играй. С кем ты имел дело?