— Простите, — произнес Борц, наблюдая за ней.

Эдипа сумела взять себя в руки. — А он использовал только это, указывая на книжку, — для сценария?

— Нет. — И насупился. — Он пользовался моим твердообложечным изданием.

— А в тот вечер, когда вы смотрели постановку? — Стоящие повсюду безмолвные бутылки струили на них обильный поток солнца. — Как окончился четвертый акт? Какие произносили строчки — Дриблетт, Дженнаро, — когда стояли у озера — после чуда?

— "Кто звался Турн и Таксис, у того", — процитировал Борц, — "Теперь один лишь бог — стилета острие. И свитый рог златой отпел свое".

— Правильно, — подтвердили дипломники, — да-да.

— И это все? А как же остальное? Следующий куплет?

— В тексте, которого придерживаюсь лично я, — сказал Борц, — в следующем куплете последняя строчка изъята. Книжка в Ватикане — не более, чем гнусная пародия. Заключительная строка "Того, кто с похотью столкнулся Анжело" была вставлена наборщиком издания кварто 1687 года. Версия «Уайтчейпла» недостоверна. Поэтому Рэнди выбрал лучшее — он вовсе убрал сомнительные строчки.

— Но тем вечером, когда я была в театре, — сказала Эдипа, — Дриблетт использовал именно ватиканские строчки, он произнес слово «Тристеро».

Лицо Борца сохраняло безучастное выражение. — Что ж, его дело. Ведь он не только играл в спектакле, но и ставил его.

— Но было ли это, — жестикулируя, она описывала руками круги, — просто причудой? Взять другие строчки и никому даже об этом не сказать?

— Рэнди, — вспомнил коренастый третьекурсник в роговых очках, — когда его что-то мучило, на сцене так или иначе старался это выплеснуть. Он, наверное, просмотрел множество вариантов, чтобы почувствовать дух пьесы, не обязательно в словах, и возможно, именно таким образом он и нашел эту книжку с другой версией.

— Но тогда, — заключила Эдипа, — что-то должно было случиться в его личной жизни, что-то в тот вечер для него радикально переменилось — то, что заставило его вставить эти строчки.

— Может да, — откликнулся Борц, — а может и нет. Вы думаете, сознание человека похоже на бильярдный стол?

— Надеюсь, нет.

— Пойдемте посмотрим неприличные картинки, — пригласил ее Борц, скатываясь с гамака. Они оставили студентов с пивом. — Микропленки с иллюстрациями к ватиканскому изданию. Мы с Грэйс сделали их тайком прямо в Ватикане, когда получили грант в 61-м году.

Они вошли в комнату — не то мастерская, не то кабинет. В глубине дома вопили дети и завывал пылесос. Борц опустил занавески, пошуршал в коробке со слайдами, выбрал несколько, включил проектор и нацелил его на стену.

Иллюстрации были выполнены в виде гравюр на дереве, грубое нетерпение увидеть законченный продукт выдавало в авторе любителя. Подлинная порнография создается кропотливыми профессионалами.

— Художник анонимен, — сказал Борц, — как и переделавший пьесу рифмоплет. Здесь Паскуале — помните, один из "плохих"? — и в самом деле женится на матери, тут целая сцена их брачной ночи. — Он менял слайды. — Вы получите общее представление. Обратите внимание, как часто на заднем плане маячит фигура Смерти. Добродетельный гнев, возврат к предкам, к средневековью. Ни один пуританин не впал бы в такую ярость. Кроме, разве что, скевхамитов. По мнению Д'Амико, это издание было задумано скевхамитами.

— Скевхамитами?

При Карле Первом Роберт Скевхам основал секту самых пуританских пуритан. Их центральный идефикс был связан с понятием предопределенности. Существовало два типа. Для скевхамита ничто не происходило случайно, Мироздание воспринималось как огромная хитроумная машина. Но одна из ее деталей — скевхамитская — отталкивалась от воли Бога, ее первичного двигателя. Остальные же отталкивались от некоего противоположного Принципа, воплощавшего нечто слепое, бездушное; жестокий автоматизм, ведущий к вечной смерти. Идея заключалась в том, чтобы завлечь новообращенных в богоугодное, исполненное цели скевхамитское братство. Но вдруг несколько спасенных скевхамитов обнаружили, что наблюдают витиеватое, как в часовом механизме, движение обреченных с нездоровым, завораживающим ужасом, и это возымело фатальное действие. Сверкающие перспективы аннигиляции соблазняли их одного за другим, пока в секте не осталось ни одного человека, включая самого Роберта Скевхама, который, подобно капитану, покинул корабль последним.

— Но какое отношение имел к ним Ричард Варфингер? — спросила Эдипа. Зачем им понадобилось делать неприличную версию пьесы?

— В качестве назидания. Они не больно-то жаловали театр. Это был их способ навсегда избавиться от пьесы, отправить ее в ад. А разве есть лучший способ проклясть навеки, чем изменить слова? Здесь нужно помнить, что пуритане были всецело преданы Слову, как литературные критики.

— Но в строчке о Тристеро нет ничего неприличного.

Он почесал затылок. — Это тоже укладывается в объяснение. "Святые звезды" — это Божья воля. Но даже она не сможет сохранить, или защитить того, кто ищет встречи с Тристеро. В смысле, если мы говорим, предположим, лишь о столкновении с похотью Анжело, то существуют, черт побери, способы ее избежать. Уехать из страны. Ведь Анжело простой смертный. Но бездушное Иное, которое и поддерживает в движении часовой механизм внескевхамитской вселенной, — это нечто совсем другое. Очевидно, они полагали, что Тристеро может послужить прекрасным символом Иного.

Возразить было нечего. И вновь с этим легким, головокружительным ощущением парения над бездной она задала вопрос, за ответом на который и пришла сюда. — Что такое Тристеро?

— Одна из совершенно новых сфер, — ответил Борц, — открывшихся после редакции 57-го года. С тех пор нам удалось обнаружить любопытные старые источники. Мне сказали, что переработанное издание выйдет в следующем году. Но пока его нет. — Он заглянул в застекленный шкаф, забитый древними фолиантами. — Вот, — вынимая книгу в темно-коричневом шелушащемся переплете из телячьей кожи. — Сюда я запер свою «Варфингериану» от детей. Чарльз принялся бы сыпать вопросами, для которых я еще слишком молод. — Книга называлась "Отчет о необыкновенных странствиях доктора Диоклектиана Блобба среди итальянцев, для ясности снабженный поучительными рассказами из подлинной истории сей диковинной расы".

— К счастью, — сказал Борц, — Варфингер, подобно Мильтону, вел тетрадь, куда записывал цитаты из прочитанного. Вот откуда нам известно о «Странствиях» Блобба.

Книга изобиловала старинными окончаниями, существительными с заглавной буквы, литеры «s» походили на «f», а вместо «i» стояли «у». — Я не могу это прочесть, — произнесла Эдипа.

— Попытайтесь, — сказал Борц. — Мне надо проведать ребят. Кажется, это в седьмой главе. — И исчез, оставив Эдипу перед дарохранительницей. Как оказалось, нужна была восьмая глава — рассказ о том, как автор лично столкнулся с разбойниками Тристеро. Как-то раз Диоклетиан Блобб пересекал пустынную гористую местность в почтовой карете, принадлежащей системе "Торре и Тассис", что, как поняла Эдипа, было итальянской версией "Турна и Таксиса". Внезапно у берегов водоема, именумого Блоббом Озером Благочестия, их остановили пара дюжин всадников в черном, которые завязали жестокую беззвучную битву на дующем с озера ледяном ветру. Грабители пользовались дубинками, аркебузирами, мечами, стилетами, а под конец — шелковыми платками, дабы отправить на тот свет всех, кто еще дышал. Всех, кроме доктора Блобба и его слуги, которые с самого начала отмежевались от потасовки, как можно громче заявив, что они британские подданные, и даже время от времени "бесстрашно распевали наиболее действенные из наших церковных гимнов". Зная страсть Тристеро к секретности, Эдипа удивилась, что им дали уйти.

— Может, Тристеро намеревались открыть в Англии представительство? предположил Борц пару дней спустя.

Эдипа не понимала: — Но к чему щадить невыносимого, нудного козла вроде Диоклетиана Блобба?

— Таких, как он, слышно за милю, — пояснил Борц. — Даже на холоде, даже при их кровожадности. Если бы я хотел, чтобы моя весточка отправилась в Англию — вроде как проложить себе дорожку, — я подумал бы, что он самая подходящая кандидатура. Тристеро в те дни обожали контрреволюцию. Взгляните на Англию: король вот-вот лишится головы. Прекрасное начало.